Оценить:
 Рейтинг: 0

9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Год написания книги
2019
Теги
<< 1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 50 >>
На страницу:
34 из 50
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Не думаю. Это – совершенно новая работа одного молодого безумно талантливого драматурга. Ты вряд ли знаешь его имя. Блестящая, в ней есть все: и ярость, и тоска, и напряжение. Прекрасная работа, с нетерпением жду, что из этого получится.

– Ты играешь потускневшую актрису в возрасте?

– Во-первых, я и есть потускневшая актриса. А во-вторых – как ты смеешь? – она хотела было фыркнуть, но манеры не позволили. Поэтому только гневно выпустила сигаретный дым в сторону и уверенным шагом пошла в направлении центральной улицы. Вторая моя промашка за один вечер. Но я сделал вид, что ничего не произошло, и продолжал:

– Уже намечена дата премьеры?

– Да, в последний день октября. Еще предстоит много работы, как ты мог заметить. Все довольно сырое.

– Я смотрел, что вы репетировали только одну сцену последний час. А что именно тебе говорил режиссер на сцене?

– Боже, какая разница, что он говорил, если он – идиот?! Он ни черта не понимает! Нет, ты представляешь, он начинал меня уверять, что я должна отталкивать и всячески сопротивляться главному герою? Нет, нет и нет! Если бы я ничего не хотела, и он был бы мне абсолютно противен, то вряд ли бы осталась с ним в одной комнате. Ты так не думаешь?

– Вероятно…

– Именно! Этот человек совершенно некомпетентен, сколько раз я с ним уже ссорилась, он ни черта не понимает. Ни в пьесах, ни в женщинах! Почему он вообще взялся режиссировать? Почему всякая бездарность всегда уверена, что может указывать остальным? Не хочу о нем больше говорить!

Она сразу же закурила следующую сигариллу, чтобы перевести дух и успокоиться. Воздух снова наполнился сладким вишневым ароматом. Хотя у нее самой было такое выражение, будто вокруг нестерпимо пахло гнилью. Сквозь ее табачный дым окружавшая нас убогость стала выглядеть словно через фильтр старомодной сепии. И надо отметить, это было ей к лицу: маскировало непривлекательные элементы, строгость и безыскусность линий, и вынуждало очевидно старые, разваливающиеся черты и образы выглядеть старомодно, с примесью причудливого умиления и ностальгии. Вдобавок, на до того пугающе пустынных тротуарах появились люди, самые обычные прохожие, которые, как и мы, просто оказались там в тот момент пространства и времени: небольшие веселые компании, влюбленные парочки от подросткового до преклонных возрастов, одинокие мужчины в потертых костюмах. Населенность работала переулку на руку. Движение на тротуарах отвлекало внимание от уродливых зданий по обе стороны. Хотя если честно признаться, то они и не выглядели такими уж страшными.

– Так почему ты продолжаешь с ним работать?

– К сожалению, я слишком хорошо отношусь к драматургу, мы с ним большие друзья, и к его творению, иначе ноги бы моей здесь больше не было. Да и остальные ребята вроде хорошие, по крайней мере стараются.

– Это любительская постановка?

– Не понимаю, что значит любительская? Ты как будто заранее принижаешь страсть большого количества людей и низводишь все их старания до утренника в детском саду, когда дети в нелепых самодельных костюмах изображают что-то на радость родителям. Все совершенно иначе! Ты либо живешь этим, пропускаешь через себя и уже совершенно иным выходишь на сцену, либо нет. Можно быть любителем авокадо или пробежек по утрам, но точно не сцены!

Она вновь посмотрела на меня с явным неудовольствием. Не самый удачный вечер. Она отошла на пару шагов, чтобы пристроить сигарету в урну, эффектно обернулась и на мое удивление, игриво подмигнула. Вероятно, мой растерянный вид несколько развеял ее смурной настрой.

– Как я смотрелась на сцене? – спросила она с тоном, который предполагает только один правильный вариант.

– Великолепно!

– Ну слава Богу, первый правильный ответ, – А. потянулась и взяла меня под руку. Обходить провалы в асфальтовом покрытии и еле-еле передвигающихся прохожих было теперь сложнее, но зато стало куда теплее.

– А если не брать в расчет режиссера, тебе самой то нравится пьеса?

– Разумеется! Я очень внимательно отношусь к выбору материала. Мне нравится, когда не все изложено словами, когда остается простор для идей, интонаций, жестов. Все как в жизни, понимаешь? Одну и ту же фразу, даже одно слово, можно сказать сто раз и каждый из них она будет звучать по-иному, можно задать совершенно разный смысл… Тем самым можно добиться абсолютно другого послания для зрителя. В этом то и заключается работа актера.

– А остальные ребята хорошо справляются с этой работой?

– Я вижу, что глаза у них горят и они точно понимают для чего они пришли сюда. Это главное! Они такие красивые, что тоже очень важно. При этом еще и взаправду стараются, иногда обсуждают как лучше показать тот или иной эпизод. Возможно, кое-кому не хватает опыта, но я всегда готова помочь им. У них еще все впереди.

– Я вижу, что ты очень серьезно относишься к постановке…

– Я живу в ней.

– Но это несколько отличается от того, что ты говорила ранее. Ты открыто заявляла, что все напоминает фарс и ни к чему быть такими серьезными.

– То была не я, – она отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза, и спросила с нотками искреннего удивления. – Мой дорогой, ты что, никогда не встречал актрис?

Действительно до того момента не встречал. Мы брели вверх к началу переулка, где старомодность образов насильно и беспощадно вытеснялась мощью магистралей. А. рассказывала, о ее любимых фильмах из золотого века Голливуда, о пьесах, которые уже нигде не показывают, о величии старого театра, которая неумолимо пропадает из-за авангарда и испортившейся и избалованной публики. Среди обветшалых, но оттого еще более приятных сердцу декораций города, мы наконец вышли к большой освещенной дороге.

Я посмотрел вопросительно на А. с целью выяснить, что она хочет делать этим вечером. Она выглядела несколько старше, чем в тот вечер, когда мы познакомились. На лице были морщинки, в наспех уложенной прическе было заметны седые волосы. «Наверное, это – грим после выступления» – пронеслось у меня в голове, хотя до конца я не был в этом уверен.

– Спасибо, что встретил. Район – не самый подходящий для прогулок, хотя все равно довольно милый. Вызови мне, пожалуйста, такси. Сегодня я что-то слишком устала. Надеюсь, ничего страшного? – она погладила меня за плечо.

Я набрал номер. Машина подъехала буквально за пару минут. Я спросил А., когда я увижу ее в следующий раз.

– Следите за расписанием, – ответила она, поцеловала меня в щеку и нырнула на заднее сиденье.

Но в городе афиши с портретом А. еще развесить не успели, поэтому мне пришлось позвонить ей через пару дней. На сей раз она ответила сразу, говорила быстро и обрывисто. Новый адрес был в самом центре города, на перекрестке туристических маршрутов. На мои уточняющие вопросы она отвечать отказалась, сославшись на недостаток времени, и бросила трубку.

Наученный прошлым опытом я заранее купил букет роз. Не слишком пышный, но достаточный для того, чтобы отразить восхищение и способствовать благодарности. Не хотелось бы допускать такое же количество промашек, как в предыдущий раз. Приближаясь к месту, нетерпеливо сжимая букет в руках, я несколько терялся в догадках, где именно может быть расположен зрительный или репетиционный зал. Вокруг были только почтенные казенные дома столетней давности. Каких-либо театров, по крайней мне известных мне, рядом точно не было. Время было назначено на ранний вечер. Еще было светло. Вокруг сновали туристы, осматривающие достопримечательности и пытающиеся проникнуться духом истории старого города. Мимо них сноровисто протекали местные жители, которые были проникнуты им уже до тошноты.

Около оживленного перекрестка, немного в стороне, перед небольшим сквериком со статуей малоизвестного иностранного поэта столпился народ, мешая спокойному проходу людей вдоль тротуара. Я почему-то почувствовал, что мне именно туда и надо. Насколько возможно интеллигентно растолкав собравшихся, я оказался в первых рядах.

Прямо перед моими ногами оказалась коробочка для сбора пожертвований с парой банкнот внутри, а за ней развернулась картина выступления группы людей в нарочито нелепых разномастных нарядах, индивидуальность внешнего вида каждого из них объединяла в общую массу. Шесть человек: четверо парней и двое девушек. А. среди них я заметил сразу. Со стальным сосредоточенным выражением лица она стояла среди остальных, с убранными в пучок волосами, джинсовой куртке с яркими беспорядочными нашивками и черных лосинах. Представление уже шло полным ходом. Словно в танцевальном шоу каждый из шести по очереди выходил вперед, однако, вместо эффектных па начинал декларировать текст. Не крик души, завернутый в мелодраматический фарс, как на крыше неделю назад, нет, то были манифесты. Действительные постулаты, за которые со спокойной совестью может встать человек с определенными ценностями и мировоззрениями. Они обходились без заплетающихся фраз, срывающихся в истериках голосах, ненужных пауз и псевдофилософских жестов. Пока кто-то из них выходил на передний план пятеро остальных выполняли машинальные движения, гармонирующие со смыслом звучащего посыла.

В момент, когда я подошел, на переднем плане был парень с зеленым ирокезом и в деловом костюме с отрезанными рукавами. Он с пламенной страстью, достойной лучших ораторов, говорил об искусстве абсурда. Смешивая вперебой такие заявления, что любой бутерброд может стать президентом, и чудачество и непонятность являются высшим благом. Не знаю, насколько серьезен он был в своем изречение про бутерброд, думаю, можно было бы подставить какие угодно слова, любое может быть любым, сути бы не изменило, но вот вторую часть про чудачество он продиктовывал весьма здраво. Остальные, образуя некий задний план изменяли позы со слогом, на который он делал ударение. Он говорил: «да!» (пятеро сзади изменяют позы и застывают) я за то, чтобы нарисовать одним карандашом все окружение вокруг заново. Да! (все снова двигаются и застывают) я за то, чтобы идиотизм больше не был ругательным словом, хотя какая разница? Ведь – это всего лишь идиотизм. И так далее – Да-движение-остановка-реплика и снова по кругу. Все это сильно напоминало детскую игру «Море замри», только с каким-то извращенно-взрослым наполнением. В конце своего выступления парень обошелся без какого-либо вывода, вернее он последовательно накалял атмосферу, увеличивая громкость и размашистость жестикуляции и мимики, дойдя до апогея, он набрал воздуха в легкие… Все приготовились, но вместо финального аккорда он просто выдохнул, махнул рукой и вернулся к остальным. Собравшийся народ нерешительно поаплодировал.

Потом вышел небольшой паренек с наметившимся животиком в толстых очках. Он тихо, словно стесняясь, начал говорить о силе повседневности, скрытых смыслах, и символах, что скрываются повсюду. Он забрал пальцами землю с клумбы, вдохнул ее и поделился, что она ему напоминает ему детстве в деревне, красках заката, кислом щавеле и дикой землянике, звездном небе, о первой влюбленности. Затем с улыбкой он лег на асфальт, поглаживая шероховатую холодную поверхность. Обставленный, уверен, не до конца понимающими зрителями, он говорил о силе города и индивидуальности, о разбитых коленях, страстных поцелуях на лавочках и отсутствии звездного неба. На заднем плане остальные пять актеров, уподобившись неким аморфным существам под стать тихому интимному тону повествования, совершали плавные гипнотические движения, подчиняясь робким дуновениям городского ветерка. Парень поднялся, небрежно отряхнувшись. Обвел всех глазами зрителей, словно собравшихся по какому-то случаю дальних родственников и уже громко, с искренней улыбкой, объявил, что никогда нельзя переставать чувствовать и видеть окружающий мир. Именно в этот момент, мне размашисто на ногу наступила, дерзкая старушка с суровым лицом, которая, руководствуясь своим эгоистичным любопытством, пробралась вперед всех. Я с удовлетворением подумал, что еще не перестал чувствовать окружающий мир.

Следующей настала очередь А. Твердыми шагами он вышла вперед, со взглядом голодного хищника. В ее руках был сложенный зонт-трость. Я стоял прямо перед ней. Выдохнув, она замерла на пару секунд с закрытыми глазами и громко произнесла: «Ваш бог – латентный гей!». Бабушка, что протиснулась передо мной плюнула на асфальт и, что-то бормоча себе под нос, удалилась. Больше никто из зрителей какой-либо эмоций не проявил, так как большинство из-них были иностранцы, а их экскурсовод, к счастью, не посчитал нужным переводить это вступление. А., выдержав достойную драматическую паузу, продолжала:

– Да и мой тоже, так получилось. Если человек создан по образу и подобию божьему, то Он – тот еще мудак. Такой огромный бородатый избалованный ребенок с садистскими приколами и комплексом неполноценности, который всячески пытается прятаться за своим социальным статусом и положением. Он требует веры, беспрекословного подчинения. Иначе истерика, ад и вечные муки. Все очень просто. «Ты либо любишь меня, либо идешь к черту!» – как однажды мне заявил мой бывший. Но он, к сожалению, уж точно не был богом. В любом случае, не самый приятный выбор. Но Бога можно понять, у него уйма проблем: столько молитв, просьб, требований, обращений приходится выслушивать. Столько дел и ожиданий. И всем надо угодить. Но всем не получается. Как это можно сделать, когда фанаты обеих противоборствующих команд взывают к тебе? Даже Богу это не под силу. Вот он и вымещает весь свой стресс на нас, в обратку.

Он, несомненно, мужчина. Это – очевидно. Ведь он любит силу, любит командовать, поучать и наказывать. А еще очень любит мужчин, вот прямо любит. Кого он создал первым? Правильно. Но тот оказался не совсем таким, как Ему бы хотелось. Это все равно, что всесильный магнат пригласил молодого клерка к себе на личную виллу, а тот всерьез увлекся серенькой официанткой. Как такое можно терпеть?! Тогда богач и вышвырнул их обоих. А история со змеем и яблоками – лишь пиар, надо же как-то объясняться перед прессой. Но Бог все равно любит мужчин, крепко и страстно, именно как священники любят своих маленьких послушников. Нет, поймите меня правильно, я ничего плохого не вижу, в том, когда два пениса соприкасаются в любовном сражении. Конечно, если они оба одинакового размера.

А вот женщин он, прямо скажем, недолюбливает. Сколько издевательств и помыканий вынесли они за всю историю, он их просто не переваривает. Кем им только не приходилось быть: и ведьмами, и бездушными созданиями без право голоса, и домашними животными, и безмозглыми истеричками, повально подверженным бешенству матки, да и просто ходячими дырками. Но в хозяйстве мы все-таки существа необходимые, поэтому он и терпел нас. Но не забывая, при этом явно выражать свое недовольство: кострами и обрезаниями. В последнее время ситуация несколько изменилась, но мне кажется лишь потому, что это общество начало, нехотя и сопротивляясь, но все-таки принимать девиации. И наш с вами Господь, посматривая на нас, стал более-менее задумываться, может и ему стоит открыться? Все-таки это не так уж плохо в сравнении, скажем, с многомилионными потерями в гражданских войнах. Хотя, если я ошибаюсь, и Его все-таки больше заводит насилие, но нам еще предстоит масса веселья…

Но, вот что мне в Нем нравится, так это – его прекрасное чувство юмора. Жесточайшая ирония. Жаль только не над собой, а над окружающими. Я даже не говорю, про стихийные бедствия и смертельные болезни, передающиеся при сексуальных утехах. Посмотрите хотя бы на утконосов, разве не восхитительно?

В момент, когда А. пыталась изобразить утконоса, подошла пара полицейских. Выглядывая из-за их спин, вернулась и старушка, грозно зыркая на молодых артистов. Стражи правопорядка начали настоятельно рекомендовать всем разойтись. Со стороны сначала показалась, что все это лишь одна из частей этого странного спектакля под открытым небом. Однако же, когда один из полицейский жестко уложил парня-абсурда на асфальт, что у того от удара пошла носом кровь, все зрители осознали серьезность происходящего. Интуристы под руководством экскурсовода заспешили покинуть перекресток. Полицейские же, здраво расценив срыв выступления как успех своей миссии, а также опасаясь за свои погоны, поскольку каждый второй случайный прохожий достал телефон и принялся снимать происходящий театр абсурда с разноцветными молодыми артистами, группой азиатских туристов, парой алкашей, злобной бабулей и меня, растерянно сжимающего букет цветов, поспешно ретировались с перекрестка вслед за туристами. Возможно, хотели затеряться, смешавшись с ними. Коробочку для пожертвований они не тронули. На этом все и закончилось.

Несмотря на мое опоздание к началу и преждевременное завершение, выступление показалось законченным и отточенным перфомансом. Каждый выполнял свою роль прекрасно, передавая напряжение, идею. Ребята на заднем плане органично дополняли выступавшего на авансцене, двигаясь органично и слаженно. Не знаю, на что именно рассчитывали сами ребята в начале этого выступления. Однако, к большому сожалению, именно в тот раз все это было лишь метанием бисера. Не потому, что публика была сборищем свиней, хотя там и была парочка чуваков, которые уже успели уже порядочно накидаться к пяти вечера. А потому что в большинстве своем она состояла из туристов из дальневосточной Азии. Экскурсовод, специализирующийся на истории и архитектуре, при всем желании не смог бы объяснить всю суть происходящего. Однако, все они внимательно смотрели, полушепотом комментировали, делали фотографии. Возможно, язык театра – один из тех, которые понятны без перевода.

Ребята снимали свою яркие наряды и надевали более приземленную одежду. Парень с зеленым ирокезом намочил свою волосы и зачесал их назад. А. сменила расшивную яркую джинсовую куртку на обычную джинсовую куртку. Они еще постояли некоторое время, пара человек закурило, но молча, было видно, что настроение испорчено. Пухлый паренек вернулся за коробочкой, и высыпал все содержимое в карман своей сумки. Делить там было особенно нечего. Кивнув головой, они попрощались и стали расходиться в разные стороны. Я, все это время стоя чуть в стороне, поспешил догнать А. Выглядела она гораздо моложе, чем в предыдущий раз. Данное выступление грима не требовало. Разве что глаза были акцентированы дерзкими стрелками. Показалось, по слегка прищуренным зеленоватым глазам, что узнала она меня не сразу.

– Привет, – сказал я, чувствуя эту странную заминку.

– Привет, – ответила она, поправляя рюкзак на спине.

– Это тебе, – я протянул букет. – Прекрасное выступление. Жаль, не получилось дослушать до конца.

– Спасибо, не стоило. Подобное случается, – она нерешительно подержала цветы в руках, не зная, куда их пристроить. – Я надеюсь, ты не обидишься, – не дожидаясь моего ответа, она вернулась на пару шагов назад и положила букет к постаменту умершего поэта. Наверное, это были первые цветы для него за очень долгое время.

– Ничуть, – ответил я, когда она подошла обратно. – А такое часто случается?
<< 1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 38 ... 50 >>
На страницу:
34 из 50

Другие электронные книги автора Максим Кутис