Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники

VI. Врата в Закавказье

Родина встретила нас, насупившись, полная подозрений. Пожалуй, это была первая граница на нашем пути, где погранцов совершенно не интересовало, куда откуда мы едем, что мы видели, какое у нас настроение… Вообще, ничто человеческое их не интересовало. Они действовали строго по уставу, но, как нам показалось, будь их воля, с удовольствием заперли бы нас с мотоциклами в клетку и допросили с пристрастием…

Тяжелое место – российско-азербайджанская граница в сумрачном (в нашем случае) Дагестане…

Когда мы приехали в Махачкалу, в городе уже два дня не было воды. Ни холодной, ни горячей. Вообще никакой воды. Совсем не было.

В принципе, это все, что я хотел бы рассказать об этом населенном пункте.

Кстати, Дербент нас тоже не впечатлил. Самый старый город России, как указано в путеводителях, – сплошной новодел. Но само место примечательное. Здесь горы Большого Кавказа ближе всего подходят к Каспийскому морю, оставляя лишь трехкилометровую равнину. «Дербент» означает «железные врата».

Врата в Закавказье…

Когда-то здесь проходил и Тамерлан. Он шел со стороны Азербайджана, и из отрубленных голов местных князьков и правителей уже можно было строить пирамиды. Хозяина Дербента по имени Ибрагим-хан такая перспектива не слишком устраивала. И он решил сам отправиться в лагерь к Великому Хромому. С собой он вез богатые дары – девять лучших скакунов, девять лучших наложниц и восемь лучших рабов.

– Где же девятый раб? – изумился Тимур, во всем ценивший симметрию.

– Девятый раб – это я, – ответил Ибрагим-хан, и Тамерлан сменил гнев на милость. Дербент не только остался цел, но и получил ответные дары от хозяина Самарканда, а находчивый Ибрагим стал наместником всего Ширвана.

Все это история, опять история, которая сопровождала нас повсюду в этом путешествии. Но больше думать об этом не было никаких сил. Хотелось пообедать, отдохнуть и доехать наконец до Астрахани.

…Вечером в Дагестане мы искали осетрину. Очень хотелось рыбы. Но осетрины, как назло, нигде не было, как будто рядом не Каспий, а какое-нибудь водохранилище. Так что пришлось довольствоваться люля-кебабом, только на сей раз на аварский манер.

VII. Невиданное гостеприимство

Дагестанская дорога – царство ментов. За 200 километров мы насчитали больше двадцати патрульных машин с радарами и четыре стационарных поста. Такое впечатление, что они просвечивают каждый метр. Может быть, для этого и есть какие-то основания, но все-таки явный перебор…

Мы знали, что здесь надо просто соблюдать правила. Скрупулезно, все до единого, в любых обстоятельствах. Но все-таки не выдержали. И вот что интересно. Повсюду – в Казахстане, в Узбекистане, в Азербайджане, в Иране – водители на трассе относились к нам с пониманием и радушием, были готовы уступить дорогу, если надо, помочь, объяснить, проводить. Повсюду, но не в Дагестане.

Это случилось часа за полтора до границы Астраханской области.

Мы идем со скоростью 60 км в час, ровно, как требуют знаки. Впереди, с включенной аварийкой – «десятка» с тонированными стеклами. Скорость – ну, максимум тридцать. Сплошная полоса. Я показываю водителю: возьми, пожалуйста, чуть правей, чтоб мы могли обойти тебя по своей полосе. Но нет, он нарочно берет влево и идет аккурат по разделительной линии. Что делать? – мы обходим чудака по «встречке» и попадаем прямо в руки полиции.

Они рады, как дети: «Все, отбор прав», и показывают нам кино, как мы обгоняли ту злополучную машину.

Я им говорю:

– А вы зафиксировали скорость этой машины?

– Какая разница, – отвечают. – Обгон по «встречке», и все дела.

Мы стали им рассказывать про наше путешествие, про шесть пустынь, пять границ, долгожданное возвращение на родину – никакого эффекта. Даже пугали, что могут нас задержать тут на сутки.

В конце концов, один бросил:

– Мы будем разговаривать только с уважаемым человеком.

Это со мной, значит. Потому что я старший.

И тут меня осенило. Я решил использовать наш главный и единственный козырь – положение гостя.

– Как же так, – говорю. – Мы к вам в гости приехали, а вы нам устраиваете спектакль? Мы что – преступники?

Этот довод как-то подействовал. Мужики сменили гнев на милость и выписали нам штраф за не пристегнутый ремень.

Отъехав километров десять, мы долго искали ремни на наших мотоциклах, но так и не нашли…

VIII. И снова Астрахань

Мы въехали в Астрахань. Последний километр до гостиницы, последняя сигара из дорожного хьюмидора. И для «Иваныча» это тоже последнее дальнее путешествие. Он настрадался, бедняга, за эти 11 тысяч километров – падал, ломался, ездил на черт знает каком бензине по черт знает каким дорогам.

Удивительно, но Азия далась ему тяжелей, чем кругосветка. Теперь он отправится в мастерскую к доброму доктору, а потом станет заслуженным городским мотоциклом. Буду выезжать на нем время от времени, вспоминая пустыни и степи, перевалы и вершины, переправы и туманы, города и дороги, солнце и ветер. Время, которое я провел в его седле…

…Мой любимый мотоцикл! Там, где бывали мы с тобой, мало кто бывал на этой земле. Ты прошел по таким дорогам, которые казались совершенно немыслимыми для спортстера, – от боливийских перевалов до казахской пустыни.

Теперь я точно знаю, что чувствовал всадник, когда расставался со своим старым конем. В какой-то миг это может быть острей влюбленности в женщину, в какой-то час – нежнее любви к сыну. Но мы не кочевники, мы европейцы. И «Иваныч» не конь, а старый добрый «Харлей». И это хорошо. Ему ничего не угрожает, ни болезни, ни старость. Он будет стоять в гараже и напоминать мне о пройденных дорогах. Добрый, проверенный друг…

…В гостинице, перед сном, я вспомнил Семевского. Представил себе, как тогда, восемьдесят лет назад, он возвращался из своего путешествия по пустыням.

Как от нас далек этот деловой тон энтузиаста, почти «марш в прозе»:

«Сотни и тысячи лет проходили по пустыням кочевые племена номадов, не умея использовать природу, рабски склоняясь перед ней. Теперь эти пространства пересекли большевики на машинах нашего советского производства, пересекли в самое тяжелое по климатическим условиям время года, когда температура достигала на солнце 60 градусов жары, когда песок накалялся до 65 градусов. Машины, обутые сверхбаллонами, не нашли в самой страшной пустыне Каракумов таких песков, которые были бы для них непреодолимы. Этим проблема транспорта в пустыне была разрешена. Объединение в автопробеге, комплексное разрешение транспортно-дорожных, экономических, технических и научно-исследовательских задач сыграло роль в открытии новой эры в жизни пустыни, эру покорения ее человеком, строителем социализма».

Они несли «равенство и свободу на крыльях революции», мечтали покорить природу и обуздать историю, но все случилось иначе. Седая Азия стерла «красную религию», как случайный и неудачный рисунок на песке. Осталось только воспоминание, образ, – среди сотен и тысяч других воспоминаний и образов.

Огорчило бы это Бориса Николаевича? Навряд ли. В послевоенные годы, общаясь с Львом Николаевичем Гумилевым, он уже ясно понимал вечность этих пространств и тщету человеческих усилий.

…Но и тот мир, который мы видели весной 2017 года, отправившись на мотоциклах вглубь Азии, – это тоже одно из мгновений в потоке, дорога между прошлым и вечностью по песчаным берегам застывшего в ожидании пространства, через переправы и мосты постоянно текущего времени.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ,

еще не последняя

I. Синдром возвращения

Я вернулся, да. На самом деле, приятно возвращаться: прощай, дорога, здравствуй, дом, можно заняться привычными и при этом почти уже забытыми делами. Здесь как будто все начинается заново. Утренний кофе, телефонные звонки, переговоры, обязательные дела, рядом родные лица, – все это раскатываешь по нёбу как новые вкусовые ощущения, стараешься продлить удовольствие.

Такую историю мы уже проходили, когда закончилась кругосветка, – была совершеннейшая эйфория. Рассказываешь о дальних краях – детям, друзьям, любимой, – улыбаешься уголками губ, вставая из-за стола после семейного ужина. Все в восторге, ты герой, тобой гордятся, хвастаются, особенно сыновья. Любой мужчина мечтает о подобной участи. И тебе самому остановка после пройденного пути кажется особенно привлекательной. Мотоцикл остался у мастера, пару дней ты ни на чем не выезжаешь в город, стараешься понежиться дома, в постели, собрать впечатления и воспоминания. Это особенно хорошо по контрасту: радуют цвета, звуки, можно насладиться домашним уютом – мягким стулом, шелковистым диваном, приглушенным светом настольной лампы.

Но после Азии все как-то выходило иначе. Вроде бы то же самое, но чувства окончательного возвращения так и не возникло. В чем дело, до конца не понятно. Все же отлично, все рады, счастливы, жизнь идет, как по расписанному плану. Так же расспрашивают, так же гордятся. Никаких лишних напрягов. Дело, видимо, во мне самом. Или, может быть, здесь, в Москве настолько другой воздух, что сам мир изменился, и это ощущается чисто физически?

В Азии часто с утра до вечера лупило солнце, стояло высокое атмосферное давление, тело к этому уже привыкло. А если уж был холод – так настоящий холод. А тут как-то все не до конца. Серединка на половинку.

Банальная акклиматизация, просто подзатянулась она. Смотрю в окно: с утра моросит дождь, часам к двум проясняется, потом опять облака. Неужели я стал метеочувствительным субъектом?

Может, попробовать выехать в город на байке? Нет, тоже никакого результата. Едешь себе автоматически, не замечая ни пробок, ни светофоров, ни встречных мотоциклистов. Как много все-таки влаги во всем – в воздухе, в людях, в движениях, чувствах, словах. И еще вчера этот разговор с Игорем…

…Разговор получился занятный. Мы курили кальян, как обычно, у нас на Красном Октябре. Человек пять их собралось, моих приятелей. Игорь, Вадим с новой подружкой Ликой, Миша и Ипполит. Игорь активно пил коньяк и хмелел на глазах. Но слушали меня внимательно, почти не перебивали, не переходили на местные дела. Все-таки байки об Азии имеют какую-то особую притягательность, впрочем, как и рассказы о других местах, где нас нет. Когда мне другие люди так же повествуют о путешествиях, я всегда вспоминаю Бодлера: «Куда угодно, но прочь из этого мира».