Торговец дыма

Луис с дежурной улыбкой перешагнул через порог и впервые оказался в доме Уго. Стандартная отельная вилла, она мало чем отличалась от жилища самого Санчеса, но была заметно проще обставлена. Каждая вещь, которую привез с собой майор из Испании, казалась излишне громоздкой и не особо красивой. Шкафы, комоды, полки, даже диван в гостиной, куда они с Уго проследовали из прихожей.

Излишне большим казались даже зеркало, висящее на стене, и отражающийся в нем журнальный столик с бутылкой рома и парой стаканов. Общим был разве что завораживающий вид из окна – на Тихий океан, голубое небо и яркое солнце, неустанно дарящее тепло этой благословенной земле.

Майор подошел к журнальному столику, плеснул в один из стаканов рома, потом, спохватившись, повернулся к Луису и спросил:

– Ты будешь ром? Местное пойло, черт его дери, вполне себе ничего…

– Нет, спасибо. Дела лучше обсуждать на трезвую голову.

– Как скажешь, – проскрипел Уго и, залпом опустошив свой стакан, налил еще. – Кстати, пока ты не начал свое долгое признание в любви к табаку перед выходом на пенсию… Если тебе вдруг нужны какие-то юридические консультации со стороны «Paradiso», мы можем организовать эту… онлайн-конференцию. Ну, чтобы твои юристы пообщались с их юристами и уладили все нюансы!

– Уго, я… – начал было Луис, но тут же запнулся, внезапно увидев нечто, что совершенно точно не ожидал увидеть здесь, в доме его несостоявшегося испанского партнера.

Видит Бог, Санчес до последнего не желал верить. Но сейчас, стоя посреди комнаты и глядя на предмет, лежащий на подоконнике, Луис понял, что дальше отрицать реальность бессмысленно.

– Ты чего застыл? – удивленно спросил майор.

– Прости за такой вопрос, Уго, – будто разом забыв испанский, с трудом выговорил продавец дыма, – но скажи, пожалуйста, что это такое интересное лежит у тебя на окне?

Реакция майора оказалась до обидного сдержанной: казарменная выучка сыграла свою роль. Едва уловимая гримаса раздражения мигом сменилась напускной беззаботностью – но раздражение все же было, это Луис моментально зафиксировал в памяти.

– Это-то? – фыркнул майор. – Так, безделица. Хочешь взглянуть?

– Да, Уго, – продолжая внимательно смотреть на собеседника, сказал Луис. – Если ты, конечно, не против. Ты же знаешь, как я люблю все, что связано с табаком.

– О, да! Продавец дыма – он и в Никарагуа продавец дыма, да? – хохотнул Уго, шагая к окну.

Луис не удивился бы, если майор размахнулся и влепил ему «безделицей» по лицу. Но старый вояка, надо отдать ему должное, держался на зависть, ни словом, ни жестом не выдавая волнение.

Впрочем, он мог его и не испытывать. Человек, который с каменным лицом бродил по залитому кровью перрону маридского вокзала, вряд ли будет переживать из-за таких пустяков, как дружба или доверие.

– Держи, – сказал Уго и протянул Луису голубой хьюмидор, на крышке которого была инкрустация кубинского флага и портрета Че Гевары.

Санчес дрожащей рукой взял сигарную шкатулку. Да, безусловно, это был тот самый хьюмидор.

– Когда она была тут в последний раз? – неотрывно глядя на лакированный портрет команданте, спросил Луис.

Уго хмуро посмотрел на продавца дыма исподлобья. Санчес почувствовал это, но не стушевал, а, напротив, поднял голову и посмотрел майору прямо в глаза. В отличие от Джонсона, у Уго был взгляд орла – отважной птицы, настоящего лидера, который свято верит, что все делает правильно, вовремя и лучше всех.

Майор прекрасно понимал, что козырей у него на руках не так много, но переживал ли он из-за этого? Санчес очень сомневался. Его вопрос стал точкой невозврата.

Теперь Уго знал, что Луис все понял.

После этого любое «мирное урегулирование», как выразился бы сам вояка, стало невозможно.

– Луис, ты знаешь, что я никогда не смешиваю личное и работу… – произнес майор.

– Ты не ответил на мой вопрос, Уго, – холодно прошипел Санчес. – Когда Джи была у тебя в последний раз?

– И тебе я тоже рекомендую отделять одно от другого, – не обращая внимания на слова Луиса, буркнул майор.

Судя по опасному блеску глаз, Уго был настроен решительно. Он действительно не собирался мешать работу и личное. Дружба дружбой, но он, майор полиции на пенсии, не станет терпеть обвинения от какого-то жалкого торгаша дымом.

– А я как раз разделяю, – сказал Луис. – Себя от вас.

Он размахнулся и со всей силы швырнул хьюмидор в зеркало на стене.

– Черт! – рявкнул Уго, глядя, как битое стекло, словно снег, сыплется на паркет. – Ты что, сбрендил?!

Санчес повернулся и увидел свое отражение в застрявших в раме осколках. Весь его образ вдруг превратился в разрозненную мозаику, которую, кажется, не собрал бы сам Бог. Так же Луис чувствовал себя и внутри: совершенно разбитый, на уровне души лишенный внутренней цельности, плоский и неприглядный недочеловек, вновь утративший веру в этот гребаный мир.

– Все кончено, Уго, – глухо произнес Луис, даже не глядя на майора. – Сделки не будет. Ничего уже не будет. Единственное, что я подпишу – это чек за разбитое зеркало. Но на этом – всё.

Надсадно дыша от гнева, распирающего его изнутри, Санчес развернулся и пошел в прихожую.

В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Вера, любовь, надежда – религиозные караки с трюмами чувственного дерьма».

Все то время, что Луис шел к двери, ему жег спину взгляд Уго.

Но, к удивлению и даже разочарованию Санчеса, в этом взгляде не было зла.

В нем было «ты даже не представляешь себе, придурок, насколько ты прав».

Глава 18

Неповторимое искусство

1503 г.

С каждым разом поездка в Нюрнберг давалась Марио все трудней.

Впрочем, с годами становится сложно вообще все, включая саму жизнь. До определенного момента человек еще способен ясно мыслить, но со временем пропадает и этот бесценный дар.

Всё превращается в дым, только на свой манер, подумал Варгас, и губы его тронула легкая улыбка.

Экипаж мерно покачивался на ухабистой дороге, укачивая пассажира и его слугу, но Марио стойко держался. Он хорошо поспал прошлой ночью и вскорости должен был прибыть в город, где его ждала встреча со старым другом.

– Груз на месте, – шепотом сообщил слуга.

– Что? – не понял банкир.

– Ну, вы так на меня посмотрели, – неуверенно улыбнулся верный спутник. – Я решил, что вы снова хотите спросить о грузе.

– А. Прости, я… я просто задумался, – весело сказал Варгас. – Размышлял, сколько еще ехать до города, а то я, признаться, не против был бы уже и… отужинать.

Говоря это, он невольно погладил себя по животу. Что ж, возможно, усталость от поездки была связана не только с возрастом, но и с любовью к испанской кухне. К счастью, бюргерские блюда не так вдохновляли Марио, и он всерьез надеялся сбросить за путешествие несколько фунтов.

Но что думать о грустном, если можно – о хорошем? Уже завтра утром Марио передаст Дюреру восемь арроба табака в обмен на его прекрасные гравюры. Обычно такими делами Варгас лично не занимался, но недавно он получил довольно странное письмо от Дюрера и решил лично убедиться, что немец пребывает в добром здравии.