Выход зубной феи

Глава 19

– И сейчас я вам докажу, что Владимир Михайлович – вне подозрений, – заммэра тяжело встал со своего крайне убедительного, в коже и кости, кресла. Вырезанные дотошным индусом караваны слонов, рисовые поля, залитые паводком, танцы магараджей и грибницы храмов – весь этот маленький мир на подлокотнике начальственного трона вдруг завертелся перед глазами Катанина. Его собеседник резким движением оттолкнул от себя дорогую мебель и пошел вокруг не менее прекрасного стола из ценных пород того, что, видимо, оставалось на Земле в последнем экземпляре. По крайней мере, такого платинового дерева опер нигде не встречал. В кабинете чиновника, да и на подступах к нему было, чему подивиться, милиционеру даже показалось, что он попал в будущее. Которое обязательно наступило бы для всех граждан, не будь мелких неполадок со строительством коммунизма в прошлом.

Немного поплутав по коридорам власти после того, как ему удалось миновать пост охраны, Виталий безошибочно угадал самый верный путь в этом лабиринте из переходов, лесенок, площадок и стеклянных перегородок. Он попал в буфет. Слава провидению, не в кофе-зал и не в парадную столовую, а то его простонародное воображение могло бы и не выдержать. В буфете с кожаными высокими табуретами и урчащей витриной к четырем часа дня не осталось ни воздушных ватрушек с тепло-ванильной творожной мякотью, ни фирменных котлеток по-киевски, блестящих зажаристыми бочками, ни даже салата "Здоровье", который обычно строгали в таких количествах, что повар явно оздоровлялся больше всех от физической нагрузки и махов ножом. Зато, согласно технологии питания на предприятиях, имелись невостребованные слугами народа картофель-пюре и кнели паровые с овощным гарниром по ценам столь низким, что, казалось, будто им стыдно продаваться и они даже не прочь доплатить сами. По линеечке нарезанные ломтики черного давали бесплатно, в углу стоял аппарат с кипятком, и Катанин подумал, если при жизни его занесло в рай, то этим надо воспользоваться.

Кнели оказались на уровне, несмотря на свой диетический вид; сметана, взбитая с сахаром, тоже не вызывала нареканий, а уж компот с песочными колечками окончательно примирил Виталия с необходимостью быть здесь и сейчас. Он даже решил, что, пожалуй, у заммэра рабочее время уже закончилось, а отрывать человека у семьи нехорошо, значит, придется прийти еще раз. Может быть, даже пару раз, ведь со свидетелями надо быть в постоянном контакте. Но все хорошее когда-нибудь кончается, вот и Катанин смог почувствовать себя Золушкой, потому что его туфли, то есть деньги, исчезли раньше, чем бал подошел к финалу. Расплатившись невиданными в буфете железными рублями, опер предусмотрительно запасся несколькими горбушками бородинского и вышел в коридор, где ему теперь было гораздо уютнее. Вкусив их пищи, он как бы тоже стал частью закрытого для простого человека мира избранных, и в холлах не тушевался, а шел как все, не спеша и с достоинством.

Походив по мягким ковровым дорожкам, без остатка глотающим звуки шагов и обтирающим неположенную в этих местах уличную пыль с ботинок, Катанин полюбовался прекрасным видом на город из огромных окон, взял пару буклетов санатория "Залесный" где-то в закромах Родины и пошел наверх. На последнем, шестом этаже, царили порядок и строгость, и только уверенно-довольное лицо Виталия спасло его от немедленной сегрегации усилиями первой батареи секретарей. В комнатенке перед приемной заммэра обнаружилось еще одно укрепление, но девушка-блондинка на счастье была занята более дорогим гостем, и, стрельнув взглядом по удаляющейся спине опера, решила, что тому назначено. В самой приемной восседала хозяйка этого чистилища, громовержец и чертяка Оксаночка, стоящая на страже покоя своего повелителя уже добрый для него и кошмарный для окружающих десяток лет. Все было в этой девице прекрасно: великолепный Мерседес-внедорожник, именитая сумка и циркулярный визг голоса, вот только была она дура. И не простая, а набитая двумя высшими образованиями и апломбом величиной с космодром "Байконур" в период начала коммерческих полетов на Луну. В общем, игрой интеллекта и милыми ухаживаниями такую не проведешь.

Но встретившись лицом к лицу с Катанином, сытым и свободным, Оксаночка как будто посмотрелась в зеркало. Та же уверенность, и ни тени мысли на лице. Мегера интуитивно почувствовала, что они одной крови, а, значит, Самому с этим человеком встретиться не помешает. Через минуту вместе с неким редкой обжарки кофе Виталий был доставлен прямо в святая святых, кабинет Владимира Михайловича, и теперь стоял перед ним, не зная, какими словами говорить в этих имперских интерьерах.

– Оксаночка, подтяните там аппарат, мы скоро едем на открытие молочного завода, – чиновник, не поднимая глаз от бумаг на столе, скомандовал своей оруженосице.

– Михаил Владимирович, а как же полдник? – секретарша округлила глаза. – Врач же рекомендовал вам не пропускать приемов пищи!

Заммэра хрустнул карандашом и раздраженно откинул его в сторону.

– Некогда на рекомендации отрываться. Не время сейчас за плюшками рассиживаться!

– Но ведь врач строго-настрого… – Оксана с первого раза не понимала. Но, как говорится, чего с дурочки возьмешь? Заммэра на провокацию не поддался и блеснул стальной волей напополам с терпением:

– Разница между мной и врачом, – с нотками диктора Левитана завел чиновник, и Катанин вдруг поймал себя на том, что непроизвольно даже задерживает дыхание, чтобы слово руководящие усвоить вполне. Заммэра между тем продолжал:

– Так вот, Оксаночка, разница между нами в том, что он думает о жизни только одного пациента, а мне приходится думать о жизни всего города! И даже области! Вы представляете себе, какая это ответственность?? Поэтому, конечно, меня спасти важнее. А то кто позаботится обо всех? Тогда полдник обязательно, само собой. Молочный завод – не ядерная кнопка, может немного и без присмотра поболтаться.

– Так, может быть, совсем не стоит сегодня ехать? – помощница метнулась в другую крайность. – Уже шесть скоро, маленько поздновато.

– Маленько – это диагноз в очереди к семейному сексологу, Оксана, – отрезал начальник, – а у нас молокозавод впервые за двадцать лет перестал катиться в пропасть. И даже показал надои, причем настоящим молоком, на котором каймак собирается. Это вам не прозрачная бурда из порошка! Хоть в шесть, хоть в полночь, но надо проверить, как они до такого дошли.

Девушка закивала и сосредоточенно нацарапала что-то в своем блокноте. Затем вдруг начала активно жестикулировать ничего не понимающему Катанину, стуча пальцем по лбу, кивая подбородком на заммэра и выворачивая другой рукой карман офисных брючек. Виталий внимательно посмотрел на градоначальника и попытался применить дедуктивный метод. Михаил Владимирович по-прежнему сидел, уперевшись в документы на столе, и не было похоже, чтобы он неожиданно сошел с ума или ему стоило подать на бедность.

"Неужели на взятку намекает? – Виталий мучительно ворочал мозгами, но ничего более понятного на ум не приходило. – Так, а что я хотел? Вот, асфальт перед домом не положили, но зато природа вокруг, травка под ногами…Соседи-алкоголики недолговечнее асфальта, хм, сами справятся. Судя по тому, что у них теперь первым в застолье идет паркетный лак, надо в собесе пошуршать насчет социальных гробов…Что же тогда?"

В этот момент Михаил Владимирович поднял голову и встретился с безжизненным, как будто покрытым бархатным налетом плесени, сероватым взглядом милиционера. Холодком повеяло на видавшего виды заместителя: такие глаза встречались у непонятных, недоступных ему, запрятанных от всякого простого смертного куда-то в самую суть вещей специальных людей на государевой службе. А именно чекистов и контрразведчиков. Хозяину кабинета было невдомек, что давно истлел оригинал этой особой печати, и что Виталий Катанин – лишь в третьем поколении с нее слепок, нет в нем ни силы, ни полномочий, какими его дед горы сворачивал, только выражение лица и какие-то с двойным дном глаза и остались. Этого заммэра не знал и приготовился к худшему. Вернее, ко всякому, и даже очень плохому. За себя не боялся. Жалко было ему в тот момент, что дочка Марточка, ангелочек, еще такая малюсенькая, забудет его, а Вероника, услада его очей и ночей, хоть и постарше, но постарается забыть еще быстрее. Обо всем он, как муж и отец, давно позаботился, чтобы его ненаглядные девочки ни в чем не знали нужды, но и откуда что берется, тоже не знали, чтобы не смогли по-женски легкомысленно добро разбазарить. Прикрыв на миг веки, чиновник мысленно прикинул, насколько потянут ошибки молодости и нынешняя непартийность, ужаснулся и принял решение.

– Идите, Оксаночка. Вы мне всегда очень помогали. Спасибо, – Михаил Владимирович махнул рукой на опешившую секретаршу, которая, не приходя в сознание от изумления, исчезла из кабинета без лишних вопросов. Когда двери за ней плотно закрылись, заммэра повернулся к Катанину и театральном дрогнувшим голосом поинтересовался: – Вы за мной?

"Значит, следователь уже звонил", – подумал опер. "Небось опять ерунды про меня наговорил. Вон, каким сычом на меня смотрит! Почувствовал, видать, что я клянчить чего собрался…или с охраны доложили, сволочи? Ладно, с асфальтом я сам, этого только по Поленко опрошу". Виталий смущенно откашлялся и примостился на краешек кресла для посетителей. Но благородная кожа обивки не была создана для полиэстера и прочих дешевых вывертов химической промышленности. Синтетические брюки с искрой и задором тут же унесли его по глади сиденья до самой спинки, вскинув Катанинские ноги кверху и бросив их в конце виража прямо на столешницу под нос Михаилу Владимировичу.

Заммэра вздрогнул: сбывались его худшие предположения, человек в штатском с невнятно произнесенным именем пришел не с добром. Вон, уже распоряжается в кабинете как у себя дома. Зачем только время тянет? Шепчет там что-то про себя, смотрит исподлобья…Может, другие сейчас у них дома обыск проводят, и Вероника давно не звонила. А этот сидит напротив вроде дурак-дураком, а сам так и шныряет глазами, так и думает, на чем бы его еще крепче зацепить. Оксаночка-то его без звука пропустила, даже предупредить не успела, значит, что-то он ей очень серьезное показал, но что? Чиновник почувствовал, как на шее выступает противный липкий пот и тонкой неуютной струйкой стекает между лопаток.

Катанин между тем оправился от своего акробатического этюда, ощупал туалет и понял, что фирменные брючки, купленные в надежной точке на рынке "Факел", предательски разошлись по шву. Дороги оперу из этого кресла теперь не было. Он поставил ноги на место, поглубже закопался между валиками кресла и из своего укрытия начал подкоп под алиби чиновника.

– Я к вам некоторым образом по поводу вашей супруги. Дельце здесь небольшое, позволите?

Михаил Владимирович подумал, что напрасно медицинские агитки в поликлиниках предупреждают, что инсульт коварен и поражает человека внезапно и без объявления войны. Он ощутил его приближение совершенно четко: в самом центре грудной клетки разворачивалась красно-кровавая пелена удара, готовясь вот-вот обрушить свои вязкие волны на его опаленный страхом за жену мозг. Ему не хватало воздуха, в горле пересохло, а шершавый ломоть сухого языка тщетно царапал небо в попытках позвать на помощь. Узел галстука вдруг стал немилосердно жать, и непослушные пальцы уже карабкались вверх по его шелковому пути, когда дверь открылась и в кабинет ворвалась ослепительная Вероника с Марточкой подмышкой.

– Котя, что ты наделал? – не глядя на Катанина, улиткой обвернувшегося вокруг кресельных подушек, блондинка кинулась к мужу. Только что заплаканная Оксаночка поведала, что босс в грубой форме, без выходного пособия, отправил верную помощницу на покой. Причем при посторонних уже говорил о ней в прошедшем времени, и теперь она, Оксана, боится одна идти на улицу: кто знает, что случается с бывшими секретаршами? Вероника вмиг сообразила, что перемена партнерш может подействовать на супруга заразительно, и он на достигнутом не остановится. А лично ей чувство меры в этом вопросе пока не изменило. Женщина вооружилась Марточкой и пошла восстанавливать статус-кво. Теперь в кабинете она застала свою сильную половину красным, как вчерашняя вырезка на витрине с хитрой подсветкой: вроде и прикидывается свежей, но уже заветривается мшисто-зеленым с бочков.

– Сколько раз я тебе говорила, предупреждала! – заламывая лебединой грации руки, дама не стала терять времени. Отстучав острыми каблучками полкабинета, она остановились против необъятного стола, водрузила на него флегматичный шарик детского тельца и накинулась на мужа: – Ты меня обманывал? Это он, – розовый ноготок ткнул в Катанина, – он тебя надоумил? Ну, что же ты молчишь?

Владимир Михайлович ловил ртом воздух, пытаясь унять разошедшееся сердце, и не мог взять в толк, что за мизансцену подстроил ему опасный посетитель. То, что любимая жена жива и здорова, принесло ему неимоверное облегчение, зато вдруг вышедший из берегов ее всегда тихий и спокойный темперамент указывал на события чрезвычайные. Неспроста она сразу помянула мерзкого гостя, может, это сигнал? На столе разрывался телефон, но Владимир Михайлович в какофонии собственных догадок и страхов не слышал его пронзительного звона. Дверь слегка приоткрылась и в узкой щелке показалось распухшее от слез личико секретарши.

– С-с-с-низу, ой, з-з-з-вонили!– Оксаночка протяжно всхлипывала и промакивала глаза платочком. – Товарищ, говорят, обещал вашей жене что-то вручить и назад. А нету, е-е-г-о-о-о! О-о-о! – девушка оборвала сообщение на высокой ноте, и все разом посмотрели на Катанина.

Виталий уже четверть часа неимоверно сопереживал заммэра. Работать в этом дурдоме он бы не согласился даже при наличии трехразового питания в буфете: ни компот, ни кнели паровые не примирили бы его с подобными условиями труда. То, что у чиновника жизнь не личная, а только публичная, да еще в неустанных заботах о благе народном при такой горгоне-жене не казалось страшным несчастьем. Вон, как он радугой переливается под ее стервятничьим взглядом, целая палитра от фиолетового с разводами до нежной зелени майских акаций. И это еще ревнивица застукала супруга с мужчиной, хотя будь Виталий одет понебрежней, по нынешним временам еще неизвестно, что хуже: массажистки из сауны неподалеку или юноша с пробором Джастина Бибера. В общем, тяжела она, шапка Мономаха, и нет числа скорбям и заботам человека на ответственном посту. Опер вздохнул, и твердо решил помочь заммэра как мужчине и как руководителю, и не ради выгоды, а только из солидарности представителей одного пола. Из-за прорехи в штанах встать и внушительно нависнуть над блондинкой он не мог, дабы не ущемить достоинства органов, а вот внушительно выставить грудь колесом ему удалось. Навстречу Веронике из лайковых недр кресла вдруг выпятился бурый свитер в катышкам и тонкий от напряжения голос сказал:

– Гражданка, вы никогда пятнадцать суток не сидели? Рекомендую. Вы задерживаете, между прочим, опрос вашего мужа. А я вместо опроса могу задержать вас. Михаил Владимирович, – Виталий повернулся к застывшему чиновнику, – нам эта женщина мешает. – Катанин кивнул на Веронику и заговорщицки подмигнул собеседнику: мол, только свистни, холостяк всегда поможет женатому собрату.

Заммэра неожиданно для опера побледнел до просвечивания анатомии черепа. Юродствующий чекист был фигурой более мрачной и многообещающей, чем Черная метка пирата Сильвера или средневековый дядька в красном колпаке до шеи и с топором. Хозяин кабинета понял, что надежды нет, и совсем скоро он узнает главную тайну имени товарища Дзержинского: есть ли жизнь в застенках Лубянки или нет. А пока стоило предпринять последнюю попытку вытащить неповинную ни в чем, кроме ангельской красоты, Веронику из бездушной мясорубки людей в сером.

– Чем же она вам мешает? – тихо выдохнул мужчина. – Она больше не будет, я ручаюсь.

«Как запуган-то, а?– сочувственно подумал милиционер. – Бьет она его, что ли? Да вот прямо этим бочонком в оборочках. А ведь красивая женщина! Ей бы на работу пойти, в цветочный магазин или шпалы укладывать, где там у нас одни бабы трудятся? Глядишь, дома бы по струнке ходила от общественно-полезной усталости. А так с жиру бесится». Вслух же опер сказал:

– Это вы невозможное обещаете. Гражданка, я так смотрю, не очень настроена больше не быть, даже наоборот. Вы здесь долго собираетесь ребенком спекулировать? – Катанин окончательно стряхнул с себя остатки послеобеденной неги и теперь профессионально работал со свидетелями. – Не скроешься от вас. Пришли здесь, видите, у руководства совещание, так подождите, как порядочная!

– С бесом в ребрах у вас совещание! – ловко отбила подачу Вероника. – Деточку вообще не трогайте. Я ее сейчас могу отпустить и вынуть пряник изо рта, вам же хуже будет. О чем вы здесь в таких позах договариваетесь? Не удивлюсь, если у вас под столом коньяк! Или еще кто похуже.

– Вероника! – еле слышно захрипел Владимир Михайлович, пытаясь предостеречь дражайшую половину от панибратства с высшими силами. В запале интенсивной перепалки мама Марточки не обратила на легкий треск с того конца стола никакого внимания и продолжала наседать на опера.

– Я уже с одним таким хамом на днях встречалась! Знаете, что с ним сталось? Пропал, предварительно бросив жену, малолетнего кота и все имущество, включая труп мужчины, причиненный к его авто по неосторожности. Вся милиция страны его теперь ищет! Я вам не завидую.

Катанин с облегчением понял, что диалог наконец-то вышел на оперативный простор и сейчас их небольшой междусобойчик, наконец, прольет свет на преступление номер один по его участку. В добрых традициях этого дела очередная свидетельница сразу же брала все подозрения на себя, не скрывая ни злой умысел, ни предварительный сговор. Супруг тоже хорош: полностью признал вину благоверной, правда, пообещал, что на дальнейшие подвиги можно не рассчитывать. Дело сшивалось. Виталий еще больше выгнул грудь и громко сказал:

– И я. И я тоже ищу.

– То, что вы ищите, в приличных домах детям до восемнадцати не показывают, – Веронику не на шутку взбесил этот кресельный утопленник, сияющий исподним сквозь легкомысленное отверстие в брюках. Ясно, почему Михаил Владимирович сидит, до краев наполненный раскаянием и какой-то темной отрешенностью: этот короткоштанишечник рушит его натуральные идеалы и учит плохому. Женщина пошла в прицельную атаку на гостя:

– Вы зачем науськали Мишеньку секретаршу уволить? До нее дольше двенадцати минут никто на этой должности не работал, и именно из-за вас, неуравновешенных просителей.

Катанин нехорошо заулыбался:

– Это, положим, вы себе льстите, спихивая неуравновешенность на посетителей. При мне никто никого не увольнял, разве что муж ваш шамкает самоотвод по состоянию здоровью. Послушайте, как он странно дышит! – тут опер широкой дугой руки указал на заммэра и замер от удивления: чиновник уложил голову на стол и не шевелился.

Весь этот кавардак, бремя государственных забот и любовный марафон в шестьдесят два года привели к закономерному результату: обладатель всего этого счастья устал и не смог более выдерживать атмосферного давления. Что-то одно надо было сбросить, как ставший ненужным бурдюк с вином в пешем путешествии по Кавказу: понятное дело, что путнику все пригодится, только ему потом не хватит сил для свежих впечатлений. Михаил Владимирович предпочел бы отказаться от жизни, чем от Вероники с дочкой, только жизнь его тоже не желали с ним прощаться. И посему послала своему временному владельцу отрезвляющий обморок на пару минут, чтобы ценил и помнил, когда очнется. Урок оказался открытым: уяснить истину успели и супруга, и опер, пока носились вокруг недвижимого тела с водой, бутылкой Нарзана, подарочным виски и шоколадными медальками из Марточкиных запасов. К реанимационным мероприятиям тут же присоединилась Оксана. В ход пошла перекись водорода, которой секретарша размахивала под носом у шефа, объясняя это тем, что водород Херосиму не просто поднял, а даже в воздух подбросил, ну а кись, то есть кислое – оно всегда полезно, витамин С в конце концов.

Через мгновение заммэра очнулся будто в раю: прекрасная Вероника порхала вокруг него со всякими вкусными бутылками, Марточка рисовала что-то умильное в своем альбоме, а секретарша, высунув от напряжения язык, изучала инструкцию к аптечке первой помощи. Ужасный чекист будто испарился. Михаил Владимирович облегченно вздохнул: пригрезилось. Все-таки права его драгоценная супруга – надо отдыхать больше. Вот сейчас разгребемся с закупками и на Алтай, в баньку, да молоко парное, да мед с разнотравья и будешь, как новенький. Это сладкое видение дрогнуло и разошлось осколками, как стеклянная витрина, в которую в очередной раз въехал суперагент и супер-водитель Джеймс Бонд, только сейчас не рассчитал Катанин.

Его брюки уже можно было продавать как две независимые юбочки-дудочки, настолько далеко зашла проблема со швом, посему стеснительный Виталий, скрестив ноги увереннойбуквой Х, стоял у окна, наполовину завернувшись в портьеру. Оттуда он подал реплику очнувшемуся чиновнику:

– Михаил Владимирович, что вы можете сказать об исчезновении Поленко Л.С.?

Заммэра непонимающим взором уставился на неприятного визитера, прикидывая, что же тот пытается повесить на него в этот раз. Фамилия отзывалась каким-то дискомфортом, на вроде лопнувшего на днях прыща подмышкой: нарывало, но уже затягивается. Чиновник решился на разведку боем и спросил в лоб:

– Кто это? И по какому поводу вы спрашиваете об этом меня?

Виталий, как Шехерезада на свидании у султана, таинственно взмахнул бровями из-за вуали занавески: