В краю несметного блаженства

– Я и не предлагал такого. Бедняжка, сколько он тут пробыл?

– Не думаю, что много, но это ничего хорошего не значит. В любом случае он был подвергнут невероятному риску!

– Согласен. Поищи-ка в квартире детское питание, одежду и всё прочее. Если найдёшь – то и подгузники. От него ужасно пахнет. Думаю, стоит его помыть и переодеть.

Мальчика (как вскоре выяснилось) искупали в ванной, вытерли полотенцем и нашли для него чистую пижамку. В одном из ящиков нашёлся запас баночек пюре с абрикосом и с яблоком. В комнате имелся стульчик для кормления. Рокси взяла с кухни маленькую ложку и накормила ребёнка. Малыш жадно присасывался к ложке и не отстранялся от неё, пока она не начинала блестеть. После этого его переложили в кроватку, стоявшую в углу. Ему было не больше года. Он явно чувствовал себя лучше, нежели до прихода «дяди» с «тётей», издавал счастливые звуки, дёргал ручками и трепал, перекладывая с место на место, свою игрушку – белоснежного плюшевого щеночка, а в адрес Веха и Рокси посылал звуки «ма» и «па», как бы стремясь обозначить их своими родителями. От такого девушка приземлилась на пол, скрючилась и раскисла.

– Я не хочу приплетать это к нынешней ситуации, – говорил ей Вех, – но виновата во всём – система, частью которой столь продолжительное время ты являлась. Это не упрёк, но если задуматься, то сложится весьма неблаговидная картина. Как бы сильно ты ни скучала по прошлой своей жизни, как бы сильно ни скучала по работе в партии и ни желала вернуться к ней – прочувствуй, проникни в суть и осознай, что корень зла есть «Нарост», Крауди и все к ним причастные. Пойми это на примере незащищённого младенца, кем-то оставленного и покинутого. Что стряслось с его родителями? Пошли ли они прыгать с крыши по новой программе геноцида? Забрал ли их по ошибке (или по злому умыслу) Надзор, предварительно не проверив детскую кроватку на предмет наличия малыша? Опоздали ли они с работы и не успели пройти через пропускной пункт? Искренне хочется верить, что имел место третий вариант, ибо он самый позитивный, но, как бы то ни было, в любом из предложенных вариантов виноваты даже не родители (привлечь их можно разве что за отсутствие критического мышления и недопустимую безответственность), а установившаяся фашистская власть. Вот что я пытался и пытаюсь донести тебе, Рокси, всегда пытался… И не только до тебя, но и до всех.

– Я поняла…

– Надеюсь. Уложим малыша спать и будем верить, что до завтра вернутся родители. Ежели не вернутся – приоткроем ему входную дверь, чтобы смог выбраться из квартиры. Окно я хорошенько закрыл и как следует закрутил ручку. В ящике было пюре в такой… ну, в сосательной упаковке? Надо бы приоткрыть для него пару штучек и оставить в легкодоступном месте.

Рокси пошла перепроверять и среди баночек выискала то, что просил Вех. Открутив крышечки от упаковки, она положила пюре на низенький столик посередине комнаты.

– Кто будет укладывать? – весело спросил Вех, смотря ей в глаза, но не отстраняясь от карапуза, с которым он играл, щекоча его пузатый живот. От прикосновений малыш перекатывался с одного бока на другой, как неваляшка, и неумело гоготал, толком не умея смеяться. – Он у меня не заснёт, он со мной играться хочет.

– Я постараюсь уложить. Ну всё, хватит его веселить, а то он и у меня глаз не сомкнёт!

Вех был выгнан из квартиры в общий коридор. Страдая от скуки, он вытащил из рюкзака яблочко и слопал его, оставив одни косточки. Рокси вышла спустя треть часа, без шапки, с растрёпанными, торчавшими во все стороны волосами. Она смущённо натянула шапку на голову и пояснила:

– Дьяволёнок дёргал меня за волосы и закатывался смехом, пока засыпал. Спит.

– Здорово. Можно считать, это была твоя первая родительская практика. В будущем понадобится.

– Сначала проведи меня в это будущее, а потом и будем разговаривать, – парировала Рокси, когда они спустились и оказались в переулке. – Ты придумал, как нам пройти к вокзалу?

– Я не уверен: есть интересная мысль, но оставим её на крайний случай. Попробуем притвориться дураками. Напролом. Посмотрим, что нам скажут.

Они вернулись на нужную улицу и по ней двинулись напрямик к пропускному пункту. Издалека их заметил надзорщик, но не проявил никакой агрессии и позволил им подобраться вплотную к ограждению.

– Заплутали, граждане? – усмехнулся он, переминаясь с ноги на ногу. На нём была тёплая ушанка. Глаза – вроде бы добрые, понимающие и сочувствующие.

– Да, заплутали, товарищ, – виновато отозвался Вех. – А сколько времени? – спросил он совсем нагло.

– Ох, без пятнадцати десять. Спешу огорчить, но вы опоздали.

– Что, совершенно никак нельзя пройти? – умилительно прощебетала Рокси.

– Понимаете, – перешёл на шёпот надзорщик, – не я начальник этого пропускного пункта, а мой приятель, который сейчас внутри смотрит телевизор. Он принципиален, жесток и не знает других принципов, кроме чётко установленных правил. Однажды я вечером втихую пропустил одного профессора из института, засидевшегося с документами, а его остановили на следующем пункте и вдобавок разгласили моему приятелю о том, что я не соблюдаю порядок. Он так наорал на меня, что я весь следующий день ходил оглохший.

– Даже члену партии прохода нет?

– Даже ему. Раньше это могло прокатить, потому что самих членов «Нароста» было мало, вследствие чего они пользовались преимуществом, но сейчас треть населения столицы состоит в «Наросте», и я состою, и мой приятель. Недавно, я слышал, получил свой юбилейный партийный билет десятимиллионный вступивший. Так что никого вы отныне словами о принадлежности к партии не удивите. Извините.

Попрощавшись с вежливым надзорщиком, пара отступила и вновь заняла переулок.

– Ладно, теперь поступим по моему плану, – произнёс Вех. – Идём вперёд. Не будем светиться и найдём ещё один пропускной пункт, менее заметный. Думаю, в конце этого переулка, на повороте направо, расположено очередное логово Надзора. И сними шапку, пожалуйста.

– Что ты задумал?

– Увидишь. Когда подойдём – не бойся и не сопротивляйся, молчи. На, ещё возьми мой рюкзак. С ним нас раскроют. Ты должна его понести.

Они приблизились к тупику с единственным поворотом, за которым действительно находилась небольшая стеклянная будка, окружённая забором из сетки рабицы. В ней стоял (потому что размеры этой клетушки не позволяли даже сесть) толстоватого вида сотрудник Надзора, который, опустив шею и выпятив двойной подбородок, читал материал наподобие газеты. Расплывчатым зрением он уловил перед собой выглянувшую из-за угла пару и испугался; как-никак, в переулке стояла гробовая темень, и ожидать здесь кого-либо не приходилось.

Надзорщик свернул газету и потянулся за фонариком. Желтоватый круглый свет ударил в лица Веха и Рокси. Вех одной рукой держал девушку за капюшон, а второй – за волосы. Рокси было больно и неприятно, но она терпела, выполняя указание парня не сопротивляться и молчать. На руке её повис тяжёлый рюкзак.

– Отойдите назад! – рявкнул сотрудник, потеряв стойкость и не зная, что ему предпринять. – Какого чёрта вы делаете?

– Эй, дружище, – заговорил Вех, – я сын Ролгада Молди, создателя послесмертия. Знаешь такого? Пробей в базе, если у тебя имеется при себе планшет.

– Знаю-знаю! Мистер Молди-младший! Это же ваш отец…

– Да-да, мой отец… У меня нет времени на этот разговор. Я прогуливался по ночной столице, – мне же можно, меня же везде пропустят, сам понимаешь, – прогуливался по ночной столице, и тут на меня набросилась эта… грязная женщина. Я её не знаю. Она вцепилась в меня и не хотела отпускать. Пришлось хорошенько её проучить. Она бездомная или что-то типа того. Сейчас я веду её в районный штаб Надзора. Пускай её запрут за решёткой на пару суток. Пропустишь, а?

– Конечно, уважаемый, проходите! Как ты посмела, – обращался он к Рокси, – дотрагиваться до сына мистера Молди и приставать к нему! Стыд и позор! Безусловно, совершенно грязная и распутная девица! Не хотите ли, – он снова повернулся к Веху, – чтобы я доставил эту преступницу в штаб Надзора? Чего вам зря тратить на неё время и грязнить свою репутацию, находясь с ней в непосредственной близости? Предоставьте это дело мне!

– Я бы с радостью, но, боюсь, без моего участия в штабе ей просто-напросто погрозят пальчиком и отпустят. Слишком слабое наказание, как ты считаешь?

– Слабее некуда! Будь у меня возможность – я бы сослал её в Орган Социальной Реабилитации, чтоб неповадно было!

– Знаешь, я с тобой соглашусь, – кивнул Вех, пройдя вместе с Рокси через пропускной пункт. – Даже моё личное участие не ужесточит ей наказания. Я накажу её лично… У тебя случаем нет пистолета?

С благоговением, которое доходило до дрожи, надзорщик достал из кобуры свой единственный пистолет и передал его Веху со словами:

– Увы, без глушителя. Вас в любом случае услышат. Сделайте это на задворках Южного вокзала, чтобы не вызвать подозрений, а звук спишут на случайный механический треск поезда.

– Читаешь мои мысли: туда я и направлюсь. Пистолет занесу тебе обратно, когда с ней будет покончено.

– Можете оставить себе, сэр. Я возьму вину на себя и скажу, что потерял.

– Тогда прощай.

– Будьте осторожны.

Вех протащил Рокси за волосы, правда, заметно ослабив хватку, пока не скрылся из поля зрения надзорщика. Они перешли через дорогу и наткнулись на железнодорожные пути, спрятанные за дряхлой, местами замшелой кирпичной стеной. Неудивительно, ведь вокзалу недавно исполнилось сто лет, но при этом разваливавшуюся кирпичную стену почему-то не торопились сносить, а только раз в год подкрашивали её с наружной стороны. Пара пошла вдоль стены в поисках прохода. Вех больше не держал девушку.

– Ты отлично сыграла, – поблагодарил он её и поцеловал в прохладный лоб.

– А ты отлично обращался со мной… – ответила Рокси, хотя не была в обиде на Веха, чисто ради красноречивой фразы.

Через пятьдесят метров они наткнулись на ворота, ржавые и бесцветные, закрытые на гигантских размеров замок, но одновременно с этим имелась возможность взобраться на них и перелезть на ту сторону. Первым полез Вех, прихватив с собой рюкзак Рокси. Сапогом он расчистил перекладину от налипшего на неё снега, напрягся и перепрыгнул на территорию вокзала. Когда Рокси повторяла за ним эти движения, перелезая через ворота, он поддерживал её и держал то за бёдра, облегчая ей вес, то за руки в момент прыжка.

Получилось так, что они миновали само здание Южного вокзала и нехило сократили себе маршрут, избавившись от потенциального трёпа с внутривокзальными надзорщиками. Небо затянуло туманом, из которого просвечивали редкие фонари на путях. Стало не по себе. Железные махины, пригвождённые к рельсам, нагоняли страх. Они были мертвы и не двигались годами, но дышали в спину своей электрической мощью, своими нечеловеческими размерами. Было трудно представить, что человек способен обуздать их, подчинить их себе и управлять ими. Создавалось впечатление, подобное ужасу при столкновении с чем-то внеземным. Разве мог человек создать нечто подобное, нечто адское, похожее на наработки инопланетных цивилизаций? Оказалось, что да, мог, однако верить в это не хотелось до последнего.

Путей было много, не менее десяти-двенадцати, и на каждом из них располагались одинокие вагончики, пассажирские или товарные, сцепленные друг с другом группы вагонов всех сортов, старые и новые локомотивы, составы без локомотивов и полноценные поезда, в основном грузовые. Запутаться в этом лабиринте, особенно ночью, особенно – при тумане, было в порядке вещей, что парочка успешно и сделала, но их слепое блуждание продлилось недолго: возле одного из путей, слева от рельсов, торчал глубоко вкопанный в землю проржавевший знак, на котором чёрным по белому был выведен номер маршрута Г-29. Вех протёр глаза, будто не верил сам себе, и воскликнул:

– Это наш путь! Идём, нужно найти поезд!