Парень, который был.....

– Я согласна с Аланом, – сказала Лин, – Какая разница? – на ее вопрос Нат лишь закатил глаза, и мы начали смеяться.

Натаниэль рассказал, что как только они начали хорошо общаться с Дайдзо, он признался в этом сразу, чтобы не произошло скорое недоразумение. А по словам Дайдзо, оно могло случиться. Алан узнал случайно, лишь по некоторым наблюдением, когда они стали друзьями. Нат скрывал это, потому что не хотел быть слишком заметным, и еще потому, что его отец был слишком строгим и не потерпел бы такого от собственного сына. Людям с нетрадиционной ориентацией слишком сложно ужиться в обществе, а иногда даже в семье. Я не представляю, как это сложно найти вторую половинку среди такого количества людей, которые никогда не будут тебе симпатизировать. Обычным людям иногда нереально это сделать.

После того, как медсестра освободила Ната и выгнала нас из медпункта, в кабинете директора их с Аланом уже ожидали. Им присудили недельное наказание, которое обязывало их оставаться после уроков. Наказание начиналось с завтрашнего дня, поэтому мы все вместе вышли из школы. Дайдзо сказала, что попытается провести Ната, так как им было по пути, а Лин по дороге забрала ее мама, потому что им надо было ехать к бабушке. Поэтому шли только я и Алан.

Мы изредка болтали, а иногда мы просто молчали. Алан спрашивал о том, в порядке ли я, на что я отвечала кивком. Когда мы дошли до моего дома, я и не заметила, что Алан оказывается меня проводил. Я не хотела этого, потому что ему бы пришлось сворачивать назад и идти дольше, чем обычно.

– Останься на ужин, – попросила его я, так как чувствовала себя обязанной ему.

– Не могу, – ответил он.

– Почему?

– Твоя…

– Мама не будет против. Она уже давно не злиться на тебя за тот день. – Алан взглянул на меня, и я выдала улыбку, чтобы убедить его в своих словах. Он медленно вздохнул. Я знала, что он не любил ходить по домам других людей и наведываться в гости. Но я также знала, что ему не хотелось со мной прощаться.

– Знаешь, в тот момент, когда Эйден хотел ударить Ната снова, я вдруг почувствовал странную злость. Я… Я словно увидел Дилана, нападавшего на меня кулаками снова и снова, пока я, в этот момент, не мог ему ничем ответить. Я видел Дилана в нем, Лиз. И я ударил его со всей силой, словно пытался что-то доказать. Он же умер, черт возьми. Что я делаю?

Алан снова сжал тот кулак, пытаясь унять в нем дрожь. Мне тоже тогда привиделась та сцена, но я слышала ее лишь по словам Алана. Ужасно, наверное, увидеть все это снова, когда был там. Может, Дилан не хотел нас отпускать. А может, это мы не хотим его отпускать… Я взяла Алана за руку.

– Идем. Мама с Брайаном делают лазанью сегодня, – улыбнулась я, и потянула Алана на крыльцо.

Глава 27

– Мои родители устраивают банкет в субботу, куда приглашены художники и дизайнеры, – произнес Алан шепотом, потому что мама спала позади нас на фильме, который оставил Брайан. Он куда-то явно торопился, говоря, что у него были неотложные дела на работе. Напоследок, он оставил специальное издание «Шерлока», который обещал посмотреть вместе с нами. Правда, теперь мы были лишь втроем. Были бы вдвоем, если бы я и мама не уговорили Алана остаться. Из-за того, что я была слишком отвлечена на фильм, то не сразу уловила его слова. Я произнесла вопросительный звук, и, спустя три секунды, снова задалась вопросом.

– Моя мама тоже приглашена? – спросила я так же тише, поглядывая боковым зрением на спящую маму на диване. Мы сидели на ковре, облокотившись спинами о кожаный диван. Наши плечи соприкасались, а руки, почти что, пальцами дотрагивались друг за друга. Сидя так близко, я снова почувствовала знакомый запах, и все словно этим ароматом и налетело в голову. Лишь спустя пару минут, я осознала, насколько неловка была данная ситуация, но отодвигаться дальше не стала. Я не хотела портить “время Шерлока”, поэтому просто уставилась на экран, не обращая ни на то, что мама уснула, ни на то, что Алан сидел так близко, что на моем месте, другая девушка бы выбрала его, а не Шерлока. Но это же Шерлок…

– Скорее всего, – ответил он, смотря, как я отвожу взгляд. Не хочу смотреть ему в глаза. – Ты тоже можешь прийти.

– Хорошо, я приду.

– Моя мама очень строга с дресс-кодами. Тебе придется прийти в платье, если хочешь попасть на банкет.

В его словах не звучали нотки грубости, а скорее, предупреждение. У меня не было платья на такие мероприятия. Черное платье, которое я одевала на похороны – выкинула, а точнее, разорвала в клочья. В то утро, когда я приехала от Алана, я почувствовала, как мне становится до жути одиноко. Я громко плакала, лежа на кровати с этим платьем, когда под руками оказались ножницы и скорбь, и злость беспощадно порезали его. Из прекрасного черного платья оно превратилось в черные клочья с торчащими повсюду нитками, которых уже не сошьешь назад и не выкроешь.

– Хорошо, я предупрежу и маму об этом, – ответила я, и повернулась назад к Шерлоку, хотя чувствовала твердый взгляд Алана на мне. Он буквально сверлил меня своими зелеными глазами, и я бы не выдержала, вот-вот повернулась бы к нему, но в этот момент, позади зашевелилась мама, и распахнув глаза, громко зевнула. Она часто зевает. Работает много, вот и зевает. Я не виню ее в том, что она засыпает на каждом просмотре фильме, но иногда это раздражает.

– Извини, мне нужно идти домой. Уже, – он взглянул на часы с кожаным ремешком и большим белым циферблатом, в которых не было цифр, а лишь черные стрелки. Я подумала, было бы забавно поносить их у себя на руке, – пол девятого.

Он поднялся с пола и направился к коридору. Я поставила фильм на паузу и последовала за ним. Когда я пришла, он уже надевал пальто. Посмотрев на него, я осознала, что в последнее время Сан-Франциско стал какой-то холодный. Интересно, а в такую погоду удобно сидеть на крыше его дома?

– Алан! – послышался мамин голос из гостиной, а за ним и шаги. – Ты уже уходишь? – спросила она, потирая глаз. Сейчас она выглядела так, словно ее разбудили после двухдневного сна. Темно- каштановые локоны выбились из длинного хвоста. Глаза выглядели уставшими, а на щеке опечатался рисунок подушки.

– Спасибо за ужин и за ваше гостеприимство, миссис Холмс, – после просмотра «Шерлока», слова Алана звучали забавно.

– Я рада, что вы такие хорошие друзья, – произнесла мама. Теперь она чесала правую щеку. Наверняка, затекла. Алан в ответ кивнул ей и взглянул на меня.

– Пока.

– Пока.

С этими короткими прощаниями, он вышел. Мама пошла на кухню попить воды, при этом зевнув еще раз, а я еще несколько секунд стояла и глядела на закрытую дверь, и ушла выполнять домашку. Мне казалось, я словно что-то упускаю. Упускаю что-то важное в наших с Аланом отношениях. И это, странным образом, терзает меня изнутри каждый раз, когда я вижу его.

За два месяца, я немного подзабыла о домашке, и даже сейчас мне кажется, что что-то ненормальное случится и оторвет меня от этого обычного дела. Но этого “чего-то” не было, поэтому я продолжила заучивать стихотворение. За прошлый семестр я пропустила несколько важных тем и программ. К тому же итоговые я не сдавала, поэтому мне стоит учиться лучше в этом семестре. Повторяя одну и ту же фразу из стихотворения, я глазами просто оглядывала комнату. Мой взгляд застыл на пустом мольберте, который так и не дождался, когда я что-то на нем напишу. Мистер Арнольд также расстроился, узнав, что я не смогу сдать итоговую работу. Я бы хотела получить заслуженную "A" в его классе. В этом семестре будет лишь теория, поэтому не будет шанса, чтобы пересдать что-то. У меня было много вариантов для картины, и они все были похожи – пейзажи или портреты, в которых должен фигурировать Дилан. Такова была моя задумка. Он был бы бессмертен в моих рисунках.

Я представила, как опускаю кисть в кусочек неба и рисую его глаза. Густые волосы на белом полотне выглядят отчетливо, даже ярко. А улыбка… Она была такая счастливая и яркая, что он буквально сиял на полотне. От таких мыслей я перестала сосредотачиваться на уроках, и переключилась на этот портрет. Мне нравилось думать, что Дилан не умер. Мне нравилось думать, что он где-то здесь со мной, лежит на кровати и думает о том, в каких местах Сан-Франциско я еще не побывала. Я открываю глаза и падаю в реальность. Громкий грохот раздается где-то в ушах, и я закрываю их ладонями, чтобы перестать слышать его. С трудом не даю этим мыслям проникать мне в голову; они словно паутинки, от которых отчаянно пытаешься избавиться. Они прилипают на кожу, лезут в глаза, щекочут уши, заползают в рот. Открываю глаза, и всеми силами пытаюсь выучить это стихотворение:

HowdoIlovethee? Let me count the ways.

Паутинки слезают с рук.

I love thee to the depth and breadth and height.

Медленно открываю глаза и больше не вижу их на ресницах.

My soul can reach, when feeling out of sight.

Провожу рукой по ушам и не ощущаю их.

For the ends of Being and ideal Grace.

Губы начинают спокойно закрываться. Паутинок больше нет. Они покинули мою голову.

How do I love thee – Elizabeth Browning

Среди всех домов района Пасифик-Хайтс дом Алана отличался своим темным окрасом. Этим он и

привлекал взгляд людей. Перед тем как мы вышли из машины – на парковке, на которой стояло очень много машин, что объясняло количество гостей – я заметила пару туристов, которые держали в руках камеру и делали пару снимков его дома. Мне почему-то стало не по себе от мысли, что мой дом могли бы вот так фотографировать. Пока я ждала, когда мама выйдет из машины, я смотрела в то самое окно. Я не знаю, чего я ожидала там увидеть. Алана, который бродил по комнате, то надевая рубашку, то поправляя пиджак? Нет. Если бы так было, я бы пошла и отобрала у туристов их камеру, чтобы удалить фотографию дома. Поэтому его занавески были всегда задернуты. Но я все еще ждала, когда занавеска задернется и оттуда покажется знакомый силуэт. Мама взяла меня за руку, и мы направились в дом. Я оглядела двор, и вздохнув, словно хотела насытиться ароматом цветов и кустарников, взошла на крыльцо.

Мама сильно волновалась перед тем, как нажать на звонок. Она боялась показаться неуверенной, неопытной, не достаточно талантливой. Она боялась, что ее не примут, как хорошего дизайнера в своем обществе. Я крепко сжала ее руку и выдала взгляд поддержки, говорящей ей не волноваться. Она слегка улыбнулась и поджала губы, когда я нажала на звонок. На пороге нас встретил высокий мужчина средних лет. На миг мне показалось, словно это был Алан. Только намного старше. У него были такие же темные волосы, почти то же выражение лица, руки… Только глаза и взгляд не тот. Глаза были серые. Тусклые. Не такие яркие, как у Алана. Он улыбнулся. Отец Алана… – пронеслось у меня в голове. Мама ослабила свою хватку и словно расслабилась, увидев его.

– Николас Хольтз! – воскликнула она с улыбкой, от которой даже я удивилась. Услышав его имя, на меня словно налетела груда информации, которую я хранила где-то далеко, а она появилась лишь сейчас. Николас Хольтз. Я прежде слышала это имя. Он был на передаче «Вечернего Сан-Франциско», как специальный гость. Он известный композитор, и у него даже книга в книжных магазинах есть.

– Да, – ответил он, все еще улыбаясь мне и маме, – А вы? – сощурил он глаза, словно пытался вспомнить имя, которое вряд ли вообще знал. Люди часто так делают.

– Аделаида Холмс. Приятно познакомится, – мама отдернула свою ладонь с моей и уверенно протянула ему руку. Он улыбнулся шире и ответил тем же рукопожатием.

– А это моя дочь – Эллизабет Холмс, – она моментально указала на меня, и теперь его взгляд перешел на меня. – Она хорошо знакома с вашим сыном, – добавила она после, и я тут же залилась краской.

– В самом деле? Приятно с вами познакомится, Эллизабет. – ответил он, пожимая мне руку.

– Взаимно, сэр. – Мне казалось, словно в его взгляде я прочла надпись – «Девушка моего сына»

– Ну что же, проходите.

Мистер Хольтз пригласил нас в дом, в котором я была пару раз, хотя ни он, ни мама не знали об этом. Он помог повесить пальто мамы и отошел к гостям, оставляя нас фразой – «Чувствуйте себя, как дома».