Парень, который был.....

Дом Алана был темнее других домов, что были молочного, бежевого или цвета слоновой кости. Кирпич дома был коричневого цвета, а крыша черного. Окна, среднего размера, были расставлены по симметрии на первом и втором этажах. На крыльце стояли белые колоны, а по всем двору были посажены декоративные кусты и деревья. Возле дома был припаркован автомобиль, на котором мы с Аланом приехали на бал. Скорее всего, это его. Мое тело хотело унести меня подальше отсюда, но мое подсознание желало, чтобы я позвонила в этот звонок. Сейчас, Алан единственный человек, который понимает меня, но мне не хотелось навязываться к нему и жаловаться на свои проблемы. Я мялась так секунд тридцать, пока не приняла решение уйти. Все равно это было глупой идеей. Возможно его и дома не было. В моем кармане завибрировал телефон, когда я зашагала назад. Наверняка мама звонит… Взяв телефон в руки и посмотрев на дисплей, я увидела, как белым на прозрачном фоне было написано – «Алан». Я быстро пробежалась глазами по окнам его дома и заметила приоткрытую тюль в самом последнем из окон наверху, из которого выглядывал Алан с телефоном в руках. Похоже, он был довольно удивлен… В хорошем смысле.

– Алло? – подняла я трубку и смотрела на Алана, который прищуривался немного через свои очки, будто убеждая себя в том, что это правда я.

– Что ты делаешь возле моего дома? – спросил он озадаченно.

– Проходила мимо, – полу-солгала я, потому что это было наполовину правдой и наполовину нет. В конце концов, мне все-таки пришлось зайти к нему.

Необычно было видеть Алана в домашней обстановке. На нем были джинсовые шорты и серая кофта; волосы были немного взъерошены, а на глазах были те самые очки из той фотографии. В жизни они выглядели еще лучше. Алан был немного сонным, когда встретил меня на пороге. Мне было неловко вторгаться, но внутренне, хотелось его увидеть. Пройдя через главную дверь, я попала в небольшой коридор из мраморного кафеля, на котором стояла деревянная винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Изнутри дом был не таким темным, как снаружи. Молочные цвета придавали яркости, дерево создавало уют, а весь интерьер просто радовал глаз. Дом был не слишком роскошным, но и не слишком простым. Мне кажется, именно это и привлекало в первую очередь. Белый рояль, на котором играет Алан, стоял на другом конце гостиной. Сказать, что дом не понравился, значит впасть в зависть.

Комната Алана полностью отличалась от всей архитектуры дома. Она была выдержана в стиле «гранж». Алан сказал, что, когда они переезжали, здесь был чердак, поэтому он позаимствовал его и превратил в свою комнату. В конце комнаты была ниша, которая наполовину была сделана ввиде окна, через которое открывался вид на небо. Под ней была белая кровать, которая ничем особо не отличалась. Одна стена была из красного кирпича, а на белой стене напротив, красовалась роспись Бруклина, которую, как оказалось, нарисовал Алан. С потолка свисали подвесные, черные люстры, которые придавали этой комнате полноценный вид. Чердак был слишком большим, поэтому тут также построили ванную. По всей комнате стояли шкафы, которые были полностью заполнены книгами. В углу пылился мольберт, возле которого были разбросаны разные картины, где я смогла узнать «черное яблоко». На письменном столе лежал белый ноутбук и скетчбук, который, казалось, вот-вот взорвется от такого количества скетчей. На комоде, возле кровати, лежал айпод-проигрыватель, а справа от него, стоял огромный шкаф, почти достающий до потолка. Смотря на эту комнату, ты представляешь только Алана и никого больше.

Алан наливал стакан апельсинового сока, пока я, сидя на кресле напротив кровати, рассматривала каждую мелочь в его комнате. Было неловко сидеть напротив друг друга в его комнате.

– Почему тебя не было в школе? – спросила я, запивая вопрос соком, не отводя глаз от Алана.

– Не хотелось. Родителей, как обычно, нет дома. Они в разъездах, – ответил он, не смотря в мою сторону. Интересно, скучает ли Алан по ним? Скорее всего, да.

– У тебя красивый дом. Больше всего мне понравилась твоя комната.

– Спасибо, – ответил он и выдал легкую улыбку, взглянув на меня. Вся эта ситуация превратилась в одну огромную неловкость.

– Лиз? – спросил он после недолгой паузы.

– Да?

– Ты в порядке? – конечно, он видит, что я не в порядке. Нет, я не в порядке; но я не собираюсь снова рассказывать о своих проблемах. Не стану.

– Да, в полном. Извини, Алан, мне стоило спросить, как у тебя дела. После той субботы… – Алану было не хуже, чем мне.

– Все хорошо, – грустно улыбнувшись, он снова отвел глаза. Мне было не приятно находится в такой обстановке. Мы оба знали, что друг у друга дела проходят не совсем хорошо, но мы решили молчать. Вся эта комната была просто пропитана напряженным молчанием и несказанными мыслями. Мне не стоило приходить. Мне стоило уйти.

– Алан, извини за вторжение. Мама наверно беспокоится, – я поднялась с кресла, чтобы уйти, но Алан потянул меня за запястье и посмотрел почти умоляющим взглядом.

– Не уходи, пожалуйста.

Я не ушла. Мы не затрагивали тему отношений, но говорили о разном: о его картинах, о книгах, о Мистере Арнольде и прочем. Близился вечер и мне захотелось посмотреть на закат через это окно в нише. Вид отсюда и вправду был прекрасным. Надо мной простилалось небо, которое переливалось огненными цветами, а его облака становились все тусклее и тусклее. Впереди, далеко за городом, садилось солнце, кладя свои последние лучи на землю. С другой стороны горизонта, наверняка уже восходит луна, поднимая за собой ночное небо. Я представляю, какое это удовольствие каждый раз приходить и ложится на кровать.

Щелк. Я услышала звук затвора камеры позади меня, повернувшись, я увидела, как Алан держал в руках старый полароид из 90-х годов, когда дети фотографировали каждый момент несмотря на то, что пленка была не вечна. Раньше фотографии были живыми, а сейчас у всех есть цифровые фотоаппараты и телефоны, где фотографии хранятся на какой-нибудь карте памяти, а не на пыльных полках шкафа в старых альбомах, которые ты открываешь лишь для того, чтобы окунуться в старые воспоминания… Из старого фотоаппарата тут же вышла маленькая фотография, которой Алан размахивал из стороны в сторону, чтобы проявить картинку. Он взглянул на нее и протянул мне. Фотография получилась немного винтажная и очень красивая. У меня никогда не было такой фотографии, и она и вправду смотрелась живее, чем на цифровике. Я улыбнулась Алану, говоря: «Спасибо». Стоя ближе к нему, я могла почувствовать запах свежести и приятного парфюма.

– Пойдем со мной, – внезапно сказал Алан и, потянув меня за руку, повел по ту сторону окна. Оказалось, оно тут открывалось и позволяло выйти на крышу. Он помог мне подняться после того, как выбрался туда сам. Я с трудом забралась наверх и присела на окно прежде, чем встать на крышу.

– Сними ботинки, тут скользко, – сказал Алан и босиком поднялся на самый верх крыши. Я последовала его совету. Казалось, мы были выше всех в этом районе. С этого ракурса можно было видеть весь город во всей его красе и наблюдать за здешними жителями свысока. Кто-то возвращался домой, а кто-то только выходил на прогулку. Над нами поднималась луна, когда солнце уже совсем попрощалось. Справа от нас простилался океан, и я могла чувствовать приятный бриз, слушая звук волн. Можно было полностью забрать те слова, что я сказала три минуты назад, смотря на все это через окно. Вид отсюда было куда более потрясающим.

– Невероятно! – воскликнула я, когда повернулась к Алану. Он выдал лишь легкую улыбку и своей рукой коснулся моей щеки. Мы смотрели друг на друга, и он подошел чуть ближе. Он нагнулся к моему лицу и, посмотрев в глаза, будто спросил о чем-то. Я отпрянула, потому что не могла. Не могла этого сделать.

– Алан… – произнесла я, немного отодвинувшись.

– Знаю. У тебя уже есть любимый человек, – сказал он и убрал руку с моей щеки.

– Мне жаль. – мне было больно смотреть на него.

– Просто знай о моих чувствах, хорошо? – он взглянул на меня снова, и я грустно улыбнулась в ответ.

– Я знаю. Я всегда буду знать.

Алан одобрительно кивнул, и мы молча наблюдали за тем, как поднималась луна, скрывая все то, что произошло этим днем.

Глава 20

Заглушая мысли, мы заглушаем правду.

– Доброе утро, Лиззи, и с днем рождения, милая, – улыбается папа, выглядывая сквозь дверь моей комнаты в раннее утро воскресенья. Я, еле раскрывая глаза, пытаюсь выдавить улыбку сквозь сонное состояние моих нервных окончаний. Поднимаюсь на локти, по привычке тру глаз и вижу, как мама заходит вслед за папой и тоже тепло улыбается. Я вижу, как их лица светятся, словно смотря на меня, они видят солнце. Они подходят ближе, и папа садится на край моей кровати, держа в руках блестящую коробочку, обернутую в красный бант, который ярко выделялся в моей комнате. Мама подходит ближе и целует меня в лоб.

– Сколько же стукнуло сегодня нашей дорогой девочке? – спросил папа с доброй улыбкой, которую я видела почти каждый день, но была рада не меньше увидеть ее и сейчас.

– Десять, – хихикнула я, – теперь ведь я взрослая?

– Конечно, – засмеялся папа, почесав свою обросшую щетину, которую, скорее всего, этим утром сбреет. Светлые карие глаза смотрели на меня с теплотой и светились от счастья. Темные, коричневые волосы были немного взъерошены от подушки. Папа взглянул на мой подарок и вручил его мне. Я с нетерпеливой улыбкой начала рвать подарочную обертку, забыв про то, как же, наверняка, ее красиво и долго упаковывали. Это была довольно тяжеловатая, средняя коробка из красного бархата с золотой росписью посередине. Я узнавала эту роспись очень хорошо, потому что это была моя мечта, увидеть ее когда-нибудь у себя в руках. Меня переполняют эмоции, и я хочу скорее открыть эту коробку, чтобы, наконец, получить подарок. Родители смотрят на меня также с нетерпеливой улыбкой, ожидая моей конечной реакции. Я раскрываю коробку и, наконец, вижу мой подарок и буквально визжу от счастья. Это была шарнирная кукла маленького размера с очень светлым оттенком кожи, почти сливающимся с молоком. Она была уже полностью одета и накрашена; на ней было викторианское платье и низкие туфли, светлые, кудрявые волосы и слабый макияж, который придавал ее лицу утонченности. Такие куклы продавались «пустыми», то есть, совсем без ничего и были очень дорогими, смотря на размеры и фирму. Полностью одетые и раскрашенные куклы были куда-более дорогими, и я могла только зацеловать своих родителей за такой подарок. Я назвала ее – Виктория и ухаживала за ней каждый день. Она всегда лежала у меня на полке с остальными фигурками с разных событий.

Десятилетие я запомнила надолго. Мы с мамой и папой вышли в город и сходили в лучший в городе магазин, где продавали отменные сэндвичи на любой вкус и в не менее лучшую пекарню, где купили именинный торт, сразу же отправившись в парк. Пикник получился насыщенным; мы сидели в той части парка, где было меньше всего людей. Затем мы отправились на пляж, где папа учил меня пускать воздушного змея. Я никогда не забуду тех улыбок, того веселья и тепла, что были в тот день рождения. Я будто сижу и издалека гляжу на, падающую на песок от смеха, себя от и бегущего позади меня, щекочущего папу, пока мама сидит и смотрит, смеясь и говоря: «Хватит, надорвете животы от смеха!»

Казалось, будто это было тысячелетия назад…

Я просыпаюсь с мокрыми ресницами от слез, которые я проливала, пока видела эти воспоминания. Обычно, моменты из жизни никогда мне не снились. Это словно вновь окунуться в прошлое и побывать зрителем своих же произошедших событий и моментов. Это как смотреть на антиквариат; ты вроде хочешь дотронуться до них, но боишься разбить или потерять. Я хотела, чтобы эти воспоминания продолжались, даже если мне хотелось плакать; я желала оставаться там дольше. Мне не довелось долго гадать причину моего пробуждения, потому что деревянный столик вибрировал почти также, как и мой телефон, лежащий на нем и освещающий потолок комнаты. На улице было темно, но не так темно, как в полночь. Скорее, как в полчетвертого утра летом. Я вытерла слезы ладонью и взяла в руки телефон, с трудом глядя на дисплей в попытках разглядеть что-то, пока мои глаза привыкали к яркости. «Линдси» – высветилось на экране, и я взглянула на часы и дату на телефоне «5:23am, 20 октября». Мой день рождения…

– Алло? – ответила я, немного охриплым голосом, и тут же откашлялась.

– С днем рожденья! – крикнула она во всю трубку так, что мне пришлось отодвинуть телефон подальше от уха. По голосу она была довольно бодрой, веселой и слишком громкой.

– Спасибо, – улыбнулась я и ответила намного тише ее, зная, что по другую сторону стены спит мама, и я бы не хотела ее разбудить в столь ранний час.

– Выходи, соня! – еще раз почти прокричала Лин.

– Куда выходить? Ты спятила? Сейчас только пять часов утра, – сказала я, пытаясь правильно подобрать тон, чтобы не обидеть ее. Она явно что-то затеяла и, похоже, вскоре, мне придется сделать то, что она затевает.

– Ладно, – спокойно ответила она, и я даже выдохнула от облегчения, – тогда я прямо сейчас начну звонить в твой звонок, пока ты не подойдешь к двери.

Так и знала, что Лин бы просто так не сдалась.

– Хорошо, хорошо, я выйду, – ответила я и встала с кровати, чтобы выглянуть в окно. На улице было довольно темно, и под фонарем я увидела Лин, которая прыгала и махала мне свободной рукой, потому что ее левая рука была все еще на телефоне. Позади нее я увидела еще пару человек, разглядев чуть лучше, я поняла, что это были Дайдзо и Нат. Я не могла поверить, что эти люди подняли свои тела в такое раннее время и все для того, чтобы поздравить меня с днем рождения. Конечно, это была определенно идея Линдси, но все же! Особенно Нат… Мы были не слишком близки, но вот, он стоит под моим окном и улыбается, смотря в мою сторону. Я широко улыбнулась им и показала жест, говорящий: «минутку, я сейчас подойду». В ходе переодевания, я поняла, что в их числе не было Алана и мне даже стало немного грустно. Вряд ли Алан поднимется в такую рань, чтобы поздравить меня.

В тот вечер, три дня назад, мы с ним отлично провели время, не смотря на пару неловких моментов.

– Знаешь, та часть их песни была не такой эффектной, как припев, – сказала я, слушая песню "Kings of Leon" с айпода Алана, лежащего на тумбочке возле кровати. Я сидела на полу, на разноцветном мягком коврике, окруженной разными подушками. Алан сидел на кровати и переключал музыку на айподе, в поисках его любимой песни. Я даже своровала несколько из его плейлиста. На улице уже было темно, и комнату освещали подвесные люстры и маленькие светильники. Сейчас, под таким слабым освещением, его комната казалась еще уютнее.

– Алан, можно вопрос? – спросила я, переводя взгляд с черной подушки с изображением оленей на Алана.

– Ага, – ответил он, тщательно что-то рыская на айподе.