Отец

– Домой я не поеду, – сказала, как отрезала Лена.

Отец думал, что неудача сломила её, но, услышав решительный тон дочери, возражать не стал. Кто-то из преподавателей подсказал, что в институте, кроме дневного, есть вечернее отделение, но туда принимают абитуриентов с ленинградской пропиской. Отец хорошо понимал, какая перед ними стояла невыполнимая задача.

– Сколько вашей девочке лет? – вдруг спросила у папы какая-то женщина.

– Неполных семнадцать! А вы что-то можете предложить? – оживился папа.

– Прописку можно получить, если устроиться на овощную базу, но туда такую молоденькую вряд ли возьмут?! – засомневалась незнакомка.

Лена ухватилась за эту идею, как за соломинку утопающий. Овощная база находилась на окраине города. Сестру согласились взять на работу не сразу.

– За использование труда несовершеннолетних меня могут посадить, – протестовала кадровичка.

– Вы, наверное, не любите свою дочь?! – кто-то из рабочих пытался надавить на родительские чувства.

– Лена, уходим! – поддался на провокацию отец.

– Я справлюсь! – сказала категорично Лена.

Начальник отдела кадров оформила провинциалку на свой страх и риск – осенью особенно требовались рабочие руки. Вместе с временной пропиской сестра получила право быть студенткой вечернего отделения. Днём она перебирала виноград, а потом ходила на лекции. Только в том случае, если она сдаст все экзамены в первую сессию на пятёрки, появлялась возможность перевестись с вечернего на дневное отделение, к чему Лена очень стремилась. Папа тоже не сидел сложа руки: собрал все школьные почётные грамоты, вырезки из газет, в которых сестру называли лучшей ученицей школы, и отправил в институт.

– Лишним это не будет, – был уверен он и оказался прав.

Пока Лена работала на овощной базе, жила в общежитии. Став студенткой дневного отделения, ей какое-то время пришлось снимать квартиру у коренной ленинградки, женщины почтенного возраста: спала на маленьком диванчике, на котором даже ноги нельзя было вытянуть. Сестра экономила на всём. Люда расскажет маме о том, что такое чай «белые ночи» (кипяток без заварки), как ели маргарин и как в конце недели студенты ходили в кафе на сэкономленные деньги пить шампанское и лакомиться мороженым. Ей покупали исключительно фруктовый сок.

На втором курсе после ударной работы бригадиром в колхозе сестре всё-таки дали общежитие. Родители перевели дыхание. И Лена – тоже. А у Люды появилась мечта – поступить в один из Ленинградских вузов. Пример сестры помогал ей идти к заветной цели. Она всегда с нетерпением ждала дня, когда та приедет после сессии. Каждый раз встречала на железнодорожной станции «Фаянсовой», через которую проходил ленинградский поезд. В такие минуты ей казалось, что сердце выпрыгнет из груди. Сестра привозила огромные сумки, из которых всегда вкусно пахло. Люда сразу вспоминала детство, когда папа приносил с почты посылку от мамы. Лена угощала дефицитной по тем временам «Докторской» колбасой, восточными сладостями, о которых в провинции даже не слышали, – белая косхалва с орехами кешью, прозрачная, обсыпанная сахарной пудрой, нуга, килограммовые бруски шербета с арахисом.

– Дочь, как же ты всё это донесла? Сумки тяжёлые … – сокрушалась мама.

– Мне помогли, – успокаивала Лена и шутливо добавляла: «Своя ноша не тянет!».

Мягкие игрушки, платья – Люда радовалась любому подарку. Но самым дорогим для неё стали белоснежные фигурные коньки Чехословацкого производства, которые в Кирове были редкостью. И стоили они по тем временам недёшево – двадцать пять рублей! Она едва дождалась выходного дня, чтобы пойти с одноклассниками на каток. Девушка скользила по льду под звуки «Белого танца», глаза её светились от счастья …

18. Выпускной бал

Младшая дочь училась на одни пятёрки, чем радовала отца, который всё чаще заводил разговоры о будущей профессии. Узнав, что младшая дочь собирается идти по стопам матери, успокоился. Ещё шестилетней девочкой, когда здание аптеки было деревянным и одноэтажным, она могла часами напролёт наблюдать за тем, как Нина Михайловна что-то быстро пишет.

– Мама, у тебя одни крючочки получаются, невозможно прочитать! – возмущалась по-детски дочь.

– Взрослые мой почерк понимают, – улыбнулась мама.

– Поймут и мой, – решила шестилетняя девочка и принялась втайне писать объявления для посетителей аптеки.

Небольшие листочки с каракулями она приклеивала на деревянную стену и выжидала, когда кто-нибудь появится. Не дождавшись посетителей, снова садилась за стол, и начинались расспросы.

– Нина Михайловна, к Вам незнакомая женщина, – предупредил кто-то из сотрудников. В дверь вошла старушка и с порога начала жаловаться.

– Что за безобразие? Не могу разобрать объявление, – причитала она. Мама не сразу поняла, в чём дело.

– Сейчас мне достанется, – смекнула дочь и быстро спряталась за спину Нины Михайловны.

Мама вышла на крыльцо, взглянула на маленький листок бумаги с множеством крючков и сразу поняла, чья работа.

– Меня не простят, – подумала маленькая помощница и едва не расплакалась. Но её лишь пожурили.

Когда построили новую аптеку, Люда с нетерпением ждала открытия. Большие светлые комнаты, множество шкафчиков для лекарств, просторные лестничные площадки в плетущейся традесканции и … специфический запах, знакомый Люде с детства. Она любила в свободное от учёбы время (хотя такого практически не было) приходить в аптеку. Брала большую плетёную корзину и по указке Нины Михайловны собирала в неё лекарства для городской и сельских больниц. Таблетки, капсулы, бутылки с растворами, ампулы, свечи, порошки … Мама знала, что и в каком шкафчике хранится, в какой форме и сколько стоит.

– Как ты всё это запоминаешь?! – удивлялась всякий раз дочь.

В ответ Нина Михайловна лишь улыбалась. Однажды вместе с папой и мамой дочь отправилась на городской рынок. На глаза им попался современный асфальтоукладчик, который, судя по вопросу, произвёл на маму сильное впечатление.

– Здесь столько всевозможных рычажков, тумблеров, кнопок?! – воскликнула она.

– У вас в аптеке пятнадцать тысяч наименований лекарств. Ты же помнишь не только их название, но и сроки годности, – не без гордости за жену ответил Георгий Тимофеевич.

Маме действительно не было равных в профессии провизора (фармацевта высшей квалификации). О феноменальной памяти Нины Михайловны, занимавшей должность заместителя управляющего аптекой, знали не только коллеги и домашние.

– Вам лучше это лекарство купить в ампулах, – кому-то на том конце провода объясняла мама.

Телефон звонил, не переставая, пока дочь находилась в аптеке. Нина Михайловна ни разу не повысила голоса – разговаривала тихо, спокойно, и казалось, что у позвонившего уже не было нужды в лекарствах, ему стало легче.

– Порой достаточно с человеком поговорить, пожелать здоровья, – наставляла она младшую дочь. – В нашей профессии и слово лечит.

Люде нравилась мамина работа, особенно запах, который исходил от сушёных лекарственных трав: подорожника, пижмы и тысячелистника, мать-и-мачехи и зверобоя.

– Травы гораздо лучше самых дорогих лекарств, – объясняла мама. – Их чаще всего используют в народной медицине. Готовят отвары и настои.

Младшая дочь, узнав, что аптечные собираются за ландышами, надоедала с просьбой взять её с собой до тех пор, пока Нина Михайловна не сдавалась.

– Я наберу целый мешок! – уговаривала она уже давно согласившуюся маму.

Лекарственное сырьё собирали, как сейчас сказали бы, в экологически чистом районе. Женщины садились на пригородный поезд «Фаянсовая – Калуга», доезжали до «Ивановского разъезда», станции, на которой Люда выходила, когда приезжала к бабушке Кате в Пескари, и рассыпались по лесу.

Мешок для ландышей напоминал больше наматрасник. Заполнить его было не так-то просто. На это уходило часов пять или шесть. Приезжали в лес рано утром и собирали до прибытия поезда. О ландыше в старинном травнике написано: «Есть трава горечка, растёт при тёмных глухих лесах по листочку на стороне, среди них цвет бел, ростом в пядь. Истолочь и пить с травою крапивой или мятой, или лютиками от смертной грыжи, если болят очи».

– Какая красота! – всякий раз восхищалась девушка, когда видела море зелёных стебельков с маленькими белоснежными колокольчиками. – Раз, два, три … – она подносила к лицу маленький букетик и вдыхала аромат майских ландышей, а вечером мысленно точь-в-точь воспроизводила картину природы, когда ложилась спать.

Аптечные работники собирали ценившиеся больше цветки для приготовления «сердечной» настойки. Надышавшись неповторимым запахом, Люда едва передвигала ноги. На станции женщины, довольные сбором, усаживались удобно на траву, доставали бутерброды, воду и остроумно шутили. В поезде под стук колёс дочь засыпала, а Нина Михайловна наблюдала за ней и в душе радовалась за свою «преемницу». С ароматным грузом они возвращались на автобусе в аптеку и рассыпали на полу ландыши тонким слоем для сушки. В эти дни она благоухала, и посетителей в ней было больше обычного. Люда следила за тем, чтобы листья и цветы не пересохли или не сгнили, вовремя их трусила. Она любила спускаться в подвал, где хранилось лекарств видимо-невидимо. Испытывала чувство страха, когда проходила мимо небольшого ящика, на котором были нарисованы чёрной краской человеческие череп и кости.

– Это яды, – спешила успокоить мама. Их используют, но в очень малых количествах, для приготовления лекарств. Передозировка вызывает смерть!

За хранение ядов несла ответственность Нина Михайловна. Фармацевты получали их под роспись и готовили лекарственные формы: смешивали какие-то порошки, взвешивали на специальных весах, у которых вместо гирек были миллиграммовые пластинки, и фасовали, упаковывая их в небольшие пергаментные листочки. Люда иногда помогала «крутить порошки» и представляла себя химиком-аналитиком, который подолгу смотрит в микроскоп, изучая белое кристаллическое вещество.

– Людмилка, как у тебя всё ловко получается! – радовалась мама. Она и предположить не могла, что к концу десятого класса дочь неожиданно изменит своей мечте стать фармацевтом или медиком. В ней, как и в отце, «заговорит» Макаренко.

– Я хочу поступать в педагогический институт! – однажды заявила она родителям.

– Ты нас озадачила, – всё, что мог произнести отец. Мама готова была расплакаться.