– Извините, начальник, – и расчехлил свою приятную улыбку перед Пашей.
– Э-э-э-эй! – досадливо протянул Кресцев. – Когда уже начнете соблюдать стандарты[7 - Кресцев имеет в виду один из стандартов внешнего вида в общепите, согласно которому лица мужского пола обязаны приходить на смену бритыми.]?
Миша лукаво улыбнулся, после чего продолжил разговаривать с Мирзо.
В этот момент в коридор ворвался еще один человек с двенадцати.
– Ас-саляму алейкум[8 - Арабское приветствие, принятое у мусульман. Означает «мир вам».], – стали произносить тут же.
– Салам[9 - Арабское приветствие. Означает «мир».]! – шутливо крикнул и Марк.
Вошедший значился в расписании как Вансоры Марис Хан, но его, конечно, все называют просто Ханом. Среднего роста, с характерной лысиной на голове, он выглядит обычно очень открытым и добрым, хотя зачастую сонным, как, например, сейчас. На УМЦ его перевели с другого ресторана почти в одно время с Марком, поэтому тот его как-то сразу и запомнил. Более того, они в первый же день вместе принимали поставку, и Марку понравился спокойный темп работы Хана, его отзывчивость и манера общения.
Они и сейчас успели сказать друг другу пару приветственных фраз, в то время как кто-то – кажется, Миша – начал вслух выражать удивление, насколько же долго переодеваются. Наконец после нескольких стуков дверь раздевалки раскрылась, и оттуда стали выходить.
Вышли всего две девушки.
Первая – Минюра – как только показалась в коридоре, сразу с укором посмотрела на своих соотечественников и прямо на местном им сказала:
– Чего стучите? – впрочем, неоскорбительно, потому что в ответ те что-то произнесли на узбекском, и все характерно рассмеялись. Марк же просто сказал этой невысокой стройной девушке с длинными, черными как смоль волосами:
– Привет.
А вторая, кто вышла, – Кадкина Лидия. Ее редко можно было видеть – по крайней мере, в ресторане – откровенно жизнерадостной и довольной. В выражении ее глаз превалировали обычно задумчивость и отстранение, а черты лица со стороны казались несколько несуразными: например, курносый нос на явно удлиненном, словно растянутом овале головы, очень бледная кожа, подчеркнутая, кажется, еще более светлым тональным кремом, также слишком выцветшие красные волосы, но приобретшие в результате действия времени грязно-фиолетово-розовый цвет, словно они изначально были окрашены неровно и не в один тон, – ну и довершала это свисающая из накренившейся горбинки прядей жесткая коса, сначала чуть вздернутая вверх, а потом резко падающая.
Лида прошла мимо всех, очень тихо произнеся какие-то недовольства по поводу стуков. Впрочем, из парней на это никто не обратил внимания. Все шестеро протиснулись в раздевалку.
Раздевалка – это, грубо говоря, каморка три на три метра. С одной стороны она заставлена ящиками хранения, забитыми не только личными вещами сотрудников, но и всяким хламом: старыми образцами формы, оборудованием для ночной смены, протирочным материалом, химией, рекламными брошюрами, – причем заставлена как внутри, так и снаружи, поскольку половина шкафчиков все равно раздолбана и оставлена без ключей. Другая сторона относительно свободна, если не считать нескольких коробок, явно не поместившихся в упаковочной, – Марк, оценив их размер, прикинул, что в них находятся кондименты: ножи, вилки, ложки и трубочки. Это и подобное ему содержимое раздевалки постоянно видоизменяется: здесь, помимо остатков поставки, могут находиться некрупное оборудование, рекламные баннеры, строительные детали, мешки для мусора и прочее. В торце раздевалки стоит вешалка, к двенадцати часам еще наполовину свободная, – она прикрывает большое затемненное стекло. Прямо под вешалкой к стене прикреплены две полки для обуви, на которых никогда не бывает много свободного места, из-за чего некоторые ботинки и кроссовки уже валяются на полу. По всей раздевалке разбросаны рюкзаки, пакеты, носки, платки, салфетки, упаковки от шоколадок, этикетки, крышки и мелкие частицы пищи. Из-за всего этого здесь постоянно воняет. Хотя раздевалку, как положено, моют и «освежают» каждую ночь, но днем она быстро приобретает привычный вид.
Еще на свободной стене раньше висело зеркало, пока его кто-то не разбил. Нарушителя так и не смогли установить.
Парни рассредоточились, быстро заняв все свободные клетки напольной плитки. Седьмой здесь бы уже не поместился. Богдан и Алави прижались к шкафчикам, Миша и Мирзо встали у вешалки, Хан – у коробок, а Марк прислонился к двери, сорвав спиной повешенную здесь памятку по стандартам внешнего вида, после чего кое-как прикрепил ее обратно.
Кто-то достал форму из шкафчика, другие – из валявшихся тут же пакетов; Марк привык таскать ее с собой в рюкзаке – так спокойнее.
Богдан полез в шкафчик – и вдруг что-то произошло. Он произнес дрожащим голосом:
– А где?..
Никто особо не обратил внимания на его личный шок, все уже переодевались. Разве что Марк перехватил непонимающий взгляд.
– Ребят, у меня форма пропала…
Все продолжали переодеваться; Миша и Мирзо, оголенные по торс, даже тут что-то обсуждали на своем и находили место толкаться. Алави попытался угадать по чужому языку Богдана, что случилось. Наконец, Марк, видя такое замешательство, посоветовал ему поискать форму в других шкафчиках.
– Там нету, я уже все посмотрел, – робко произнес он.
– За коробками тоже нет? – спросил еще Марк, хотя сам знал, что туда Богдан точно не успел заглянуть; да и коробки стояли слишком плотно, чтобы там что-то валялось. – Если не найдешь, поищи здесь другую форму, – добавил он, указав на конкретные шкафчики, в которых могла валяться старая грязная форма.
– Эти?
– Ага.
– Если там нет, то скажи Паше.
– Паша – это кто?
– Он сейчас проходил, в коричневой рубашке.
– А, хорошо. Я, наверно, тогда пока выйду, – произнес Богдан.
– Давай, – не глядя ответил Марк, напяливая рабочие штаны.
Богдан с трудом вышел, переступая через одежду, рюкзаки, пакеты и обувь, – и Марк тут же закрыл за ним дверь, чтобы на случай, если кто-то еще захочет зайти, никто его не сбил.
Форма состоит из черных штанов и ярко-желтой футболки с воротником (поло), высший персонал ходит в коричневых рубашках. Марк и его коллеги, понятно, переодевались в желто-черное. Обувь у каждого своя, по стандартам должна быть официальная черная – «концертная», как и черные носки, – но это многие нарушают. Из присутствующих половина, включая Марка, была в кроссовках. Впрочем, у него она все же с закосом под официальную. Еще в комплект входит бейдж – Артенский как раз поправил внутреннюю вкладку, на которой написано: «Марк. Универсал», – и черная кепка с яркой эмблемой «Френч Фрайз». Марк еще положил в карман штанов телефон, перед этим снова проверив время: 12:05.
– Уже на пять минут опоздали! – игриво произнес он, раскрывая дверь, чтобы бежать отмечаться на смену.
Пока люди с двенадцати выходили из раздевалки, Богдан продолжал стоять, и пялиться в телефон, и иногда пугливо озираться вокруг, скользя своими волосами по стене и будто пытаясь запомнить все детали коридорного интерьера.
Что ж, он мог увидеть идущую следом за раздевалкой нишу, куда помещается санитарное оборудование: ведра, швабры, метлы и совки для кухни, зала, туалета и внешней территории, – а также таблички, информирующие гостей о проведении уборки. Далее следует раздолбанная дверь в душ – его правильнее назвать «псевдодуш». Когда-то в ресторане, возможно, и был настоящий душ, но теперь здесь хранят пивные бочки. Регулярно сюда бросают избыточный картон, который обычно раз в неделю сдается по текущему курсу; также здесь, как и в раздевалке, может храниться предназначенное для перемещения в другие рестораны оборудование и строительный мусор. После душа следующая дверь ведет к черному ходу. А в оставшемся большом куске стены между душем и этой дверью помещаются большой холодильник и большой морозильник, попасть в которые можно только со стороны черного хода.
Если говорить о другой стороне коридора, то первое, что следует после Перекрестка, – это зона мойки подносов. Примечательно, что во всех новых ресторанах «Френч Фрайз» данная зона представляет собой полноценную мойку, со свисающим душем, отдельными отсеками ополаскивания и дезинфекции и полками для чистых подносов; УМЦ, как один из старейших ресторанов Станумска, подобную роскошь позволить себе не может. Поэтому здесь зона мойки подносов – это просто металлический стол с ведром для дезинфекции и плейсметами, специальными бумажками с рекламными предложениями, которые кладутся на каждый чистый поднос. Последнее входит в обязанности Дилфузы.
После подносов следует импровизированная обеденная зона – тоже стол и два стула (иногда один). Здесь часто лежат оставленная еда, напитки, стаканы, прочая одноразовая посуда, а на полу под столом можно увидеть фантики, листья салата, пятна кетчупа, капли лимонада и другие свидетельства обеда. Нередко здесь также оставляют телефоны, зарядники, сумки и куртки, – так что стулья зачастую обвиты этой двойной, а то и тройной кожей.
Последнее, что есть интересного на этой стороне – это доска информации. Туда обычно вывешиваются рабочие памятки, объявления – в основном об изменении стандартов или введении новых блюд, – результаты прохождения последней проверки, графики выплаты зарплат, адреса аутсорсинговых компаний[10 - Здесь имеются в виду компании, через которые устраиваются новые сотрудники.] и фотографии со смен.
В то время как Богдан заходил обратно в раздевалку, в менеджерской уже толпились все те же сотрудники с двенадцати, которые теперь отмечались на смену. Попасть из коридора в менеджерскую невозможно иначе, чем через кухню: надо пройти вперед, оставив справа моповую[11 - От англ. mop – швабра.] зону, где моется санитарное оборудование, раковину для мытья рук и зону мытья посуды; далее чуть свернуть налево, вдоль стола заготовок и двери в упаковочную – помещение комнатной температуры, предназначенное для хранения кондиментов, упаковок и оберточной бумаги, – и вот следующая дверь с надписью «Офис» и есть менеджерская.
Разделения между менеджерской и упаковочной нет. Помещения переходят одно в другое. Но двери все равно две.
В офисе каждый из сотрудников прикладывает свой указательный палец правой руки к считывающему устройству на стене – и как только биометрическая система распознает его, смена начинается. Марк как раз зашел в офис и поднес палец к голубому огоньку. Из упаковочной тут же раздалось:
– Маркус! Ну наконец-то ты здесь!
– Тема, привет!
Из-за стеллажа с коробками выскочил довольно высокий, статный мужчина в коричневой рубашке с особыми директорскими атрибутами – белой бабочкой и прикрепленным к воротнику значком в виде порции картошки. На его вытянутой, подобно буханке хлеба, голове стояли, словно покрытые лаком, упругие черные волосы, глаза искрились, губы плавали в самодовольной, но искренней улыбке. Едва увидев Марка, он накинулся на его плечи и сказал прямо в уши:
– Помоги мне посчитаться…
Обернувшись и встретив перед собой обезоруживающий настойчивый взгляд директора, Артенский даже растерялся:
– Конечно, только… сейчас же пик начнется.
– Ну, разумеется, после пика, – показательно произнес тот и уселся за компьютер, где заполнял какую-то таблицу.