Тридцать восемь сантиметров

Мужчины, по большей своей массе, слепы, как кроты. Они не видят очевидного. Того, что под носом. Хотя понятно, что в женщине иногда сложно увидеть красотку. Она мимикрирует, прикрывая одеждой, косметикой, багажом, книгами по квантовой механике, очками, детьми, характером, синдромами и головной болью то, что делает ее в глазах мужчин неотразимой. Обманывает и кажется не тем предметом, на который стоит обратить внимание. Но вот когда вся эта шелуха отпадает. Когда вся эта проклятая шелуха отпадает…

Кони плыла над дорожкой в коротком голубом платье, под еле слышное сиплое дыхание. У моих приятелей вдруг сделалась одышка. Мой выигрышный билет вызвал у этой парочки аритмию. На секунду мне показалось, что его величество еле слышно попросил Рубинштейна хлопнуть его по спине, якобы ему в хлеборезку скользнула проворная ночная муха. Трилобит не ответил и я почему- то не удивился. Конкордия ослепляла.

-С днем рождения, – произнесла она и поцеловала меня в щеку.

-Спасибо, – я глядел в темные провалы зрачков, что-то все же в них было. Что-то пряталось там, в глубине. Необъяснимое. – Это Эдвард Мобалеку и Мозес Рубинштейн, мы вместе работаем, Кони.

-Очень приятно, – она улыбнулась.

-Конкордия, – представил ее я, раздумывая называть ли фамилию, но она все решила сама. Подойдя к ним, она протянула руку и представилась.

-Конкордия Левенс, – толстый застыл с открытым ртом, а ископаемое сделал вид, что подавился вставной челюстью. И если бы не Рита, к чувству голода которой примешалось чуть- чуть ревности, мне пришлось бы отвечать на массу вопросов, на которые я не знал ответа. Все делается к счастью.

-К столу! – в очередной заорала толстуха, и я с облегчением выдохнул. Все решается, и решается не мной. Я был рад этому обстоятельству. Жизнь текла, проблемы разрешались.

– Ну, ты даешь, чувак, – тихо произнес Мастодонт, пока мы топали к двери. Я промолчал.

Тетушка Долли в клетчатом фартуке, от которого веяло домашним теплом, заканчивала последние приготовления. Сегодня на тиа надела лучшие серьги и слегка поправила губы помадой. В общем была в полной боевой готовности. На столе уставленном тарелками из ее парадного сервиза, парил запахом хавчик. Тушеная баранина, картофель, пара салатов, тапас. Батарея разноцветных бутылок ожидала своего часа на приставном столике.

– Как дела?– участливо поинтересовалась тетушка у Кони. – Давно вас не видела.

-Не было случая приехать, – беззаботно откликнулась миссис Левенс и улыбнулась.– Было много дел.

Держалась она великолепно, ее глаза лишь немного сузились, когда она увидела меня при свете желтых ламп гостиной. Я моргнул, в ответ на этот внимательный взгляд. Время для вопросов еще не пришло.

-Оо! Баранина! Пахнет великолепно!

-Ну, что вы, я готовила ее в первый раз, – тетушка продемонстрировала самое ложное из всех возможных ложных смирений. – Кони, это Руфь Рубинштейн, супруга Мозеса.

-Очень приятно, Конкордия.

Трилобитиха рассматривала мою спутницу как одну из форм отвратительной заразы называемой жизнью. Конкордия ей не нравилась абсолютно. Все в ней раздражало худую как воблу половину Рубинштейна: белые правильные зубы, копна блестящих волос, серые глаза, кожа, веснушки, а грудь и длинные ноги, шедшие в довесок, так и совсем выводили из себя.

– Как поживаете, Конкордия?

– Хорошо, а как вы, Руфь?

– Тоже неплохо.

Пока мы устраивались за столом и обменивались любезностями. Китиха отложив решение проблем с Конкордией на потом, принялась за более важные дела – рубон. Это было то самое, что стоило увидеть хоть раз в жизни до того момента пока не впадешь в полный и бесповоротный маразм. То, что заслуживало воспоминаний в старости. То, о чем хотелось сообщить внукам на смертном одре. Потому что зрелище было из ряда вон.

Святые угодники! Попокатепетль, милый друг! Не стоило ходить по воде и летать на черепахах. Все это просто ярмарочные фокусы, в них нет таинства. Сокровенное скрывается вовсе не в мироточении и вервиях, и не в обсидиановых ножах. Оно более зримо. Оно в выражении, с которым чета Мобалеку, устроившаяся за столом тетушки Лиланд, смотрело на еду.

Вы видели глаза? Глаза страждущих? Тех, которые прошли Хинган и Гоби? Изможденных путников Гойи? Франсис, старина! Ты брал не тех натурщиков. Увы, и жил не в то время. Ты многое упустил.

Навалив на тарелку, целую гору всего вперемешку, Его величество застопорил мыслительные процессы, как подлодка перед всплытием, в его реактор полетел графит. Глянув на жену, он решил дождаться старта. У них в этом своего рода взаимопонимание. Мастодонт напоминал старого пса, который положив голову на колени хозяина, ждет команды.

Его Афродита не теряла времени даром. Ей было мало тарелки, она прихватила пустой салатник, который тетушка забыла на столе, и все это по-быстрому наполнилось едой. Баранья ножка, рядом с которой бессильно упал салат, фиолетовые кружки салями, и бледно розовые ломтики ветчины. Все это художественно украшается печеной картошкой. Хавчик водопадирует. Несется. Телепалетируется (По выражению образованного Величественного). Крышки вверх! Доеденефене! Танец дождя! Абструкт! Цугцванг!

Я не успел рассмотреть меню, хотя и сам был голоден, я был занят Конкордией. Мы отстукивали морзянку, заполняя эфир. Мои мысли на русском, коснулись ее разума, и она растеряно мне улыбнулась.

«Что случилось, Макс?»– я тронул изуродованными руками голову и ничего не объяснил. Мне было сложно разъяснить, что-либо.

«Я в порядке, не волнуйся, дарлинг».

«Я сейчас заплачу», – в уголках ее глаз блестели слезы. – «Тебе больно?»

«Нет. Уже не больно, не волнуйся, прошу. Ты сногсшибательна. Я люблю тебя».

«Я люблю тебя». – она улыбнулась сквозь так и пролившиеся слезы.

Наши глаза превратились в сиамских близнецов, воздух, обогащенный мощными испарениями супругов Мобалеку, танцевал между нами. Слишком увлеченные друг другом, мы пропустили старт.

Это было досадным упущением. Повинуясь неслышимому сигналу, Толстуха, принялась восполнять запасы сахара в крови мощными гребками ложки.

Ее благоверный, не отставал, запихивая рубон отточенными движениями фехтовальшика. Батман! Аллонже ле бра! Он храбро сражался с бараньим боком как тореро с быком. У барана в любом раскладе не было никаких шансов.

Темп нарастал. Мелькали столовые приборы. Это было что-то вроде соревнования Оксфорд против Кембриджа. Только намного зрелищнее. Большие гонки восьмерок, по сравнению с кормлением четы Мобалеку – просто лажа. Большая разрекламированная лажа. Красивый бессмысленный фантик, обертывающий пустоту созданную негодяями маркетологами.

Они нами вертят, и их приходится ненавидеть отдельной, уложенной в разуме в картонный ящик «Разное», ненавистью. Они обращают любовь в похоть, радость за кого-то в зависть, сопереживание в уныние, трудолюбие в алчность, а чепуху в золото, за блеском которого мы не видим настоящих вещей. Ни веры, ни надежды, ни любви, ничего. А вот на Китиху с ее благоверным стоило глянуть! Тем более, представление было бесплатно.

Темно-синие против светло-голубых. Восемнадцать человек на двух лодках. Четыре мили триста шестьдесят два ярда между мостами Патни и Чизик. Двадцать минут активной гребли. Соус закипал бурыми водоворотами Темзы. Салат проносился створными знаками. Восемь фунтов прекрасно приготовленной баранины были разобраны по тарелкам. Не хватало только команд рулевых девчонок.

Поначалу, вперед вырвалась Рита, ополовинив запасы пятью мощными движениями. Но ее расчетливый супруг, глубоко вдохнул, образовав дополнительный объем, легко обошел свою Венеру на финише, пока та замешкалась с упрямой бараньей ножкой. Настал черед второй порции. Слава богу, что время вопросов так и не наступило, хотя взгляды поневоле обращались на Конкордию. Которая улыбалась и гоняла по тарелке салатный листик. Я был ей восхищен.

Все были слишком увлечены чемпионатом по жратве. Раз! По идеальной кривой похожей на запуск космического корабля ложка выходит на орбиту у открытой пасти. Два! Маневровые двигатели отключены, в силу вступает ее величество инерция. На высоте шестидесяти сантиметров от поверхности парадной скатерти тиа Долорес происходит чудо. Шлюз закрыт, стыковка завершена. Всеобщее ликование, как в центре управления полетом. Брызги! Страсть! Натиск! Кормление удавов! Только сегодня.

Его величество несколько осоловел и пробежался по пуговицам рубашки, выпуская на волю лишнее тепло.

– Неплохой рубон, тиа, – пробормотал он, продолжая метать еду в открытый рот.

-Приятного аппетита, Эдвард.

-Угум. Только мало перца, тиа. Рита обычно кладет в два раза больше.

– Не все любят острое, – тетушка поджала губы. – мистер Шин не любит.

-Потому что он китаец, тиа, – объяснил Величественный и утер пот со лба.

Пока все были заняты: мы с Кони молча общались, нам много чего надо было сказать друг другу, Мобалеку ели, Руфь разговаривала с тиа о лечебных ванночках для ног. Старина Рубинштейн, спрятавшись от взглядов своей зоркой миссис за мощным торсом Риты, мирно беседовал с бутылками. Напоминая всем своим видом кота на рыбацкой пристани, которому с неба упал ящик требухи и полпакета рыбьих голов. Человеку иногда хватает самой малости, чтобы почувствовать себя счастливым. Но только иногда, в остальное время ему мало целого мира.

-Плесни как мне, Макс, – заявил его величество, утирая пот со лба. Почувствовав слабину супруга, Рита подцепила плававший в соусе последний кусок. – Легкие закуски требуют запивки. Иначе, от них пересыхает в горле и основное блюдо уже не лезет.

На мою информацию, что это и было основное блюдо, он сделал грустное лицо и пробормотал что-то о жмотах китайцах, у которых странное представление о еде. Я засмеялся и отдал ему свою порцию.

– В следующий раз предупреждай, я буду приносить хавчик с собой, просекаешь, чувак? Если ты сам не любишь пошамать, то это не значит, что остальные тоже так думают. Если у вас там в Китае, есть досыта не принято, то тут у нас другие порядки.

Я налил ему виски.