– С радостью, – с удовлетворением ответила кузина.
Они пробыли в усадьбе до вечера и обещали заехать на обратном пути, но не заехали, отправив письмо с извинениями. Их уход оставил позади тишину и ощущение незавершенности.
Подозрения Апраксии оказались не напрасными. Позже в усадьбу доставили еще одно письмо от Жозефины. Она писала Степану лично, и, насколько мне известно, он несколько раз отвечал на ее письма.
Многие семьи, узнав о стабильности и надежности Степана и уж тем более о его привлекательном состоянии, пытались познакомить его со своими дочерями. Они видели в нем идеального мужа, способного обеспечить благополучную семейную жизнь. Однако эти попытки не приводили к успеху, так как Степан не проявлял большого интереса к романтике и не желал торопиться с выбором партнерши.
Он предпочитал устанавливать серьезные и глубокие отношения, основанные на взаимопонимании и общих ценностях. Его высокие требования к себе и другим не позволяли мимолетным знакомствам стать его выбором. Он стремился найти женщину, которая была бы достойной его внимания и уважения, и ведал, что это требует времени и терпения. Его стойкость и уверенность в себе в сочетании с его строгим и сдержанным характером создавали из него фигуру, которую немногие женщины смогли покорить.
О Тихоне можно сказать только то, что этот молодой человек имел ветер в голове и заводил слишком много отношений. Время от времени приходили весточки от его очередной возлюбленной, которая мечтала выйти за него замуж. Но все эти чары не имели успеха, и, подобно ветру, Тихон кружил вокруг очередной барышни, танцуя на балах и читая стихи под окнами. И история очередной мимолетной любви повторялась вновь.
Я писала длинные письма своим любимым подружкам и постоянно спрашивала их о Наденьке. В ответных письмах были известия о том, что судьба Нади по-прежнему неизвестна, и много слов радости и счастья за меня.
Мы готовились к празднованию 20-летия Апраксии. Все пребывали в прекрасном расположении духа, помогая кухарке накрыть стол в беседке. Тихон о чем-то спорил с Василием, а Степан сидел на широких ступенях особняка и начищал свой мушкет. На мгновение я засмотрелась на то, как благоговейно он это делает. Наконец Степан закончил чистить оружие и невольно поднял на меня глаза. Я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.
День был солнечный и жаркий, и мы решили дать Апраксии немного времени побыть на свежем воздухе. Я подошла к ее комнате, постучала, затем вошла, обнаружив ее горько плачущей.
– Над чем же, сударыня, вы так убиваетесь?
Я присела на край ее кровати и успокаивающе погладила е руку. Ей было плохо все утро, и она попросила меня оставить ее в постели до полудня. А теперь ее состояние ухудшилось вдвойне и близилось к депрессии.
– Ох, Софья. Наверное, тебе в тягость ухаживать за мной каждый день, – сказала Апраксия, смахивая слезу.
– Какие глупости. И вовсе не в тягость. Дело привычное, – улыбнулась я.
Однако слезы девушки не прекращались. Иногда она плакала по несколько часов подряд, а после ее одолевала головная боль.
– Я не желаю более, чтобы меня носили по лестнице туда и обратно. Поди скажи всем, чтобы не накрывали стол. Я не присоединюсь к празднику.
Пытаясь успокоить ее, я вызвала еще больший гнев, поэтому спешно покинула комнату, устремляясь прямиком к Степану. Я не нашла его на улице, где он находился последний раз, но Марфа, подметающая ступени, сказала, что барин отправился в конюшню.
Я побежала в конюшню и застала его там, осматривающего своего гнедого коня по кличке Альтив.
– Барин, ваша сестрица вновь плачет и противится! – выпалила я, восстанавливая дыхание.
Степан взглянул на меня и отложил скребницу в сторону. Потерев ладони, он наконец повернулся ко мне.
– Моя сестра ведет себя так каждый день. За год вы должны были к этому привыкнуть.
Я не обратила внимание на его тон, от чего он даже нахмурился. К чему я привыкла быстро, так это к его постоянно скверному настроению.
– В приюте при нас был госпиталь. Мне рассказывали, что во время войны туда привозили много раненых. – я подошла ближе к нему, – Некоторые из них выглядели печально. У некоторых вообще не было конечностей. Моя подружка Любава осталась прислуживать сестрой милосердия в этом госпитале и там их учили массажу. Лечебный массаж и упражнения для людей, оказавшихся в такой же ситуации, как ваша сестра.
Он внимательно слушал меня, и я продолжила.
– Были еще самоходные кресла… – Я попыталась сымитировать то, что описывала, своими руками. – Это было кресло на колесах, которое сестры милосердия использовали для перевозки людей, которые не могли ходить.
Степан внимательно наблюдал за мной, и в какой-то момент я решила, что он меня не понял, и попыталась объяснить еще раз, но он настойчиво перебил меня.
– Иногда вы так много говорите, создается впечатление, что слова вы копите месяцами, а затем плотину прорывает, и вашу речь уже не остановить. – ответил он.
– Прошу прощения. – мне стало ужасно неловко за свою пламенную речь.
– Кресла на колесах значит? – внезапно переспросил он.
– Да, – улыбнулась я, увидев, как смягчилось выражение его лица. Он умел улыбаться глазами, а не губами.
– Ступайте в дом и скажите сестрице, что сегодня мы едва будем поспевать за ней.
После его слов я не бежала, а летела в дом с улыбкой на лице. Я вбежала в ее комнату, прыгала и кружилась, а плачущая девушка смотрела на меня как на сумасшедшую.
– Что такое, Софья, ты сошла с ума?
– Скорее, голубушка! Где ваше праздничное платье? – Я побежала к комоду, чтобы найти коробку с ее праздничным платьем.
Апраксия схватила колокольчик и стала яростно звонить в него. И я, восхищенная предстоящим событием, подбежала к кровати, выхватила колокольчик из ее хрупкой ладошки и стала звонить в него, пританцовывая.
– Успокой Господь ее душу, – Апраксия перекрестилась и откинула одеяло, пытаясь подползти к краю кровати.
– Ах, вот оно, я вижу!
Я заметила на поставце голубую коробку и потянула ее вниз. Открыв крышку, я достала из нее великолепное платье небесно-голубого цвета с белыми кружевами.
Апраксия посмотрела на меня и замерла. К тому времени я уже успокоилась, но все еще радостно смотрела на нее.
– Сегодня вы должны одеться очень хорошо. – тихо сказала я и улыбнулась.
Мне пришлось позвать Марфу, чтобы она подсобила с платьем и прической.
– Невероятно красиво, сударыня, – умилялась Марфа, глядя на сидящую на кровати девушку в роскошном платье, волосы которой были аккуратно уложены в форме большой розы. Маленькая шляпка объединяла весь образ и придавала ему аристократичность.
– Правда? – тонким голосом спросила Апраксия.
– Истинная правда. – подтвердила я.
В комнату вошел Тихон и воскликнул от восторга.
– Сестрица какая ты красивая! Айда со мной, у нас есть сюрприз! – он ловко подхватил девушку на руки, и она рассмеялась.
Тихон нес Апраксию, а мы открывали перед ними двери. Снаружи нас ждали все жители поместья, а в центре стояло причудливое сооружение. Это было обычное кресло, прикрепленное к трехколесной садовой тачке с ручками. Когда Апраксия увидела это безобразие, она залилась безудержным смехом. Тихон спустился со ступенек и усадил девушку в импровизированную коляску. Апраксия смеялась, а мы катали ее по дорожке туда и обратно. Так продолжалось около 15 минут, после чего Тихон рухнул на траву, обессиленный и довольный. Апраксия выглядела счастливой.
Мы окружили ее, пели поздравительные песни и обнимались. Лидия, Галина, Василий и Степан восхищенно смотрели на нас. Евсевия попыталась и даже смогла сесть рядом с Апраксией. Я взялась за ручки, и вместе с Ариной, Матреной и Марфой мы сдвинули их с места на несколько метров. Тачка перевернулась, и девушки упали завалившись на бок. Апраксия ничуть не расстроилась, ее живой, звонкий смех заражал и подбадривал нас.
– Достаточно. Сейчас все наряды попачкаете, – громко сказал Степан, с улыбкой глядя на нас.
Тихон помог нам подняться, выровнял тачку, поставил туда кресло и попытался закрепить его в прежнем положении. Тем временем Степан подошел к Апраксии и взял ее на руки.
– Я так благодарна вам. Вы скрасили мой день. – Девушка была в восторге.