– Верь мне

Я помню те времена, когда никто не понимал, почему Николас ходит с нами, хотя на два класса младше меня и его ещё не успели загнобить, но стоило копнуть чуть глубже, как все те рыбные скелеты выплывали на поверхность: синяки по всему телу, дранная одежда, запуганный вид – он сбегал к нам не потому, что его обижали, а потому, что он считал, что заслуживает такой компании «непонятых». А парадокс заключался в том, что, в отличие от него, Стефана не была «оборванкой», которой её считали, а скорее была той, кого было не жалко засмеять за пятно на футболке или порвавшиеся колготки, ведь она не умела терпеть и била – реагировала так, как хотели обидчики.

– Просыпайся, – ударил меня ногой наш школьный дворник. – Врача?

– Который час? – испуганно спросила я.

– Обед, – ответил он, выбросив мусорный пакет в тот бак, на котором сидела Стефана.

Чуть придавив свой сэндвич в портфеле, я направилась в школьную столовую, в которой собиралась поесть, а затем вовсе сбежать из этого места. Проходя по коридору мимо тех самых людей, которых мы привыкли называть школьниками (заранее неудавшиеся банкиры, в будущем заядлые администраторы, повелителями кружков по интересам и те самые «диванные эксперты», сейчас смеющиеся над всеми вокруг), теснота ощущается по-особому. Это не «нехватка пространства», а энергии, которую съедают эти похотливые улыбки, в голове извращённые до неузнаваемости, махи руками, желающие больше места, смех, скрипящий в ушах.

– Элиза? – кто-то потрогал мою руку.

– Нора? – сонно спросила я.

– Ты где была?

– Меня искали?

– Да! – вскрикнула она, взяв меня за руку и поведя за собой в столовую. – Мы, – указала на один из «крутых» столиков, где сидели старшаки.

– Здорово, – саркастично сказала я, – но это не мой столик, – была готова уйти в сторону того самого, где раньше сидела я со своими друзьями, как вдруг встретила их злобные лица, направленные в сторону меня и Норы. – Что ты им сказала? – недовольно спросила я, убрав её руку с моей фигуры.

– Ничего, – сделала честные глаза. – Я просто передала фигурку, – посмотрела на них. – Это он из-за неё тебя толкнул?

– Это мои друзья – пойдём объясним им, что это случайность.

– Разве друзья бьют? – снова схватила меня.

Бьют ли друзья? Должны ли бить родители? Можно ли ударять тебя мужу или жене? Что-то тогда перевернуло эту карту тузом вверх – и я опомнилась, почувствовав тот самый синяк от Оливера на плече.

– Ты считаешь, что заслуживаешь места у помоек, из-за которых ты неприятно пахнешь? – спросила, давя на меня, Нора.

– А ты заслуживаешь этой бедной школы? – внезапно заговорила я, из-за чего мы остановились посреди столовой.

– Думаешь, что я из богатой семейки? – тыкала в себя пальцем. – Все мы здесь – жертвы.

– Жертвы чего?

– Мы, – посмотрела на тот самый «хороший» столик, – дружбы. Когда родители только начинали хорошо зарабатывать и хотели отдать моих друзей в частную школу, то оставили их здесь, ведь моя семья не могла этого позволить.

– Из-за тебя они учатся здесь? – спросила, впечатлённая я.

– Да, – снова потянула меня, – так что пошли, -двинулись к её друзьям.

– Почему вы там так долго стояли? – спросил самый большой и, по всей видимости, главный из её компании, одетый в пафосную красную куртку.

– Леви, это потому, что из двух зол Элиза не могла выбрать меньшее, – пошутил Финн – один из близнецов.

– Или большее, – сказал второй Люк, из-за чего они оба расхохотались.

Я села рядом с Норой, которая, как мне казалось, понимала меня больше всех, но в то же время отталкивала своим внезапным интересом ко мне. Каждый раз, когда ребята задавали мне вопросы, то она проверяла моё выражение лица, а также дрожащую стопу.

– Так это вы, – начала говорить, видимо, девушка Леви Джульетта, – с этим вашим клубом «нетронутых» промышляете своими странными шутками? – небрежно ковыряя тарелку, спросила она.

– «Непонятых», – поправила я.

– Но вы же всё– таки не тронуты, – сказал один из близнецов, которых я не отличала друг от друга, и они снова оба рассмеялись.

– Это вы ей волосы подожгли, – сказал «главарь», моментом улыбнувшись.

– Отлично сохранились, – заметила я, перестав пить свой пакетированный сок.

– За месяц и деньги и не такое отрастёт, – сказала Нора, утерев нос своей подруге.

– Отлично сработали, – сказал Леви, – настолько, что вся школа думает, что она спалила их, подкуривая сигарету.

– Мы не обижаемся, – сказала Нора, – нужно уметь прощать всех вокруг, – положила руку мне на спину.

– Так это вы, – я отпила сок из трубочки, – обижаете Арнольда?

– Арнольда? – вспоминая мальчиков, которых они когда-либо обежали, спрашивал у самого себя главный. – Того самого, что лезет под мяч? – посмеялся.

– Вышибала, – близнецы рассмеялись.

– Это твой брат? – спросила Нора.

– Нет, – тогда мне стало стыдно, – один мой хороший маленький друг, – сжала губы.

– Он сам под мяч лезет, – сказала Джульетта. – Болван.

– Мы можем его больше не трогать, если он так важен для твоего паззла, – сказал Леви, доедая свой обед в виде сырных палочек.

– Паззла? – не поняла я.

– Метафора, – сказал один из близнецов.

– Баскетболисты знают метафоры? – сыграла удивление я. – А я уж думала, что вам все мозги отбили, – однояйцевые рассмеялись.

– Заодно и школу посещают, – подметила Нора.

– Элиза, – обратилась ко мне Джульетта, – завтра у Леви День рождения – и мы собираемся в нашем театральном зале, а наша пара друзей не может прийти.

– Составишь компанию? – спросила смазливый Леви, откусывая очередную палочку.

За всей красивой обложкой и ненавистной критикой скрывалось что-то похожее на дружбу: похотливые усмешки со стороны походили на радостный смех, те самые махи руками теперь казались проявлением любви, а вся компания переставала быть «никчёмной», как и я сама в своих глазах. Эти взгляды то ли зависти, то ли озлобленного сожаления моих старых друзей, направленные на меня, сидящую на тем столиком, как мне казалось, теперь съедали меня так же, как люди в коридорах.

– «Составишь компанию?», – рассказывала я Вильгельму, с которым мы направлялись играть в баскетбол каждый первый вторник месяца до наступления и после конца зимы. – А я отвечаю: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах».

Мы проезжали по тем самым дорогам вечером вокруг жилых домов, по которым ещё днём разъезжали машины, в поисках нашей излюбленной площадки для того, чтобы мой друг в очередной раз учил меня закидывать мяч в корзинку.