Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

…Вечером мы купили в обувном магазине литровую бутылку «Абсолюта», и несколько глотков привычного напитка помогли как-то уложить внутри по полочкам безумные впечатления этого первого тегеранского дня. Мы же не принимали ислам, в конце-то концов, можно и выпить!

ХVII. Тегеран упоительный и многоликий. День второй

На второй тегеранский день у нас были намечены прогулки по городу.

Начали мы с метро. Метро в Тегеране, как и в Москве, показывают всем приезжим. Станции тут поскромнее, чем у нас, но некоторые украшены причудливыми орнаментами, так что есть, на что посмотреть. Вагоны китайские, но бесшумные. Белые по преимуществу. Вообще метро красивое и очень дешевое. Одно из самых дешевых в мире. Проезд стоит 2500 реалов, это меньше 5 рублей на наши деньги. Линий всего пять, общая длина – около 100 км. Для огромного мегаполиса это, конечно, маловато. Но все равно метро – любимый общественный транспорт тегеранцев. Поезда ходят с таким же интервалом, как в Москве. На станциях прохладно. Толчея – только в часы пик. Центральная пересадочная станция называется «Имам Хомейни». Трудно ожидать чего-то иного через 38 лет после революции. Согласитесь, было бы странно, если б она называлась «Авраам Линкольн»…

Интересны правила поведения здесь и нравы. Для женщин и мужчин предназначены разные вагоны. В каждом поезде первые два-три – женские, остальные – для мужчин или для тех дам, которые перемещаются со своими спутниками. Только не надо думать, что такое разделение – исключительно порождение гендерной сегрегации в исламе, или как там еще это называют умные европейские социологи. Как и почти все особенности жизни в Иране, оно имеет и оборотную сторону. Скажем, в часы пик мужские вагоны по большей части забиты, женские гораздо свободнее. Если женщина зайдет в мужской вагон, кто-нибудь встанет и обязательно уступит ей место. Если же в женский вагон заскочит мужик, на него зашипят так, что он выскочит, как ошпаренный, на следующей остановке.

Так что, в любом случае с женским вопросом в иранском обществе все не так просто, как кажется издалека. Уже в городе, когда мы гуляли по бульвару Вали-Аср – главной торговой улице Тегерана, наш очаровательный экскурсовод Лилия показывала множество разных заведений – кафе, ресторанов, кальянных. По большей части она спокойно заходила вместе с нами, пила кофе, болтала с посетителями и, вообще, вела себя крайне непринужденно. Но кое-где оставалась у входа и говорила: «Мне лучше вас подождать, посмотрите, ребята, любопытное место». Причем предугадать, когда она зайдет, а когда останется у дверей, было почти невозможно. Мы даже пытались с Максом и Любером сыграть в такую игру, но полностью проиграли прихотливым иранским реалиям. На наш взгляд, логики тут не существовало. Никакой.

Но, в любом случае, это были не официальные запреты – их нет, все легальные заведения в Иране открыты и для мужчин, и для женщин, по этому поводу аятоллы не издали никаких дополнительных фетв и предписаний, – а просто привычка и обычай. В иных местах появляться женщинам неприлично, и все тут. Это правила, традиции и условности, не более того. Европейских женщин они, кстати, не касаются. И если кое-где в мире, на арабском Востоке, например, существуют заведения, где неуютно будет чувствовать себя любой европеец, то в Тегеране таких нет. Местные повсюду открыты и радушны, недоверчивого и враждебного отчуждения я не заметил ни разу.

Главная транспортная артерия города – бульвар Вали-Аср – разрезает его с юга на север и тянется почти на двадцать километров. Это самая длинная улица на всем мусульманском Востоке.

Она соединяет Рах-Охан на юге города с площадью Таджриш на севере, откуда уже рукой подать до предгорьев Эльбурса.

На бульваре Вали-Аср множество магазинов, офисов, клубов и других достойных учреждений. Правда, в домах, непосредственно выходящих на бульвар, жить вряд ли комфортно. Слишком много народу, слишком много автомобилей. Дышать нечем. Вообще, в центре и на юге Тегерана дела с воздухом обстоят более чем плачевно. Экология – хуже некуда. Другое дело – север, предгорья.

Зато на Вали-Аср стоит Армянский клуб – единственное место во всей стране, где можно легально купить алкоголь. Понятно, что цены там – просто запредельные. Зато роскошные интерьеры. Армянская община – одна из самых богатых в Иране, и, хотя после Исламской революции для нее наступили нелегкие времена, позиций своих в экономике она не утратила. Вообще христиане считаются здесь, как и в других странах, где приняты законы шариата, религией Книги, своего рода «недомусульманами», которые все же и не язычники. Они обязаны платить специальный налог – зикр, но чувствуют себя гораздо уверенней, чем персы-зороастрийцы, исповедующие религию своих далеких предков.

Мы, было, хотели поддержать наших христианских братьев и купить в Армянском клубе бутылку рядового вискаря примерно за 70 долларов, но Лилия нас вовремя уберегла от этого пароксизма межконфессиональной солидарности. В ближайшей лавке из-под полы эта же бутылка стоила долларов двадцать…

В принципе, алкоголь в Тегеране можно найти в каждом квартале. В других крупных городах, скорее всего, такая же ситуация. Но вот если пьяный иранец попадется в руки полиции или тем более Стражей иранской революции, ему уж точно не позавидуешь. Пьянство в Иране наказывается публичной поркой. Человека могут побить палками – в первые годы после революции это широко практиковалось. Причем самое обидное, что наказывает не государство и его карательные органы, а местные общины по приговору «квартального» кади. Так что если ты попался пьяным, выпорют тебя собственные же соседи. Позора не оберешься.

Поэтому не удивительно, что в Иране алкоголизм как общественный порок побежден полностью и, скорее всего, навсегда. Иранцы, если и выпивают, то умеренно, по чуть-чуть. Когда их спрашиваешь об этом, они говорят, что у них есть и другие радости в жизни. Гашиш, к примеру, законом хоть и запрещен, зато Пророк об этом не обмолвился ни словом. А уж курение кальяна – просто историческая традиция.

…Часам к пяти пополудни мы поднялись на север, к подножью гор. Этот район называется Дарбанд, в переводе с фарси – «закрытые ворота». Может быть, когда-то здесь были ворота в город – не знаю. Казалось бы, всего десять минут езды от площади Тажшрир, от бурлящего бульвара Вали-Аср, а тут совершенно другой мир, другой Тегеран. В прохладе и неге раскинулись богатые кварталы – особняки, хорошие европейские автомобили, степенные, никуда не спешащие люди…

Дарбанд вытянут с юга на север километра на полтора вдоль одноименной улицы. Она заканчивается небольшой площадью со скульптурой альпиниста. И отсюда уже начинается горная тропа на вершину Точал.

…Кроме всего прочего, эти предгорья – еще и десятки крутых улочек и лестниц. Иногда кажется, что дома просто карабкаются по склонам. На берегах горной речки, а то и просто над ней выстроились десятки дорогих ресторанов, кальянных и чайных, где тегеранцы отдыхают от жары и каждодневной суеты мегаполиса. В некоторых чайханах особый шик – тамошние «тахте» (вот откуда, оказывается, привычное слово – тахта) расположены прямо под потолком. Ты сидишь по-турецки или полулежишь высоко надо всеми, и мир простирается у твоих ног…

В этих кварталах на машине не проехать ни при каких обстоятельствах. Поэтому продукты часто доставляются традиционным способом – на ослике, самом надежном виде транспорта в горах. Но иногда современная механизация берет вверх. Мотоцикл тоже может просочиться там, где автомобиль бессилен. Но тащить его по дарбандским лестницам – удовольствие явно ниже среднего.

…И вот в одной из кальянных над речкой я сижу и поджидаю Мусу Агахи, местного табачника. Я нашел его координаты в Москве, мы пару раз разговаривали по скайпу, когда он был в Европе, и, наконец, назначили встречу в Тегеране.

Подо мной бурлит горная речка Дарбанд, меня освежает легкий ветерок с горы Точал, а я вспоминаю дорогу. Как в детской считалочке, с чего все началось и на чем сердце успокоилось…

…Прохлада Дарбанда и избыточная насыщенность жизни Тегерана – лучшая кода к долгому путешествию по пустыне. Мы летели по пескам и шли по Каспию, чтобы, в конце концов, попасть сюда, под сень этих великих гор, под музыку упоительной персидской речи.

Бывают удивительные минуты, когда время, место и человек идеально совпадают. Со мной тот самый случай.

XVIII. Узоры из табачного дыма

…Я сделал еще один глоток кальянного дыма и тут же увидел Мусу. Седовласый мужчина лет пятидесяти с идеальным персидским профилем о чем-то расспрашивал кальянщика, итот едва заметным кивком головы указал в мою сторону. Перепутать было невозможно.

Через полтора часа я уже знал все, что только можно знать о курении и связанных с ним обычаях и привычках в Иране. У табака здесь довольно долгая история, к тому же связанная с политикой и сопротивлением западному влиянию. Об этом вышло бы отличное кино. Может быть, иранцы его уже сняли. Я, хоть и ценю иранский кинематограф, но явно смотрел далеко не все…

…В конце XIX века англичане, сидевшие в Индии, посматривали на независимую Персию с жадностью и вожделением. Правительство шаха, в свою очередь, с традиционной восточной хитростью пыталось лавировать между Британией, Россией и Османской империей, увлеченно посвящая свои дни и ночи рыбной ловле в мутной воде. Искушенные европейцы в подавляющем большинстве случаев переигрывали потомков Кира и Дария, но на сей раз им пришлось отступить.

Дело было так. В 1890 году шах на 50 лет предоставил британскому майору Табольту право на производство, продажу и экспорт иранского табака, который тогда считался едва ли не самым лучшим в мире. К этому времени в персидской табачной отрасли было занято почти 200 тысяч человек. Если учесть, что все население страны составляло максимум 10 миллионов, табачником был чуть ли не каждый десятый взрослый мужчина в стране – не старик и не ребенок. Британская концессия несла им убытки, разорение и безработицу.

Первым восстал рынок. Потом – деревня. И, самое главное, крестьян и торговцев поддержали аятоллы. Только сделали они это весьма оригинальным способом, во многом иллюстрирующим, как вообще ведется политика в иранской культурной традиции.

Знаменитый в ту пору аятолла Мирза Хасан Ширази издал фетву, в котором приравнял курение табака к оскорблению Махди – грядущего посланника Аллаха и предвестника преображения. С именем Махди тут не шутят. И в несколько дней все иранцы – даже самые заядлые курильщики – перестали курить. До того момента страна курила почти поголовно, и табак покупал каждый взрослый человек. А тут тотальная остановка, и никто не хотел работать на англичан, сотрудничать с ними, получать деньги от богопротивного промысла. Даже слуги в гареме отказались забивать трубки женам шаха иранским табаком, который неожиданно превратился в табак британский.

В итоге никакого бизнеса у Табольта не получилось, и вышло ему полное разорение. И в начале января 1892 года шах отменил концессию. Не прошло и двух недель, как новую фетву выпустил и Ширази. Курение собственного табака уже не оскорбляло Махди. Персам снова дозволялось курить.

…Иран помнит эту историю. Возможно, именно поэтому в нынешней исламской республике, падкой на всевозможные запреты, к табаку достаточно лояльное отношение. Курить можно, тем более можно и вполне почетно курить кальян. Хотя существует и старая пословица: «Кто курит кальян, тот не работает». Если верить ей и оглянуться вокруг, не работают очень многие иранцы, и вполне при этом преуспевают.

– Но это так, шутка, – сказал Муса. – На самом деле мужчины курят почти поголовно, зато женщины теперь курят мало, разве что дома или на пикнике, когда их никто посторонний не видит. Сейчас, как и во всем мире, с курением пытаются бороться, ввели, к примеру, 200-процентные пошлины, но спада потребления не чувствуется. И аятоллы, к счастью, тоже молчат. Так что у нас, табачников, дела идут неплохо, хотя свою былую славу иранский трубочный и сигарный табак утратил. В позапрошлом и начале прошлого века его ценили и в Британии, и в континентальной Европе, но где сейчас те золотые деньки?

С кальянным табаком тоже сложная история. Сто лет назад ароматизированного табака для кальянов почти не знали, а теперь почти повсюду курят муассель с бесконечным количеством добавок, так что табачного вкуса почти вообще не чувствуется. И это совершенно не соответствует старой персидской традиции.

– Почему? – удивился я. Везде, где мы только не курили, нам подавали очень сильно ароматизированные смеси.

– В этом вся ирония, – улыбнулся Муса. – На самом деле, старая иранская кальянная традиция – как раз крепкий табак. Сорт называли «томбак», или черный иранский. Курение «томбака» в чем-то подобно курению сигары. Хотя ассоциации дальние, но что-то общее все же есть. Как и в сигаре, используются специально подготовленные цельные табачные листы. Их наматывают на верхнюю часть кальяна и поверх них кладут угли. Получается совсем неплохо. И никакой чаши. Видели такой стиль?

– Ни разу.

– Это и не удивительно, – продолжал мой собеседник. – Кальянные, где курят томбак, теперь можно найти только далеко в провинции, чаще всего на востоке, ближе к Афганистану. В Тегеране, Тебризе, Исфахане и других крупных городах, повсюду в ходу европейский и арабский стиль. Так часто бывает. Традиция с Востока попадает на Запад и возвращается оттуда совершенно преображенной.

Кроме «томбака» в старые времена курили еще и «журак» – это уже ароматизированный табачок, изрядно сдобренный патокой. Из Ирана он почти ушел, зато его курят в Индии. Журак – сильно измельченный лист, и поэтому он не так интересен. Массовое производство и не слишком тонкий вкус.

Вообще, к сожалению, большинство курильщиков предпочитает у нас контрабандные западные сигареты. Даже знаменитые в прошлом иранские марки «Бахман», «Фарвардин», «Ордибехеш», «Тир» или вообще исчезли, или стали отравой для бедняков. Тут как с чаем. Выращиваем свой чай, а пьем китайский, индийский или цейлонский.

Кальянный табак – конечно, другое дело. Но и здесь преобладает арабский муассель, в котором, собственно, табака, очень мало. Однако я вам принес образцы, – и Муса передал мне несколько свертков…

…Об образцах лучшего иранского табака мы договорились еще месяц тому назад, когда беседовали первый раз по скайпу. Возвращаясь из большого путешествия, я всегда делаю лимитированную серию сигар с местными табаками. Можно сказать, что это моя личная традиция. В современных сигарах персидский табак не просто редкость – я таких сигар не знаю. А если я не знаю, значит, скорей всего, их нет. Так что в новых наших сигарах будет интрига, приятно оказаться первым…

Понравившийся мне лист я нашел, причем довольно легко. Муса был профессионалом, и выбирать было интересно. Я отобрал несколько вариантов, остальное – вопрос искусства и вдохновения. Надеюсь, пройдет не так много времени, и мы вместе с Мусой продегустируем мою иранскую сигару.

Жаль только, вряд ли это случится в Тегеране. Скорей, где-нибудь в Баден-Бадене или в Венеции. Что поделать? – так устроен мир, так закручены линии нашей жизни…

В свою очередь наш родной тоталфлеймовский кальянный табак произвел на Мусу очень сильное впечатление. Когда мы закурили, он просто расплылся в улыбке от удовольствия. Это было предсказуемо. Муса за этот вечер несколько раз дал пронять, что в его вкусе крепкие сорта, а у нас с этим как раз все в порядке. Ведь в дыме обычных современных иранских кальянов «услышать» настоящий табак – задача богатого воображения. Различить его там невозможно.

Total Flame – совершенно другое дело. Поэтому в Тегеране, да и по всей Персии, он был обречен на успех. По крайней мере, в этом меня заверил в кальянной над рекой Дарбанд у подножия горы Точала Муса Агахи – один из самых известных табачников этого города.

– Old school, – сказал он мне, – old school. Этот табак вернет нас к нашей собственной старой школе.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,

стремительная.

I. Прибрежный гламур и голый Хомейни

Покидать Тегеран не хотелось. В этом городе можно было прожить неделю, месяц, изучить его закоулки, долгими вечерами разговаривать с людьми, тусоваться ночи напролет на запретных вечеринках… Бывают такие города на земле, я их называю «обязательными к посещению», но это тоже слова. Они затягивают тебя, дразнят, очаровывают. Однако время, время… Хочется прожить тысячу жизней, а тебе дана только одна. Ритм у нее собственный, властный и чарующий.