Торговец дыма

Странность письма заключалась в словесных оборотах, которые Альбрехт использовал. Там, где прежде он обращался к банкиру «любезный друг», ныне было сухое: «Марио». Там, где обыкновенно находились пожелание доброго здравия и скорой встречи, зияла пустота. Сотни мелких деталей, разбросанных по бумажному телу письма, складывались в картину отчуждения, которая навевала Варгасу мысли о вернувшейся к Дюреру меланхолии. Учитывая, что недостатка в табако Альбрехт не испытывал, Марио рассудил, что у художника снова возникли какие-то проблемы. Что это было – трагедия на личном фронте, или Дюрер вновь попал в плен творческого кризиса – банкир не знал, но решил, что должен помочь немцу, и незамедлительно отправился в путь.

С этими творцами всегда так сложно, подумал Варгас. Любое неосторожное слово способно выбить почву из-под ног ранимого художника. Зная Агнесу Дюрер, Марио невольно грешил и на нее – супругу Альбрехта всегда волновала только прибыль, и ради нее она чуть ли не палкой загоняла несчастного мужа в мастерскую.

С другой стороны, кто знает, может, именно понукания супруги вдохновили немца на создание «Апокалипсиса»?..

Любуясь на шпили городских башен, которые наконец показались на горизонте, Варгас улыбнулся, вспомнив шутку про легендарную серию гравюр. Пожалуй, Агнеса в определенном настроении и впрямь могла бы заменить всех четырех всадников Судного дня…

Экипаж Варгас въехал в Нюрнберг еще до сумерек, чем немало порадовал банкира. О встрече с Дюрером в тот вечер речи не шло, но они со слугой спокойно и без спешки расположились в лучшей городской гостинице. После ужина в трактире по соседству Варгас отправил гонца к Дюреру с сообщением, что он прибыл в город и хочет завтра утром навестить мастера. Мальчишка убежал, а Марио отправился в комнату, чтобы, пыхтя трубкой с табаком, заняться наконец дневником – в последнее время он взял за правило описывать текстом все значимые моменты своей жизни.

И путешествие из Севильи в Нюрнберг определенно было из их числа.

Следующим днем Варгас привычным маршрутом отправился в мастерскую Дюрера. Погоды в Нюрнберге заметно отличались от севильских; март выдался промозглым, и банкир кутался в плащ. Тем не менее пройтись по знакомым местам было Марио в радость, хоть к концу дороги он немного устал – и в очередной раз задумался, что грех чревоугодия необходимо взять под строгий контроль.

Отдышавшись, Марио постучал в дверь мастерской.

Немец, как обычно, открыл далеко не сразу – вероятно, был занят кропотливой работой. Внешний вид Альбрехта подтверждал догадку банкира – растрепанная рубашка и прическа, лоб в испарине, слой щетины на щеках… Похоже, Марио невольно прервал создание очередного шедевра.

– Здравствуй, Альбрехт, – расплывшись в приветливой улыбке, сказал Варгас. – Как же я рад встрече!

– И я, – сухо ответил Дюрер, хмуро рассматривая гостя. – Чем обязан твоему визиту?

Тон и взгляд художника немного насторожили Марио. Удивление Дюрера плохо сочеталось с вчерашними словами гонца, который вечером сообщил банкиру, что Альбрехт будет ждать его завтра утром. Возможно, художник просто заработался, решил Варгас про себя, и с былой непринужденностью воскликнул:

– Ну как же? Решил лично навестить старого друга… и доставить ему лекарство от меланхолии! Сколько там времени прошло с нашей последней встречи?

– Почти два года, – нехотя ответил Альбрехт.

– Точно-точно. Тогда ты приехал в Севилью. А в твоей мастерской я, получается, не был уже лет… пять, верно?

– Входи, – с трудом, но все же поняв намек гостя, сказал Дюрер.

Он отступил в сторону, и Варгас, благодарно кивнув, переступил через порог.

За пять лет, минувших с последнего визита Марио, в прихожей ничего особенно не изменилось – разве что доски пола местами сменили на новые, а краску на стенах обновили. А вот в самой мастерской царил настоящий хаос – количество гравюр просто поражало. Марио почувствовал себя ребенком, которого родители привели в магазин сладостей – вертя головой по сторонам, он с интересом рассматривал каждую причудливую работу немецкого дарования.

Дюрер прошел к столу и уселся на лавку. Варгас ждал вопросов о погоде, дороге, здоровье, но художник без пустых прелюдий вдруг выпалил:

– А где ты берешь табако после раздора с Колумбом?

– Торговцы дымом не раскрывают своих секретов, – с вежливой улыбкой ответил растерянный Марио. – Но, могу тебя заверить, что табако этот – высшего сорта. Я изучают его свойства и опытным путем установил, что лучше всего хранить его не на чердаке, а в подвале. Под раскаленной солнцем крышей он быстро высыхает, а вот в холоде погреба сохраняет свои лучшие качества.

– Кто бы мог подумать, – без тени интереса пробормотал Дюрер, – что с табако все настолько сложно. Учитывая, что его долгие годы курили аборигены Нового Света.

– О, они не так уж и просты, – заметил Варгас. – Все, что касается даров природы, им известно лучше нашего, насколько я могу судить по чужим рассказам. Однако же у нас тут, в цивилизации, даже к дарам природы особый подход… Да и климат в Вест-Индии заметно отличается от европейского.

В прихожей скрипнула дверь, и Марио невольно напрягся – кто бы это мог быть? Однако несколько мгновений спустя Варгас успокоился, увидев Агнес, супругу Дюрера. Бледной тенью она вошла в комнату и вздрогнула, увидев Марио.

– Приветствую, Агнес! – весело воскликнул банкир.

Супруга Альбрехта, однако, его радости не разделила. Более того, и в голосе, и во взгляде ее было плохо прикрытое раздражение.

– Доброго утра, сеньор Варгас. Альбрехт, будь добр, когда вы… тут закончите, зайди ко мне в кабинет. Нам надо кое-что обсудить… – Женщина опасливо посмотрела на Марио. – По твоему делу.

– Да, конечно, милая, – заверил художник.

Агнес еще раз обожгла гостя недобрым взглядом и скрылась.

– Что это с ней? – негромко спросил Варгас, едва из прихожей донесся звук закрывшейся двери.

– На то есть много причин, – внимательно глядя на банкира, медленно произнес Дюрер. – Но, право, мне не хочется их перечислять. Давай лучше перейдем к делу. Ты привез мне восемь арроба табако, верно?

Недоумевая, что происходит, Марио медленно кивнул. Дюрер, ненадолго задумавшись, снял с шеи ключик и открыл им замок ящика, который после этих нехитрых манипуляций выдвинул из стола. В ящике лежали два кошеля.

– Бери, – сказал Альбрехт. – Я подготовил их заранее. Не думал, правда, что ты сам зайдешь, но…

– Постой-ка, – с долей недоумения произнес Марио. – Но ты же обыкновенно рассчитывался гравюрами?

– Я решил, что деньгами рассчитываться проще и правильней, – отчего-то глядя в сторону, ответил на этой Дюрер.

Варгас нахмурился.

– На то есть какие-то причины? Ты не справился с гравюрами? У тебя творческий кризис?

Альбрехт задумчиво посмотрел на гостя.

– Сейчас я кое-что тебе покажу, – произнес он. – Подожди секунду.

Марио кивнул, и художник, встав из-за стола, наклонился и достал из-под лавки нечто, завернутое в грязную тряпицу. Сорвав ее, Дюрер положил на стол новую медную гравюру. На ней был изображен некий футуристический образ – мальчик, парящий по звездному небу, в окружении странных существ. Эта работа показалась Марио слишком необычной даже для Альбрехта, но инициалы «А. Д.», которыми подписывал свои работы Дюрер, тут же приковали к себе его внимание.

– Нравится? – спросил художник, видя, как банкир буквально пожирает глазами гравюру с мальчишкой.

– Я бы сказал «интересно», – уклончиво ответил Варгас.

– А если без виляний? Скажи честно, что думаешь. Я назвал ее «Мальчик в звездах».

Теперь уже Альбрехт пожирал гостя глазами. Марио, поняв, что смолчать или слукавить не выйдет, выговорил:

– Она правда необычная, и… ее будто не ты писал. Нет в ней какой-то… изюминки.

– Мне тоже так кажется, – продолжая неотрывно смотреть на банкира, произнес Дюрер.

Его тон показался Варгасу странным – будто бы где-то там, в фоне, присутствовали нотки едкого сарказма. Не понимая его причин, Марио неуверенно добавил:

– Но все равно, рука мастера чувствуется.

Из груди Альбрехта вырвался нервный смешок.

– Ты же сейчас не всерьез, верно?