В краю несметного блаженства

480-й километр подкрался незаметно, хотя прошёл целый час. Подняв с камней свои рюкзаки и надев их на спины, Вех с Рокси без слов попрощались с вагоном, позволившим им переночевать и добраться до нужной точки, слезли на металлическую платформу и настроились на прыжок. Высокая скорость трясла, раскачивала их, как бы побуждая к решительному действию. Под ними зиял нескончаемый сугроб высотой по колено и даже выше. Вех разбежался, насколько это было возможно, прыгнул и улетел в безгранично глубокое измерение сахарного снега. Для Рокси это выглядело так, будто он испарился, исчез с лица земли в момент прыжка. Без промедлений она схватилась за лямки рюкзака, чтоб случайно не оставить его на платформе, и кинулась вниз.

Они приземлились в ста метрах друг от друга. Вех, весь укутанный в снежные одеяния, проделал к Рокси тропинку, на радостях подошёл к ней и всмотрелся в её расширенные от всплеска адреналина зрачки. Никакие слова не были способны передать ту бурю волнений и эмоций, что прокатилась в тот одновременно приятный и волнительный миг, посему они молчали, железобетонно молчали и созерцали, как последние вагоны грузового поезда становятся всё меньше и меньше, уносясь в неизведанное далёко.

Гостеприимный лес, должно быть, специально для пары раздвинул границы своих владений и очистил их от заснеженных елей, создав тем самым и наглядную метку, и широкий проход. Пара воспользовалась природной любезностью и отправилась к границе.

Не стоит думать, что двенадцать километров – это незатейливая прогулка на пару часиков. Для некоторых в развитом городе с очищенными от снега улицами или вовсе летом пройти двенадцать километров – то ещё испытание на прочность. А на лоне суровой, необузданной, нехоженой, неисследованной морозной природы, при отсутствии удобных дорожек, наполовину в снегу и с грузом на плечах, с тяжёлой многослойной одеждой, прилипшей к телу – двенадцать километров казались непроходимым за сутки расстоянием. Вех это понимал и мысленно выстраивал в голове способ переночевать таким образом, чтобы на следующее утро проснуться незамёрзшим и, что также немаловажно, живым. Но пока они шли, взбираясь под двадцатиградусным углом на раскидистый белый холм и постепенно оставляя позади себя широкий слой вековых елей. Парень выполнял роль уборщика снега и лёгкими движениями сапог расшвыривал слоёную снежную пыль с дороги, очищая путь для Рокси. Отсутствие завтрака вскоре вынудило его слопать пол-упаковки печенья, но он не останавливался для перекуса и ел на ходу.

Погода с ясной перешла на ледяной туман. В течение получаса большими хлопьями пошёл снег. Линия горизонта, доселе видимая и различимая, теперь слилась в одно серое целое с небом и землёй, и куда ни глянь – везде была одна равномерная одноцветная текстура, как в древних компьютерных играх. Двести метров были пределом видимости, и изначально тяжёлый поход превратился в ещё более изнурительный. Вех с Рокси преодолели холм и очутились в низине, из которой тоже пришлось подниматься наверх.

– Сколько мы прошли? – захотела узнать Рокси. Она запыхалась, но в целом была в норме и могла идти.

– Километра три – три с половиной.

– Всего? А такое чувство, что мы плетёмся несколько часов.

– Так и есть. По ощущениям могу сказать, что прошло четыре часа.

– И мы придём к границе только через восемь часов?

– Может, чуток пораньше. Нам сейчас главное – выбраться из этой низины, а там, скорее всего, полегче будет. Мы пойдём по наклонной вниз или пойдём ровно, но точно не в гору. Устала? – переживал он.

– Устала, но всё хорошо, Вех, не будем останавливаться. Я смогу дойти до границы без остановок. Останавливаться на этом месте – зря время терять.

Преодолев и низину, они, как и предчувствовал Вех, вышли на открытое плоское пространство, правда, сильно затуманенное, но по которому было в два раза легче шествовать. Вех вернулся к разговору и раскрутил тему, незначительную по своей сути, но крайне любопытную:

– Я тут кое-что вспомнил о фильме «Дикий колос над водой».

– Который породил общественные беспорядки?

– Да, но… Нет! Тогда под видом «Дикого колоса над водой» нам показали совсем другое, а я говорю об изначальном проекте, который рекламировался по всей столице. Я, разумеется, целиком сюжета не знаю, да и никто не знает, ибо фильм так и не был показан, но то, что было изображено на интерактивной рекламе – тридцатисекундный отрывок сюжета, – смахивает на наше с тобой приключение, причём почти точь-в-точь. Ты не помнишь?

Рокси молчаливо качнула головой, будто бы ей было стыдно за то, что она этого не помнит.

– Я расскажу. В общем, главные герои фильма – парень и девушка, как и мы. Они так же, как и мы, осуществляют побег из некоего тоталитарного государственного суперконцерна и спасаются в руках природы. Не напоминает ли это тебе нашу историю? Естественно, в фильме всё выглядит преувеличенно, гиперболично, скажем так, и наше государство на фоне показанного в фильме человеконенавистнического муравейника – остров свободы, но всё же…

– Какую мысль ты хотел мне этим передать?

– Никакую, просто моё забавное наблюдение. Я почти никогда не замечал знаков судьбы, а если и замечал, то игнорировал их или придавал им пустяковое значение. Но если задуматься и провести параллель между нами и ребятами из фильма, то становится как-то страшно, по-хорошему страшно. Как во время грозы, как во время жгучего ливня, когда тебя вроде трясёт от страха при осознании собственной ничтожности перед небесами, что осыпают тебя литрами капель и насылают на твою землю электрические разряды молнии, но в то же время ты чувствуешь в себе силу, ибо являешься частью, деталькой этого грозного, этого могучего мира, и страх твой оборачивается бесстрашием, ты бегаешь, мокнешь под дождём, ловишь взором остроугольные вспышки и ни о чём не жалеешь!

– Надеюсь, что знак твой – пророческий, позитивный и что мы выберемся к людям. Ты не представляешь, как я надеюсь…

Час за часом пролетал, час за часом два муравьиных (с высоты птичьего полёта) тела прорубали себе дорогу к границе. Невидимое солнце без помощи циркуля успело очертить на небосводе размашистый полукруг. Оценив самостоятельно выполненную работу как идеальную, оно припало к горизонту и относительно недолгое время посветило у его размытых границ, а затем спряталось за ним и отправилось на боковую. Как и следовало ожидать, Рокси переоценила свои силы, и ни о каком безостановочном восьмичасовом заходе не могло быть и речи. И у неё, и у Веха подкашивались и тряслись ноги, спины не держались прямо, сгибаясь от невыносимой нагрузки, а головы были помутнены, так что путешествие сопровождалось скорее вздохами и стонами, нежели оживлённой речью. Вся эта совокупность негативных обстоятельств привела к трём неприятным моментам.

Первое: примерно в пять вечера, когда быстро темнело, но сумерки ещё могли обеспечить какое-никакое подобие света, Рокси настигла паническая атака. Покрывшись потом и слезами, девушка внезапно вскрикнула, покинула протоптанную Вехом дорожку и по высокому сугробу устремилась в направлении запада. Вех, конечно, побежал за ней, но его помощь не пригодилась: спустя пятьдесят метров Рокси споткнулась и рухнула в сугроб, после чего поднялась, оставив после себя глубокий отпечаток, подбежала к парню, обнялась с ним и в тревоге начала оправдываться:

– Не понимаю, что на меня нашло. Я просто шагала позади тебя и… вдруг мне стало так страшно, что я не придумала ничего лучше, чем попытаться спастись… но от чего? Это всё – однообразный ландшафт, однообразный пейзаж, одна и та же картинка перед глазами на протяжении нескольких часов. Как тут не начать паниковать? Зрению человеческому свойственно переключаться с одного объекта на другой, смотреть далеко и близко, фокусироваться и расфокусироваться… Тут это невозможно.

– Держи себя в руках, – подбодрил её Вех. – Не позволяй злу этой местности доминировать над тобой. Существует природное добро, но вместе с ним уживается и природное зло. Природное зло проявляется в момент сгущения ночи. Будь осторожна. Захочешь есть, пить, спать, в туалет или даже остановиться без причины – скажи, мы остановимся.

– Вперёд, вперёд…

Молниеносно подступивший мрак застал пару врасплох, и скрыться от него было негде. Вокруг – заснеженное поле, и единственным проявлением чего-то светлого был цвет многослойного снежного пирога, да и то он не выглядел белым, а бил в глаза и напрягал внимание своим мертвенно-бледным контуром. Рокси достала две зажигалки, одну передала Веху, а вторую оставила у себя. Провоцируя возникновение пламени, она одновременно согревала замёрзшие руки (на её руках, равно как и на руках Веха, не было перчаток, и об этом упущении она сожалела) и подсвечивала окружающее пространство на пару метров от себя, чем, в принципе, довольствовалась и отчего чувствовала себя безопаснее. Вех использовал зажигалку с теми же целями – согреться и посветить.

Второй неприятный момент наступил через полчаса и был связан со слуховыми галлюцинациями, возникшими у Веха как ответ на пространственную дезориентацию, которая не могла не появиться в таком месте в тёмное время суток. Зажигалка не была вечной, и нельзя было жечь горючее просто так на постоянной основе. Кроме того, Вех случайно обжёг пламенем кончик большого пальца, из-за чего поджигать стало достаточно больно, так что свет «подавался» раз в полторы минуты и на короткий срок, только чтобы не сбиться с прямого пути. Бо?льшую часть времени пара продвигалась в темноте. Вследствие этого буквально каждые пятнадцать секунд Веху начали мерещиться различного рода звуки, которых на самом деле никто не издавал: то Рокси якобы шепнёт ему что-то сзади, то скрипнет ветка несуществующего дерева, то неведомый зверёк зашевелится или пискнет на снежной глубине, то распространится на большое расстояние некий глухой металлический стук и так далее. Вех устал вертеть головой в попытках обнаружить все эти источники звуков и потихоньку выходил из себя. Сгорбившись как крючок, он преодолевал сам себя и шёл механически, как бы напролом.

– Хватит действовать мне на нервы своим шёпотом! – в одночасье не выдержал он и выразил наглый упрёк в сторону Рокси.

– Чего? – подивилась девушка, ответив ему слабым от нехватки сил голосом.

– Я знаю: это ты! Ты специально плетёшься за мной и бросаешь в мою спину тихие словесные проклятия! Я больше не могу это терпеть! Я сойду с ума! Перестань!

– Но я ничего не говорила… Знаешь что? – Поднатужившись, она опередила Веха, проделала дорожку к одинокому ветвистому дереву, которое без листьев было обнажено и мёрзло, укутанное снегом, привалилась к нему, вытянула перед собой ноги и с облегчением в лице вдыхала сухой холодный воздух.

Вех подобрался к ней и присел рядышком. Он боялся, что не встанет, не сможет подняться, пока уставшее тело, им не контролируемое, не соизволит полностью восстановиться, что могло растянуться по времени на долгий срок.

– Выходит, ты молчала?

– Ни единого слова…

– Я галлюцинирую. Мне слышатся всякие звуки, которых нет.

– И я галлюцинировала, когда закричала и попыталась убежать. Домой хочу, – отрезала она. – К родителям. Пить чай в тёплой квартире, а не всё это…

– Назад дороги нет. Мы прошли много, и возвращаться назад дольше, чем идти вперёд. Вдобавок ко всему, если мы теоретически и вернёмся к железной дороге, то что дальше? Поезд здесь, уверен на сто процентов, не остановится, даже если машинист каким-то чудом нас заметит, а цепляться за вагон, несущийся на скорости в пятьдесят километров в час и выше – ты сама понимаешь – глупость и невозможность.

– С чего ты взял, что назад – дольше? Ты эти абстрактные цифры с потолка берёшь? Ты считаешь лишь расстояние до границы, но не берёшь во внимание то, сколько нам топать после неё, до ближайшего населённого пункта. А там наверняка и все двадцать, и все тридцать километров. Возле путей хотя бы… и помереть можно по-человечески. Есть шанс, что наши тела, бледные и холодные, промёрзшие до основания и изглоданные, накрытые одеяльцем чистого снега и приготовленные к отправке в мир послесмертия, будут найдены, привезены в морг и сожжены. Мои родители получат две урны. Прах из твоей урны они высыпят на пол и в ярости растопчут как нечто враждебное, потому что через меня ты послал им обещание беречь меня, но обещания данного не сдержал…

– Успокойся!

– Не успокоюсь. Не получается успокоиться.

Решив развести костёр, Вех дотянулся до тонких веток, надломил их и вырвал из ствола, разломил эти ветки ещё напополам, скучил получившуюся охапку на земле и попытался её поджечь. Не вышло. Основание ветки подымило, обуглилось и затухло. Тогда Вех снял шапку, рывковым движением избавил её от помпона, поджёг помпон и, пока тот разгорался, положил его в центр и накрыл ветками. На этот раз всё загорелось как надо, маленький огонёк распространился на каждую ветку и сделался отличным костром. Когда горючего вещества оказалось мало, парень залез на сугроб, прыгнул, уцепился за крепкую ветвь дерева, поелозил по ней руками и подобрался к краю, и под его тяжестью ветвь всё же хрустнула и полетела вниз, утянув вместе с собой нарушителя природного спокойствия. Вех провалился в сугроб, как в бассейн с водой, и заодно получил по затылку сорванной ветвью, которая приземлилась в метре от него. От ветви живо были отделены маленькие веточки и брошены в костёр.

Рокси продолжала греть руки, никак не желавшие становиться теплее. Ей стало лучше, и в действительности успокоиться у неё получилось. Вех осторожничал с бутылкой, держа её над огнём так, чтобы не расплавилась, и нагревая воду внутри неё. Отпил – теперь теплее, горло не заболит. Предложил Рокси. Она сделала пару глотков и вытерла лицо.

– Тебе лучше? – ласково поинтересовался парень. Он не хвастался, но ему хотелось услышать в свой адрес слова поддержки и благодарности, не для того чтобы потешить своё самолюбие, а с целью настроить себя на то, что он всё делает правильно и идёт по верному пути. И, немаловажно (пожалуй, это было во много крат важнее, чем поддержка, в первую очередь, его самого), он искренне беспокоился за Рокси и за её состояние, внешнее и внутреннее, и поэтому её депрессивные, пропитанные негативом слова о смерти, прахе и несдержанном обещании вонзались в него подобно ледяному лезвию ножа.

– Чуточку лучше. У меня как будто льдинки вместо рук. Мы остаёмся? – спросила она после минутного молчания.

– Да… или нет… – почувствовал нерешительность Вех. – Чёрт возьми, понятия не имею. С одной стороны – отдых нам необходим. С другой стороны – страшно как-то ложиться спать посреди пустоты, тем более что ещё нет и семи вечера, и когда мы проснёмся – тёмным утром? Прибавь к этому потенциальное обморожение, потенциальных диких зверей и прочее.

Не стоило Веху упоминать диких зверей, ох как не стоило, и хотя дальнейшая роковая ситуация от этого упоминания никак не зависела и произошла бы сама собой даже без словесного вмешательства парня, но Вех вскоре трёхкратно пожалел, что оборонил эти неосторожные слова. Пара заслышала отдалённый волчий вой.

– Опять галлюцинации? – возмутился парень про себя, но Рокси его услышала.

– Нет, не галлюцинации… – с дрожью в голосе объявила она. – Волки!

Вех выругался и задёргался, не понимая, что предпринять и как действовать.