Атмосфера

Поль, так он в той бандуле торчал, когда рвануло. Как тут спасешься?

Говорю тебе – погоди. Он внутри

был – мы это видели. Но и остальные – не так уж и далеко. А Олег – тот вообще в нескольких шагах. А взрыв какой грянул! Силища! Так по идее и от нас всех ничего остаться не должно. Однако, даже Олегу не так сильно и досталось. Его просто отбросило. Весь взрыв вверх унесло и крышу пробило. Как ты думаешь, почему? Я думаю – как-то рассчитал Крафт по своему, по ученому, что если бабахнет – так чтоб никого вблизи не задело. Направленный взрыв, понимаешь?

Вот поэтому мне и кажется, что его предусмотрительность не только всех нас, но и его самого спасла. И что останки его бренные нигде не найдут, и его самого уже нет в городе. Я это даже не головой понимаю, а просто чувствую. Поэтому я и говорю тебе – печалиться погоди. И вообще обо всем этом мы еще наговоримся. И от разговоров этих ты никуда не денешься. Еще наслушаешься, если не от совести – так от родителей и других людей. Я тебе тоже между прочим своего слова еще не сказала. Эх, взгреть бы тебя как следует. Да, ладно – и это потом. Тебе сейчас силы надо собрать и выздороветь поскорей. А я к тебе каждый день приходить буду. Мы с тобой и Вованом какое-нибудь занятие повеселей придумаем, время быстро и пройдет.

Э, погоди, ты меня чего в больницу запихнуть хочешь?

Знаешь, я тебя никуда пихать не хочу, а только, сколько врачи скажут, столько и отлежишь! И гляди у меня – убегать – даже не думай. Надеюсь, ты хоть после сегодня поумнеешь!

Поль, да ну, пусть температуру померяют, давление, раз такое дело, то да се. А потом пусть дадут пару таблеток, мы домой и пойдем…

Феденька, больно быстро ты от испуга отошел, а ведь не понимаешь, что с тобой на самом деле творится. Поэтому не спорь. Косым, кривым, скособоченным, а то насквозь

дырявым не хочешь остаться?

А при чем тут…

Поленька оглянулась на согревшегося и теперь мирно сопящего Вовона. А при том. Поэтому не дури! И улыбнулась устало – эх, ты, пара таблеток. Горе ты мое…

* * *

Детей продержали в больнице двадцать один день. За это время

Федор пускался в бега дважды. Родители ругались на чем свет. Мать, на смотря на звание непонятно чем больного, щедро шлепала ему подзатыльники, ремень отца перекочевал из пассивного места пребывания – из брюк в боевую готовность – руки – готовый в любой момент исполнить свою вторую обязанность – карающую.

Только сбеги еще раз – выразительно потрясая пряжкой перед носом сына – сердился нервный папа. Федор – предупреждаю серьезно самый распоследний раз. Чуешь?

Врачи крутили ребят и вертели. Брали кровь, светили в глаза, мерили давление, проверяли рефлексы, просвечивали и все это по несколько раз на дню.

Что б я еще хоть раз в эту баночку… эти анализы – шипел ошалевший от всей этой кутерьмы Федор – да ни в жисть!

Разыскали и пригласили узкопрофильного спеца. Тот снова лично повторил все исследования. На Федора стало страшно смотреть – все, если еще хоть кто-нибудь подойдет своими холодными пальцами щупать – пусть лучше батя порит – сбегу и точка.

Наконец присланный ученый муж объявил – опасности для жизни нет. Господин Мадьяров очень своевременно оказал помощь. Должен признать – он большой оригинал. Ну а детей, мы, конечно, еще понаблюдаем, непременно проведем восстанавливающий комплекс всех показанных в данном случае мероприятий. Самые последние исследования проведем – осталось еще выяснить, не попали ли газовые пузырьки в полости суставов, сухожилий и мышц. Часто некрозы развиваются в бедренных костях, что приводит к очень неприятным заболеваниям – остеоартрозам. Любые ограничения в движении не доставят удовольствия никому, но, особенно таким подвижным молодым людям. Нужно учитывать, однако, что подобные заболевания развиваются не один год. И в крайнем случае, как известно, могут привести к недвижимости. Мы не думаем, что подобная опасность имеет место, но мы должны быть уверены.

Представить Феденьку недвижимым – таким воображением ни обладал ни один житель города Коптева, включая врачей. Сам же маленькая бестия вообще не видел необходимости изначального помещения на лежачий режим.

В заточение! Всего–то зубной понадобился – только и делов. А они меня – в больницу по полной программе! И в очередной раз – все, больше не могу, не отвяжутся – сам сбегу!

Зубной Федору действительно потребовался. Прямо на следующее утро, после богатого событиями дня, завершившегося, как известно, нырянием до дна Белоомута, парень проснулся с левой щекой, круто выгнутой наружу.

Перетонит начался, когда в корень зуба под давлением попал воздух, да и переохлаждение тоже поспособствовало – объяснили врачи.

Ох, мать честная! – обалдел от боли и от созерцания собственного личика в старом больничном зеркале, Феденька. Не, ну мало мне, да? Так еще и рожа окривела. Во, попал. Вован, нет ты только погляди!

Вован же, поняв причину возникновения у друга флюса, вместо жалости, проявил удивительное жесткосердечие. От души расхохотался:

Ну ты нашел, братан, где рот разевать…

В самом начале отсидки, точнее отлежки, после первичного обследования и разъяснения происшедшего, к ребятам направили детского психолога – молодого парня – выпускника, возрастом к детям поближе.

Однако, Федор, выяснив специальность задающего бесконечные вопросы пацана-доктора (еще главное скрывает, гад!), аж взвился.

Я вам, что, псих? Молодой специалист пробовал приходить еще несколько раз. Но Феденька так бурно на него реагировал, что реальные отрицательные эмоции при появлении врача явно перекрывали гипотетические положительные и доктора подозрительной специальности отозвали.

Вован на появление психолога среагировала не в пример мягче и послушно отвечал на многочисленные странные вопросы и рисовал шарики с квадратиками, а на удивление Федора отвечал – я что, жлоб? Может ему поговорить не с кем. Все равно тут торчим, не жалко…

Федор говорил более менее откровенно с одной Поленькой. Пока орлы Ефимова обследовали дом, подняв и как следует разглядев каждый камушек, Федор был как сам в себе. Даже Поленьке не удавалось вытащить его из этой незримой ракушки. Позже выяснилось, что останков Крафта не нашли ни в целом ни во фрагментальном виде.

То есть – ни ноги, не руки, ни единого ноготка, ни лоскутка – объяснял Федор другу на соседней койке.

Какого лоскутка? – переспросил Вован.

Да, кожи – мотнул головой Федор.

А, тогда понятно…

Чего тебе понятно?

А чего тут непонятного – смылся он, сбег.

Думаешь?

И тут Вован очень удивил своего закадычного друга. Кто бы мог подумать – Вован – вечная неподъемная флегма – а голова–то оказывается, не всегда дрыхнет!

Тут и думать нечего. Если ты Мадьярова слушал, когда он нам про Крафта и про барокамеру рассказывал, небось, тоже понял бы.

Вован, ты чего, дурак? Мадьяров как раз и объяснял, как эта его барокамера с помощью разницы давлений могла людей изнутри взрывать, прямо по молекулам разметывать, как в кино всяких демонов.. И когда Крафт внутри был – камера-то как раз работала.

Правильно, работала, а потом взорвалась.

Ну? И чего я тут не вижу?

А то, что работала она на одно давление. Понимаешь? Не на разницу, а на одно. Ведь с того момент, как немец внутрь попал, никто больше никаких кнопок не жал, никаких переключений на пульте под лестницей не делал. Понял? Ну, вот и думаю я – давление то было тоже повышенное, как с нами. Гудело-то одинаково. Поэтому, наверное, и металл камеры не сдюжил – взорвался. А может давление нарочно так разогналось – до самого крайнего предела. Ведь было сразу ясно – не выдержит – иначе бы сирена не врубилась. Крайний рубильник – это наверное специальный, что б следы, когда надо замести. Только…

Только Крафт, наверное не думал, что в этот момент внутри окажется.

Да уж. Но все равно, его бы никак по молекулам не разметало. Ну побило бы сильно, взрывом может чего и оторвало, но хоть лепешкой, он должен был где-то откопаться. А его ни в каком виде не нашли. Значит – успел – сбег. Понял? И вообще, знаешь, хорош тут направо и налево дураками обзываться. Надоело. Сам–то тоже небось не того, не светлая голова. Иначе тоже бы докумекал. А то в себя ушел, вернуться забыл, глаза пучишь, ушами хлопаешь.

Феденька уважительно поглядел на Вована и сказал вторую потрясающую вещь в этом не длинном разговоре. Он сказал тихо – Володь, друг, прости меня будь человеком.

И гладя в глаза, уставившемуся на него, никак не ожидавшей такой реакции, друга, добавил – Я ведь думал… я его убил! Фу, прям гора с плеч.

* * *

Люди вместе пережившие какое-либо приключение, особенно связанные с серьезным риском, стараются собраться вместе, чтобы поговорить, не всегда чтобы вспомнить, иногда чтобы побыстрее забыть…