Тридцать восемь сантиметров

-Твое здоровье, чувак! Никогда больше не болей, – он выдул стакан махом и углубился в мою порцию. Делов там было на пару минут. Тиа Долорес ставила на стол фрукты и торт.

***

–Они милые,– с улыбкой произнесла Кони. Все уже разошлись, мудрая тетушка возилась на кухне, напоминая о себе лишь звоном посуды. Сигаретный дым вился в тихом воздухе не желая растворяться. – Что с тобой произошло, можешь сказать?

-Попал в переплет. Все уже хорошо, Кони, – огорчать ее мне не хотелось.

-Ты мне очень нравишься, Макс, я люблю тебя, – этого я не ожидал. Это было как удар под дых, неожиданный и прямой. Я люблю тебя. Она серьезно смотрела на меня, из-за полутьмы ее лицо казалось мраморным. Тени лежали на нас. Я тянул какую-то дрянь из бокала. Что-то приторное, нормального алкоголя просто не осталось. Рубинштейна, который под шумок уничтожил все мои запасы, унес Мастодонт. Старая немощь комично покачивалась на огромном плече. Вид был такой, словно мясник несет кучу тряпья, из которого торчит щеточка усов и раздается умиротворенное бормотание. Кони смотрела на меня. Я ей нравлюсь. Я тебя люблю, она погладила меня по щеке.

– Я тоже тебя люблю, – я потянулся и поцеловал ее. Она ответила, вытягиваясь в моих руках.

-Обещай, что больше не исчезнешь. Я сильно переживала. Думала… Неважно. Мне показалось, что все это, просто на один раз, представляешь? Один раз. Это неправильно. Я так не умею.

Я затянулся и выдохнул дым в темноту. Это неправильно. Я так не умею.

– Ах, да! Я же купила тебе подарок! – она покопалась в сумочке.

Серебряный брелок в форме пуделя с глазками кристаллами, загадочно поблескивающими в темноте. Он поджал передние лапы, готовясь к прыжку.

-Красивый, правда? Его сделали вручную, есть один мастер на Олив роуд.

-Очень красивый. Спасибо, – я потянулся к ней губами. Она аккуратно касалась пальцами моих волос, словно эти прикосновения могли вылечить меня быстрее, чем это сделала бы природа.

Тиа Долорес включила в доме приемник. Играл блюз. Джо Банамасса, я буду с тобой до самого конца. До того момента, пока время не закончит свое течение. Я буду с тобой, что бы этот мир ни готовил. Только ничего не бойся.

Я ничего не боялся, теперь у меня был серебряный пудель, который собирался прыгнуть. Прыгнуть вперед, в неизвестность.

-Мне пора, Макс. Рик будет переживать. Он сейчас с Джоши, – она поправила задравшийся воротник моей рубашки. – Тебе нужно ее прогладить, Макс. Тут складки.

-Я тебя провожу.

-Не надо. Я на машине. Позвонишь?

-Обязательно. Завтра вечером, окей? С утра у меня дела.

Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла в темноте. Потом закурил еще одну сигарету. Ты мне нравишься. Я тебя люблю. Свет лежал на дорожке. Блюз продолжал звучать. Ты мне нравишься. Зазвонил телефон. Я быстро вынул трубку из кармана в надежде, что это могла быть Кони, но на другом конце провода возник пьяный Мастодонт.

-Слушай, короче, мы тут посоветовались, если хотим разобраться в этом бактрериальном дерьме, то стоит навестить одну бабулю в Летающем цирке. Не факт, что останемся с информацией, сильно не рассчитывай, чувак.

Он принял решение не сваливать дело на больную голову легавки. Я сдвинул трубку удобнее, что бы ничего не пропустить, если бы инспектор детектив Соммерс слышал нас, то поставил бы каждому по ящику белого. Навестить одну бабулю в Летающем цирке значило только одно – мы продолжаем искать парня с «Питоном». И Толстяк наплевал на советы нашей бетонной жабы графини Маллори-Сальтагатти, а завтра мы нырнем в фиркадельки, в ту реку г..на, в мутной воде которой ловились яхты, бунгало и телки с большими дойками. Что послужило этому решению, сведения, полученные от ветхого как папирус профессора Фодергила, или пинта виски, на тот момент мне было все равно.

– Совсем забыл, мы с Мозом там тебе небольшой подарок оставили, сечешь? Тот пакет, что я притащил.

Разорвав оберточную бумагу, я увидел бронзового слона.

-Хорошая вещь! Товар дня в Карэфуре, прикинь? Раньше они хотели за него двести монет, но мы купили на распродаже за пятьдесят. С днем рождения, Макс. Твоя цыпа, кстати, реально жена этого кислого Левенса? Да? Ты гонишь, чувак. Где ты ее подцепил?

-Долгая история, Моба.

-Понятно, ладно, спокойной ночи, чувак. Завтра – летающий цирк, не проспи, я заеду к одиннадцати.

Слон таращил на меня бронзовые глаза. Затащить подарок к себе наверх я так и не смог.

Мама Ангелопулос и ее внучек

Черт, ну как же воняло на лестнице! Гнилью, табаком и подмышками. Беспросветной дрянью. Кроме того она была деревянной, реликтом, что до сих пор прячутся на окраинах. Ими еще восторгаются наивные любители уютной колониальной старины. Ручная работа с темными от грязи перилами. И эта ручная работа кряхтела под нами, словно срок ее наступил еще позавчера, но добрый боженька совсем позабыл отправить ее на тот свет.

Сам летающий цирк был не намного лучше: кое как прилепленные домики, штукатуреные фасады, напоминали ряды престарелых путан, скрывающих возраст и опыт под столетними слоями фальшивой позолоты. Они выстроились вдоль обочин, цветные и жалкие одновременно. Было видно, что веселье тут происходит каждый день и дым стоит коромыслом, стоило солнцу зайти за горизонт. Боби в этот термитник ходили неохотно. Слишком хлопотно. Бесполезно было наводить порядок там, где беспорядок был законом. Тем более было странно наблюдать Мастодонта чувствовавшего себя здесь как рыба в воде.

– Хесус с бабулей тут всем заправляют, сечешь? Если хочешь чего-нибудь, иди к ним. У них можно найти все, кроме дури и бактрерий. Они тебе достанут все, что угодно, и загонят по разумной цене. У бабули в голове калькулятор, я тебя уверяю. Она помнит и знает все. Если что случается, она определенно в курсе, Макс.

Я кивнул. Все это напоминало мой последний приют в Манчестере, ну, или окрестности Дорогомиловского рынка – те же безучастные ко всему наркоманы, толпы местных обитателей на углах. Несчастные, которых чистоплотное, но ленивое общество замело под ковер. Тележки, тачки, какая-то дрянь, битый кирпич, разрисованные стены. Здесь можно было оставить кучу денег, здоровье или жизнь. На выбор. Или все вместе, без альтернативного варианта.

Солнце освещало всю эту суету, окрашивая дорожную пыль в нежно абрикосовый цвет. Странный цвет, делавший всю эту свалку слегка пригодной для жизни. Легкая красная дымка по краям моих глаз делала пейзаж совсем фантастическим. Вроде тех постапокалиптических голливудских декораций. Да они вообще не стоили миллионов, что на них тратили. Летающий цирк всю эту красоту мог предоставить бесплатно. Хотя нет, за любую мелочь здесь надо было платить.

Мы поднимались по лестнице. На подоконнике сидела девушка, курившая тонкую сигаретку. Я улыбнулся ей, но она не ответила, равнодушно рассматривая нас, как кошка муравьев ползающих по леденцу. Улыбки были не в привычках местных обитателей. Если ты улыбаешься то это означает одно из двух: либо тебе что-то надо, либо ты под кайфом.

– У нас с ними уговор, – сообщил его величество, беззаботно опираясь на липкие перила.– Я закрываю глаза на кое-какие маленькие шалости, а они ведут себя прилично.

-Это как?

-Дурак что ли? – ответил Мастодонт и повернулся ко мне спиной. Сегодня он был в гавайской рубашке, шортах и соломенной шляпе, за ленту которой было заткнуто перо петуха. Грязные ступни выглядывали из сланцев. С утра он немного выпил и жара потихоньку его убивала. – Хесус! Где ты там? Хесус, дружочек!!!

Дверь ходила ходуном под большим кулаком, а потом скрипнула и отворилась. Из нее водопадом пролился плотный запах травы, он обтекал нас и несся вниз по лестнице. Представший перед нами имел со своим знаменитым тезкой лишь две общих черты. А именно- недоедал и носил длинные сальные волосы. Все остальное, от острого носа и бегающих крысиных глазок до корявой бейсбольной биты в руках, производило отталкивающее впечатление.

– Занимаешься спортом, чувак? – спокойно спросил Невообразимый.

– Здравствуйте, господин старший инспектор.

– Здорово. Хочу с вами поговорить, Хесу, – величественно произнес мистер Мобалеку, выглядевший настоящим королем, несмотря на попугайский наряд.

– Хочу сразу сказать, на четвертом был не мой товар, господин старший инспектор,– заявил его собеседник, спрятав биту за спину.

– Так ты живешь на пособие, мек? – удивился толстый и впихнул того в конуру. Мы прошли по заваленному тюками темному коридору и вошли в комнату. В кресле у телевизора сидела благообразная старушка, в морщинах которой уснуло время. Да она и сама спала, опустив руки с вязанием. Один из клубков шерсти закатился под кресло.

Более чем трогательная картина, умиляющая любителей пасторалей. Всех этих рождественских картинок и поздравлений с днем благодарения.

При нашем шумном появлении она открыла глаза и уставилась на Мобу.

– Эди! Мой маленький Эди! Ты так давно не заходил. Хочешь мусаки?

-Не сейчас, абуелита, – его величество беззаботно устроился на старом грязном диване.– Есть базар к твоему Хесу и тебе.

– Что он опять натворил, мой маленький негодяй?– бабуля опустила глаза и принялась за вязание, словно мы не разбудили ее, а лишь отвлекли от дела. Ее маленький негодяй поставил биту в угол и тоже присел.

– Пока ничего, – скучающе доложил толстый и указал на здоровенную дыру в стене, выходившую в соседскую квартиру, – Занялись ремонтом, мама Ангелопулос?

Сквозь дыру виднелась ванная, кафель на противоположной стене которой был разнесен вдребезги, из отверстия несло невообразимой вонью.