– Туши костёр! – Таково было первое его указание, после которого он сам подбежал к огню и растоптал его сапогом, оставив на его месте горячее пепелище.
– Зря-зря-зря! Волки как раз боятся огня! Это был наш единственный защитный рубеж, а ты всё испоганил!
– Неважно. Я обезопашу нас. Я их пристрелю.
Тот самый пистолет, «отобранный» у надзорщика по дороге к вокзалу, обнаружился у Веха зажатым меж ладоней. Вех никогда в жизни не притрагивался к оружию и не стрелял. Руки не хотели слушаться и качались из стороны в сторону, как провода на ветру, несмотря на то что никаких серых хищников ещё не появилось в зоне видимости. По извлечении магазина из рукоятки определилось, что он полностью заряжен и что в нём двенадцать патронов. Вех неумело дёрнул затвор, так как инстинктивно и фрагментарно вспомнил, что без этого пистолет, вроде как, не выстрелит, а если и выстрелит, то в любом случае неправильно. А ошибаться было непозволительно, ибо его жизнь и жизнь Рокси висели на волоске. Каждый из дюжины патронов должен быть израсходован с умом, а пуля – обязана поразить цель, надеялся Вех, вращаясь на триста шестьдесят градусов и чётко смотря в прицел. Он заметил предохранитель, щёлкнул им и тем самым перевёл пистолет в состояние готовности вести стрельбу.
Впереди него, на до тех пор неподвижном белом полотне, начались суетливые движения, незыблемый снежный пирог рассыпался, и мелкие его крошки разлетелись в разных направлениях. Здешний хищный обитатель, притаившись в снегу, подкрадывался к Веху, и только протяжный звучный рык выдавал его напряжённое присутствие. Указательный палец Веха сполз на спусковой крючок, и парень неумышленно выпустил первый снаряд, который как вылетел из дула пистолета, так и исчез в невидимом пространстве беспросветной тьмы. Вспышка, на вид короткая и незначительная, тем не менее ослепила парня, а звук выстрела – пронзил уши. Вех едва не выронил оружие, но смог сохранить его в руках.
Для нападавшего этот выстрел послужил призывом к действию. Волк перестал прятаться и с диким рычанием выпрыгнул на парня. По размеру он был похож на среднюю собаку, а Вех от испуга представлял этого зверя минимум в два раза крупнее себя самого. Но зато длины у хищника было не отнять – в длину он насчитывал не менее полутора метров. Все эти параметры волка Вех проанализировал уже после столкновения, а пока покрытый серой шерстью негодяй подлетел к его ногам и вцепился в район голени, но не задел кожи или плоти, а остановился остроконечными зубами на плотных штанах и дальше продвинуться не смог. Вех при этом всё-таки обрушился на мягкую землю. Воспользовавшись положением и отсутствием боли, которая, по его мнению, должна была присутствовать от укуса, он покрепче взялся за пистолет и совершил три выстрела, нажимая на спуск, как бешеный. Один выстрел пришёлся волку в лоб, два – в шею. Звериная хватка тут же ослабла, и мёртвый хищник повис на штанине Веха. Парень оклемался, встал со снега и отцепил тяжёлое животное от себя.
Волк был не один, и перед свой смертной участью он привёл с собой гостей. Наверное, в качестве приглашения как раз был использован вой, который раздался на всю округу и привлёк других представителей стаи. Второй серый зверь напал исподтишка, сбоку, и конкретно его укус в ляжку Вех прочувствовал во всей полноте болевых ощущений, но везение всё равно было на его стороне: совершив подлую атаку, волк не вцепился и не продолжил вгрызаться в его ногу, а отпустил добычу и отступил на приличное расстояние. Держась одной рукой за пораненное место, Вех поднял пистолет повыше, пальнул вслепую два раза и не попал, однако припугнул злодея так, что тот в спешке ретировался с поля боя, поджав хвост и видимо не порываясь повторить несчастную судьбу своего собрата. Внезапно завопила Рокси.
В то время как Вех упорно отбивался сначала от одного, а затем и от другого волка, третий (и наряду с этим последний прибежавший) клыкастый монстр учуял беззащитную девушку за деревом, припал на передние лапы и набросился на спину Рокси. Стрелять по нему было небезопасно, прежде всего для самой девушки, ведь санитар леса извивался и мельтешил перед глазами, приглядываясь и выбирая, в какое бы место укусить. Что удивительно, Рокси, заметил Вех, вовсе не пыталась дать зверю сдачи, не лупила его по морде, не дёргала за лапы, не елозила по снегу и не выказывала стремления освободиться из когтистых объятий, словно она была неживой. Этот факт больно ударил в душу и вынудил сократить дистанцию стрельбы. «Не могла она умереть!» – утешался Вех.
Подойдя ближе и остановившись на пяти метрах, он поймал удачный момент, когда волк был повёрнут к нему боком и тело его виднелось как на ладони. Зверь не замечал близкого присутствия и игрался с телом Рокси, перекатывая его и купая в сугробе напротив дерева. Вех забыл об экономии боеприпасов и продырявил середину левой боковой стороны волка оставшимися шестью пулями. С каждой пулей, проникавшей в живую мякоть, хищник становился всё слабее и неживее, пока окончательно не рухнул подле девушки, слегка окровавив её одежду.
– Нет, нет, нет! – проронил Вех, приблизившись к бездыханной, постепенно терявшей тепло девушке, заглянув в её лицо, вглядевшись в две закрытые полоски глаз со слоем густых ресниц, на которых таяли опавшие с веток снежинки. – Быть не может! Быть не может! Волк даже не покусал тебя! – сделал он обнадёживающий вывод, с ног до головы осмотрев всю её одежду. Был виден только длинный след от когтей на задней стороне куртки, но он не был глубоким и потому не коснулся спины. – Ты испугалась, Ро? Ты хорошенько испугалась и потеряла сознание? Да? Ничего, я понимаю. Ну же, подымайся, полезай на мои плечи, во-от так!
Никуда Рокси не полезла и полезть не имела возможности ввиду своего беспамятства. Вех разговаривал сам с собой, дабы не свихнуться. Это он взвалил тело девушки себе на плечи и неизвестно каким образом умудрился не только устоять на ногах после непредвиденного утяжеления, но и продолжить неспешное продвижение к границе. Расчищать снег сапогами, как до этого, было невозможно вследствие неподъёмности ног. Сугроб потихоньку обволакивал его ноги, и это походило на незаметное летнее вхождение в ласковые воды тёплого моря, но в реальности снег выступал в роли недоброжелательного преследователя и соперника, с которым приходилось бороться посредством втаптывания его в землю и оставления на нём следов от подошвы.
В Вехе проснулась сила, стихия и масштаб влияния которой доходили до божественных величин. Это не поддавалось и не поддаётся лексическому описанию или объяснению, как не поддавались и не поддаются описанию и объяснению (логическому, материальному) истории тех, кто, к примеру, с окостеневшими на морозе, омертвевшими конечностями смог проползти без еды и воды под сотню километров и выбраться к цивилизации, кто, при виде пожара в чужом доме, чувствуя нравственный долг, несколько раз заходил в пламя, покрывался чёрным дымом и вдыхал его, но покидал дом с женщинами, с детьми, со стариками на руках и тем самым спасал их, кто бросался в ледяную воду, чтобы вытащить провалившегося под лёд ребёнка, кто на войне день за днём отстаивал священную свою Родину, каждый её клочок, каждую деревушку и каждый городской объект, кто живым щитом вставал под пулемётную очередь, давая попавшим в беду товарищам возможность унести ноги, кто выживал в пустыне, кто совершал мягкую аварийную посадку заклинившего самолёта, наполненного людьми, кто не отпускал руки лучшего друга, по неосторожности повисшего над километровым обрывом… Всё это – проявление божественного в человеке, тесно переплетённое с совестью, с настоящей, а не показушной человечностью. Историй таких достаточно, для того чтобы сформировать некую статистику, но, во-первых, герои обычно предпочитают молчать и не любят хвастаться, не говоря уже о тех, кто безвозвратно взамен чужих жизней отдал свою, а во-вторых, статистика эта мало кому будет нужна или интересна. Многие индивидуалисты пройдут мимо неё, скорчат недовольную мину и хитро спросят сами у себя: «Зачем тратить свою жизнь на кого-то кроме себя любимого, а уж тем более – жизнью своей ради какого-то незнакомца жертвовать?» А простые люди, более коллективные (имеющие семью и обитающие в своём кругу общения) остановятся, присмотрятся, вздохнут, однако через минуту позабудут, о чём таком они вздыхали. Таких (большинство) сверху любят «подкармливать» чем-то шокирующим, любят засорять им мозги, держать их в неравновесии, в вечном состоянии выбора, но при этом ни одна их извилина не пошевелится и не изменится ничего в набитых их головах. Вздыхают и радуются, вздыхают и радуются, взлетают и падают духом – бесконечно, – но не хотят меняться, наблюдают жизнь со стороны, смеются над ошибками других, а сами ошибок не совершают, потому что повально бездельничают. Нельзя ошибиться, находясь в бездействии.
Вся боль, все негативные чувства Веха отныне не имели телесного и душевного пространства для распространения и по этой причине безрезультатно пробовали пробиться внутрь организма, из которого они были выгнаны. Душу и тело парня занимало исключительно желание, стремление, высокая мечта (можно назвать это ещё кучей слов-синонимов) – спасти Рокси, вдохнуть в неё жизнь, не позволить ей погибнуть, не оставить её в этом гиблом местечке. Он приобрёл черты натурального сверхчеловека. Лишившись боли, лишившись страха, лишившись всего в мироздании, за исключением безжизненного, но бесценного груза на своих железных плечах, он стойко пробирался к границе, и часы, также наделённые всевышней энергией, летели за ним и толкали небесный купол, ускоряя ход ночи. Семь, восемь, девять, десять часов – кого вообще волновало какое-то дурацкое время среди снежного ничего? Что днём, что ночью – одно и то же, одна и та же душераздирающая пустота! Важнее всего была Рокси и оказание ей помощи в смертельной схватке за жизнь. Больше – ничто. Ничто не существовало и не могло существовать, пока Рокси не очнётся в безопасности, окружённая заботой. В таком ключе размышлял Вех, последовательно приближаясь к концу страны, которой он посвятил четверть жизни. Что за этой страной? Что за этой границей? Он не знал точного ответа, но догадывался: само собой, другие страны, новые границы. Но примут ли там его с Рокси? Вопрос оставался открытым. Вместе с тем он не хотел отрываться от своей земли. Как он уже успел заявить девушке, сидя с ней на вагоне и только отправляясь в дальнее путешествие: не будь её рядом с ним – он беспрекословно бы остался в столице и учинил безжалостную борьбу с государственным фашизмом, с партией «Нарост» – источником этого фашизма. И это были не пустые слова.
Далеко за полночь Вех увидел высокие полосатые столбы, тянувшиеся, точно по горизонту, с запада на восток и охватывавшие бескрайние просторы. Они проходили, скорее всего, по искусственной возвышенности, до которой сперва необходимо было подняться. Неисчерпаемая сила, продолжавшая пронизывать Веха приятным облучением, позволила это сделать без всяких проблем. Столбы не были обтянуты ни проволокой, ни сеткой, они предназначались не для защиты, а для простого соблюдения формальностей и визуального разграничения территории, но проходить через них было страшно. Невольно закрадывалась дурная мысль, что по пересечении границы либо с прежней, либо с новой стороны неизвестно откуда прибегут солдаты-пограничники, страшным голосом прикажут остановиться (иначе расстреляют на месте), бросят лицом в снег, закуют в наручники, уведут в штаб и после всех кругов ада приговорят к длительному заключению за шпионаж. А может быть, прибегать никто и не будет, но тогда вместо этого широкое заснеженное поле в воображении представлялось полем минным. Хорошо замаскированные белые взрывные устройства втихую поджидали гостей, которым здесь никто не был рад и от которых поэтому следовало бы избавиться. А может, и мин никаких тут не было, иначе волки, как успело выясниться, обитавшие в данном ареале, постоянно бы на них напарывались и подрывали себя. «Нет, ничего подобного нет, – решил Вех. – Кому я сдался в этой бездонной воздушной оболочке, наполненной снегом и деревьями?»
Миновав столбы, он ощутил себя не в своей тарелке, и переживание это продлилось до того момента, как граница перестала носить физический характер, то есть перестала ощущаться им как нечто имеющееся в объективной действительности. «Что дают эти уродливые пунктирные палки? От них ровным счётом ничто не меняется. До них была зима – и после них зима, до них была ночь – и сейчас ночь. Ни единого видимого различия. А палки зачем-то стоят, вкопанные в мерзлоту. Видать, чтоб волки не заблудились…»
Сойдя с возвышенности и пройдя очередной километр, Вех попал в лесок с низкими и тонкими голыми деревьями, длинные ветки которых, цепляясь друг за друга на высоте, образовывали аккуратную арку. Снежные хлопья проникали сюда гораздо реже, и снег в леске был насыпан как бы для украшения, с целью не оставлять на этом месте зияющую дыру опустошённой и бестравной, до весны, земли. Закрученные и спиральные окончания веток вырисовывали на деревьях буквы доныне неизученного природного алфавита. Вех силился прочесть эти буквы, составить из них слова, из слов – предложения, а из предложений вывести полноценный текст, личное ему послание в эту нелёгкую пору, но не добился особого результата и лишь замылил свой взгляд.
Лесок кончился, так и не успев приесться Веху, и по его окончании началась тягомотная плоская структура. Одни бесформенные кривые верхушки деревьев, окружавшие поле со всех сторон, но казавшиеся такими недосягаемыми, вкупе с лёгким ночным затуманиванием устанавливали предел обзора. Погода стабилизировалась и была ясной. Убывавшая, частично тускловатая луна укладывала на снег ровные полукруглые линии и освещала путь. Она начала падать с присущей и ей, и солнцу грацией, плавно и выверенно. Ночь медленно сдавала свои позиции.
Сугроб под ногами Веха внезапно пропал. Парень, не ожидав такого, шагнул, закачался-зашатался, задрожал, но справился и восстановил равновесие. Вместо сугроба под собой он обнаружил не ногами, а широкой лопатой сгребённый снег и, соответственно, широкую удобную тропинку. Вех очутился посередине этой тропинки и не мог понять, в какую сторону ему по ней двигаться, что, впрочем, в тот миг совершенно его не волновало, ведь само наличие этого прохода, этого островка цивилизации в океане земной пучины взбудоражило, возбудило его, вселило в него долгожданную надежду и довело до слёз радости. Находясь одновременно как в прострации, так и в чрезмерном волнении, не зная, куда деть подлетевшую до уровня небес энергию, переживая весь спектр эмоций, слившихся в одну-единственную мутную эмоцию, которая выражала неизвестно какие ощущения, – он повернул направо и устремился по тропинке, простиравшейся далеко вперёд. Она вела его вверх на холмик, по достижении которого Вех попал в целую сеть раскопанных от снега дорожек, не только ведших напрямую по четырём основным направлениям, но и протягивавшихся северо-западнее, юго-восточнее и так далее по диагонали, спирали и волнистой линии. В этом лабиринте он не стал умничать и применять особые мыслительные навыки и двинулся, как ему казалось, по самому простому пути. В конечном счёте это привело его к ещё одному полю, которое на фоне предыдущего поля выглядело по-настоящему гигантским и необозримым. Вех заметил крошечные чёрные точки, разбросанные по всей его площади и в особенности сосредоточившиеся в середине, и по дорожке побежал к ним. Это были чьи-то домики.
Когда первый, самый близкий дом оказался у него перед носом, он поднял голову и осмотрел его. Добротное деревянное двухэтажное жилище тёмно-коричневого цвета с просторной верандой. Свет внутри нигде не горел. Пробравшись на веранду, Вех снял с себя Рокси, усадил её и облокотил на перегородку в виде заборчика, избавился от рюкзаков, подошёл к узорчатой двери и изо всех сил постучал в неё. Он грыз руки и молился, чтобы ему открыли и помогли. Двухминутное молчание и бездействие со стороны жителей дома вскоре обернулось открытием двери, но осторожным и недоверчивым. Из появившейся щели на Веха глядел не хозяин, а круглое дуло ружья.
– Кто такой? – раздался крепкий, но заспанный мужской голос.
– Мне нужна помощь, – заверещал парень приглушённо, – у меня тут девушка…
– Ты стрелял? – не слушая Веха, настойчиво продолжал допрашивать голос.
– По волкам… из пистолета. Они на нас напали… Слушайте…
– Тихо, ничего не говори. Сдай оружие или медленно положи его на землю.
Вех вытащил разряженный пистолет так неторопливо, как только мог, и оставил его лежать у своих ног, а затем вновь поднялся перед хозяином.
– Отойди, – скомандовал мужчина. Когда Вех отдалился от двери, он распахнул дверь, вышел на порог, поводил ружьём влево-вправо, убедился, что кроме пострадавшей девушки с парнем никого нет, убрал ружьё и сказал: – Заноси девчонку.
Глава 12. Новая жизнь.
I.
С момента оказания Фландером (так звали мужчину) помощи Веху и Рокси прошло два часа. Было семь утра, темнота начала растворяться, но по-прежнему концентрировалась на мрачном небесном полукруге. Вех не рухнул в постель с набитым мягким сеном матрасом, выделенную ради него и девушки для восстановления сил, нет, он только ещё сильнее оживился и чувствовал таинственный прилив дополнительных сил, поэтому, когда они вместе с Фландером освободили Рокси от мокрой зимней одежды и уложили её под густое одеяло, он взялся за разговор.
Перво-наперво Фландер принёс из погреба дровишек, подкинул их в уже растопленную большую печь с двумя конфорками на ней, наполнил овальную кастрюльку водой из накрытой крышкой бочки, стоявшей в уголке, и поставил греться. Когда закипело – разлил по кружкам (себе и Веху) и в каждую кружку бросил чайный пакетик. У него был огромный запас пакетированного чая. Кипяток принял чёрный окрас и остывал, извергая витиеватый прозрачный пар. Фландер отпил, не боясь обжечься. Вех ждал, пока чай не станет тёплым. Они разместились на кухоньке на первом этаже, под лестницей наверх, за столом, который вечно наклонялся на одну сторону, где ножка была чуть короче, и трясся.
– У нас имеется чайник, – прокомментировал Фландер, выпустив изо рта горячий чайный воздух, – но он громко свистит; не хочу разбудить родных. Пускай чуть-чуть понежатся в кроватках.
– Кто у вас? – проявил интерес Вех к составу семьи Фландера.
– Жена и дочка. Марта и Вельгма. Женская компания.
– А лет вам всем сколько? Вы уж извините за такие бестолковые вопросы. У меня столько всего, что нужно выяснить, и столько всего, что хочется рассказать.
– Не переживай, я не кусаюсь. Всё понимаю. Мне – сорок четыре, Марте – сорок, Вельгме – недавно исполнилось девятнадцать… Ну-с, теперь твоя очередь отвечать. Кто ты? Кто твоя спутница? К нам нечасто заносит далёких гостей, но за последний месяц, стоит заметить, число этих новоприбывших увеличилось. Мы тут, скажем, слегка изолированы от остального мира, в частности – зимой. Всех своих в лицо знаем.
– Позвольте задать встречный вопрос, прежде чем я возьмусь за ответ.
– Слушаю.
– Вы проживаете здесь постоянно? То бишь вы не сбегали из страны? Вы – здешний?
– Нет, ниоткуда я не сбегал и живу на этом месте всю свою жизнь. И родители мои жили, и прадеды с прабабушками, а вот что насчёт дальнейших поколений моей семьи – я ответить не могу. Вероятно, кто-то искал да нашёл это место, счёл его подходящим для своих нужд, для своей жизни, поселился здесь… Не могли же мы народиться в чистом поле без всего, без, так сказать, фундамента. Но некоторые другие жители, в том числе и мои хорошие знакомые, насчитывают по пять, даже по шесть поколений, проживавших на этой территории столетиями.
– Я вас понял. Про знакомых, как и в целом про других жителей вашего поселения (ещё подходя к этому дому, я заметил, что вы тут не одни) – давайте потом. Успеем, думаю, встретиться, пообщаться…
Исполнив обещание, Вех поведал Фландеру свою непростую историю, конечно, не без сокращений и скачков с одной темы на другую, иначе данное повествование могло бы занять добрых два часа, а хотелось рассказать как можно больше и как можно быстрее.
– …И ты с ней на руках, – Фландер указал на лежавшую под одеялом девушку, – ты с ней проделал путь до границы, а от границы – до нашего поселения? Я просто в это не верю. Ладно бы – с остановками, с ночлегом, неспешно, а ты – за одну ночь? Господи, вот это я задам жару на следующей встрече, когда расскажу мужикам о твоём марафоне! Точно не врёшь? – сощурил он глаза и тыкнул на Веха пальцем.
– Не вру… Разве по мне не скажешь?
– Что удивительно – нет, не скажешь. На твоём месте я бы после такого расстояния без лишних слов упал в кровать и не вставал с неё неделю.
– Не каркайте. Быть может, это впереди.
– Ничего. Пей чай. Захочешь спать – ложись и спи. Вы, сони, семейную нашу идиллию не нарушите… Нет, я в шоке! Отсюда до границы – четыре километра. Плюс двенадцать километров от столбов до железной дороги… Шестнадцать километров по бездорожью, по чистому снегу! Как так? Без отдыха! С волками! С девушкой на плечах! Пожми мне руку, умоляю.
Вех пожал.
– Ты не подумай, я не издеваюсь. Ты действительно проделал невозможное. Однажды по весне, когда растаял снег, высохла земля и стало тепло, мы с приятелем договорились сходить к железной дороге. Короче, мы за весь день дотуда не добрались. Благо я додумался захватить палатку; заночевали, наутро дошли до путей – и обратно, тоже почти весь день затратили, но обратно идти было легче.
– Ваше государство поставляет вам сюда помощь? – не желая останавливаться на достигнутом, сменил тему Вех. – Ну, продовольствие, стройматериалы и тому подобное? Для более комфортной жизни.
– Наше государство? – удивился Фландер.