Атмосфера

И тут ей в бок не успевшего до конца развернуться тела, ударил мощный вихорь, а внутри здания завыло разом сто ветров. Нелли отбросило в мокрую траву на расстояние нескольких шагов, но она, пережив испуг, даже обрадовалась. Вот оно! Следом раздался вполне различимый звук захлопнувшейся железной двери – тюремный звук. Первыми движениями девушка пыталась ползти низко, пригибая голову хватаясь за землю, но тут же поняла, что в этом нет необходимости – вихрь исчез.

Нелли вскочила на ноги и в три прыжка вернулась к стене. На высоте ее роста ей навстречу открылась пасть темного окна. Было непонятно, имело ли окно когда-нибудь столярную окантовку. Сейчас оно темнело неровными краями, как проваленный внутрь стены здоровущий камень. Нелли поднялась на цыпочки и напомнив себе, как старательно и совсем недавно ревела, собирая силы, и этим подкрепившись, быстро пошарила руками за отсутствующим подоконником. Зацепилась за острое углубление под окном и, скользя, отталкиваясь ногами от мест стыка камней, потянула себя внутрь. Рукам было очень больно, мокро и горячо, но она уже не обращала на это внимание. Маникюра нам в ближайшее время не видать, уж больно пальцы расквашены – будут выглядеть, как помада на корове, так что теперь нам, милая девушка, уже все равно, не так ли? Удивительно – сколько разных мыслей помещается в голове у человека, когда тот «идет на дело».

Это было последнее отвлеченное соображение, дальнейшие события развивались с бешенной скоростью. Поелозив на животе, изловчившись и усевшись верхом на всю ширину стены, свесив внутрь ноги, Нелли заглянула вниз. Разобрать что-либо в кромешной темноте дома не получалось. Хоть бы луна светила, а то как назло… В холле первого этажа что-то по-прежнему на высокой ноте гудело, однако вихрь больше не появлялся, не ощущалось ни дуновения. Так и не разобрав, что находится внизу, Нелли зажмурилась, зачем-то как перед нырянием сжала рукой нос и спрыгнула внутрь. Падение казалось длиннее, чем было на самом деле. Нелли приземлилась на согнутые ноги и мягко завалилась на бок, ни на что острое не налетев, ничего, не сломав и даже не повредив. Она тут же вскочила и. выставив руки вперед побежала на звук. С руками она хорошо придумала, потому что через пару десятков шагов, со всего маха налетела на такое же темное, как окружающий воздух глухо вибрирующее, неизвестно как выглядевшее препятствие. Ее отбросило назад. Слева раздался звон разбитого стекла и на Нелли посыпались осколки. Один из них вжикнул по щеке и место его падения сразу же мокрым.

Это – не кровь, не кровь! Просто я опять плачу и это очень даже хорошо. Нелли поднялась с колен, осторожно отряхнув ставшими нечувствительными руки, скорее не увидела, а почувствовала впереди проход.

Зеркало. Это разбилось зеркало. Осколки широко торчали по бокам, слегка отсвечивая – первым светом полной темноте, но пройти не мешали. Или это мои глаза попривыкли. Практиковать ночные рейды по чужим домам, так небось как кошка научусь видеть. Я спокойна, спокойна, даже могу шутить. Молодец, только темпа не теряй!

Справа различался проход и Нелли привычно уже выставив руки вперед бесстрашно в него шагнула, быстро прошла вперед небольшим коридором по все более усилившемуся свету. Преодолела высокую арку и… еще парой секунд спустя увидела жуткую картину. Почти напротив прохода в каком-то здоровенном железном баке – не баке, бочке – не бочке на уровне человеческого лица светилось маленькое круглое оконце. Когда Нелли, подбежав, приникла к нему, то сразу вспышкой ужаса увидела на полу металлического сооружения, квадратов примерно семи, лежащего навзничь Феденьку. Рядом с ним валялся кое-как еще кто-то. Лица было не видно, парень уткнулся лицом в пол. Но по его комплекции Нелли определила – не иначе Вован. Лицо Федора выглядело странно. Создавалось впечатление, будто его с силой давили в пол прозрачной подушкой. Рот его был приоткрыт в крике, а кожа худенького личика даже слегка собиралась по краям. Было понятно, что он пытается шевелиться, но ему не удается даже руки поднять. Глаза мальчика молили о помощи и Нелли закричала.

Где, где оно? Дверь, хоть что-нибудь, что можно открыть? Нелли дубасила по гудящей амфибии кулаками, бегала вокруг, спотыкаясь о выступы крепежа в ее обшивке и ничего не находила.

А а а а – кричала она в ужасе – помогите, помогите! Кто-нибудь! Помогите!

Казалось – именно в ответ на ее крик в комнату посыпались невидимые люди. Олег, следом Поленька выпали из отверстия в стене, сверху, с лестницы тоже неестественным появлением обвалился немец. Крафт светанул мощным фонарем, быстро огляделся, коротким движением задвинул фонарь на ступени повыше, видимо освобождая руки и громко закричал – все назад! И рванулся обратно к лестнице, где в глубине по ней прятался едва видимый в отсвете фонаря непонятной конструкции щиток. Крафт с размаху треснул кулаком по какой-то жирной кнопке и рванул вниз средний из трех рубильников. Вой моментально стих и в следующий миг все увидели Крафта уже внутри камеры. Он поднимал и усиживал Феденьку спиной к металлической стенке. Парень усаживаться не соглашался, кричал и отбивался, наконец ему удалось сильно лягнуть Крафта в живот и выскочить наружу. К нему бросила Поленька. И тут… тут сердечный друг Нелли господин Мадьяров повел себя на взгляд девушек очень странно, если не сказать откровенно враждебно. Он кинулся к Феденьке, одним рывком выдрал его из сестринских объятий и волоком потащил обратно в металлическую камеру.

Олег! – страшным голосом закричала Нелли.

В камере ухватившись одной рукой за живот, все еще согнутый попалам Крафт пытался боком удержать, Вована, прижатого мощным Крафтовским телом к стене и отчаянно рвущегося наружу, в то время, как Мадьяров подтаскивал к входу упирающегося и дерущегося Феденьку. Крафт еще пытался что-то бурчать в пол, Мадьярову же было явно не до разговоров. Ему едва удавалось удерживать шустрика, крутящегося юлой и пропихивать его назад в камеру.

Нелли и Поленька опомнились одновременно. Они молча бросились на Мадьярова. И пока Нелли вцепилась ему со спины в шею, Поленька рвала из его рук брата. Мадьяров молча боролся, не выпуская плечи Феденьки, а девушки трясли и тянули его. Наконец этот клубок человеческих тел расцепился, разметав людей в разные стороны. И освободившийся Феденька, первым вскочив на ноги, и оглядываясь на камеру, бросился к слабо освещенной панели с выводом рубильников и еще каких-то не менее непонятных кнопок.

В камере к тому времени уже победила юность и в тот момент, когда Вован в одно движение по медвежьи прыгнул за порог и захлопнул за собой дверь, Феденька рванул рычаг крайнего правого самого крупного темно красного рубильника. В блесках отсвечивающего со ступеней фонаря под рубильником загорелась красная лампочка и прямо в уши, будто из наушников завыл сигнал тревоги. Тут все окончательно смешалось. Кричали немым криком девушки, что-то доказывая и указывая на камеру, безголосо хрипел Мадьяров, мальчишки в ужасе сидели на полу один против другого, согнувшись и зажав руками уши. Происходящее в камере не видел никто, Все, кроме Мадьярова, застывшего к ней спиной, оказались в этот момент на приличном от нее расстоянии. Возможно, это их и спасло. Людям показалось, что перед громом взрыва перекрывая вой сирены, они услышали еще один громкий звук – металлический треск. И в ту же секунду оглушительно рвануло. Свет взрыва ослепил всех. Но сила взрыва взметнулась вверх, легко пробив потолок и в значительной степени ушла в высоту дома. Взрывная волна задела одного Мадьярова, отбросив его все под ту же лестницу. На фоне световой вспышки он летел к стене кубарем, по направлению вверх, но не ясно на голову или на ноги в итоге приземлился, когда ступени его остановили. Остальные поперечного воздействия взрыва как удара не ощутили, зато на них тут же посыпались разорванные глыбы перекрытий и металлические осколки. Через несколько минут пыль немного улеглась и, изрядно перепуганные люди открыли глаза, пытаясь сориентироваться.

И все же от взрыва серьезнее всех пострадал, не Мадьяров, а Вован. На его справное крутое плечо свалился внушительных размеров булыжник, который он в сердцах смог сбросить и отпихнуть от себя. Вован сидел, стонал, качаясь из стороны в сторону и прижимая к себе здоровой левой рукой бессильно висящую правую. На остальных попали, в основном осколки не травмоопасных размеров. Каждый ощущал, что, кажется, жив, но вновь упавшей на раскореженное помещение темноте никого больше не видел.

Нелли интуитивным движением стряхивала пыль с волос, в косе Поленьки застряли мелкие камушки. Но она, натолкнувшись ладонью, выбирать их, не стала. Она, как сидела на корточках, так не разгибаясь, переступив пару раз, нащупала брата – Феденька, Феденька, что болит, где болит?

Федор потряс головой – ничего, нормально, только чего й то тошнит и нос… Поленька бесполезно оглянулась на шевеление за спиной – целы?

Нелли уже поднималась на ноги и искала глазами Мадьярова. В зале после ослепительной вспышки взрыва стало еще темнее, и теперь даже его силуэт не угадывался.

Олежек, где ты? – позвала Нелли негромко. Ты живой? Милый мой, да как же так? Так глупо! Следы снова полились из глаз, она испуганно ждала хоть какого-то ответа и мелко переставляя ноги и спотыкаясь на каждом шагу, шла к тому, что осталось от лестницы. И тут…и тут она вспомнила и встала как вкопанная… Поленька – оглушительно закричала она в следующую секунду – бери детей и беги отсюда – я его задержу!… если живой.

Нелли почти дошла до деревянных обломков лестничного крепления, когда ей навстречу поднялся Мадьяров. Высокая, едва угадываемая без лица фигура. И шорох по полу, будто отдельный, не связанный с его движениями.

Нелли загородила спиной Поленьку и детей, крикнула – скорей, в окно! – и широко развела руки в стороны, стараясь занять наиболее устойчивое положение. Сейчас она боялась только одного, что не сможет удержать своего вероломного любимого хоть какое-то время. Он просто сомнет ее – оттолкнет, собьет с ног, а потом схватит детей и передушит их как кутят. Так вот оно что – они с немцем заодно! Они вместе все это задумали. Оба они – ненормальные садисты. А как легко он оплел ее, как быстро охмурил и одурачил. У нее наверное на лбу написано – очень хочу замуж! И надпись эту, небось, за километр видать. Легче добыча – только самоубийца, которая сама себе пулю в висок метит или петлю на шею накручивает. Ох и посмеялись же они надо мной! А я то дура, какая же я дура! Нет, не упасть, только не упасть. Я схвачу его за руку, за ногу. Я вцеплюсь в него зубами. Не отпущу, не пропущу. Если я сейчас позволю себе ослабнуть, мне потом не жить! Олег, стой!

Внутри Нелли распластался страх, по ее голове гуляли сквозняки, холодя лицо и шевеля волосы, но она не позволила себе взглянуть вверх, а страх внутри сжала в комок и принудила себя пошевелиться. Она сделала последний разделяющий шаг и со всей силы вцепилась Мадьярову в воротник куртки, стараясь не прикасаться к коже. За спиной она слышала шум и звуки Поленькиных команд. Даже на таком расстоянии лицо Мадьярова было не очень хорошо различимо. Зато его голос оказался неожиданно раздраженным.

Неллька, ты что, с ума сошла? Отцепись от меня, нет ну надо же! Я же сто раз талдычил, объяснял, ты хоть что-нибудь запомнила?

Что ты натворил, безумный? Неужто ты и впрямь такой извращенец? Как же так? Как ты мог? Тебе обязательно нужно убивать людей?

Неллька, ты сдурела! Что ты несешь?

Нелли слышала сзади возню. Однако звуки ее никак не удалялись. Она не оглядывалась, толи боялась упустить Мадьярова из виду, толи просто понимала бесполезность что-либо в этой темнотище разглядеть.

Еще через секунду за ее спиной выросли люди. Поля! С надрывом кричала Нелли, не поворачивая головы, я же просила – скорей, я долго его не удержу.

Мы никуда без тебя не пойдем – пусть и не совсем спокойно, но достаточно твердо отозвалась подруга.

Поля!

Федор не уходит без меня, а я не уйду без тебя.

Нелли зачем-то потребовалось узнать мнение третьего не желающего спасаться бегством – а Вовон?

А Вован, как всегда молчит и пыжится – ни к селу, ни к городу хихикнул Федор.

А ну, всем заткнуться! – рявкнул Мадьяров – нет вы только поглядите на них! Они изволят хихикать. Да вы оба просто два малолетних придурка! Нет, у меня нет слов! Сперва вперлись куда не звали – в чужой дом. Потом еще и в барокамеру влезли, совсем ничего ни в чем не разбирая. Вам это вам что? Карусель? Какой идиот ломится в аппарат неизвестного назначения, жмет непонятные кнопки, а потом еще дверь за собой прикрывает? Вот придурки! Ну не придурки? Нет, я таких придурков в жизни не видел!

Мы не закрывали, она сама от ветра захлопнулась!

А какого черта ее взорвали? Вы что, в школе не учились? Умственно отсталые! Привыкли без мозгов на авось переть! Может их у нас их и не вовсе? Две дубины!

Ну, ты – то, Нелль, могла бы, кажется сообразить!

Я сообразила – отозвалась Нелли тускным голосом. Ты тащил Федора внутрь, что бы добить! Ты… ты…

Тьфу, не добить, а спасти, вылечить. Я же объяснял, чем занимается Крафт, помнишь? А эти два малолетних остолопа вперлись в барокамеру и активизировали ее. Тем самым попали под давлению, точнее – подверглись перепаду давления – камеру – то Крафт отключил. И у них – у этих обоих бестолочей сейчас, почти наверняка развивается кессоновая болезнь. И немец, в планы которого вовсе не входило грохать детей, да еще при свидетелях, сделал единственно разумную вещь, он хотел срочно поместить их обратно и по всем правилам медицинской науки вывести из кессона. Я понял и начал ему помогать, а вы, идиоты, разбежались в разные стороны, да еще, мало этого, в довершении взорвали аппарат. А меня в садисты записали. Я вас отказываюсь понимать. Вам это что? Шутки? Вспомните, хотя бы что было с одним из братьев-официантом, с тем, которого нашли.

Олежек…

Олежек – плаксивым голосом передразнил тот. Повязали бы немца, несмотря на все его штучки – нас тут вон сколько, так ведь нет, обязательно нужно все к едрене фене рвануть, причем вместе с хозяином. Что б уж наверняка никому ничем помочь. Тьфу. Тьфу!

Олег, вы – подала голос Поленька – вы хотите сказать, что дети… , что они сейчас…

Начнут прямо сейчас умирать? Ну что вы, не беспокойтесь, вовсе даже не сейчас, сперва они как следует помучаются, так что время еще есть и вы вполне еще успеете с ними по-родственному попрощаться – зло бросил Мадьяров.

Олежек, прости нас, ну прости, потом всю жизнь можешь объяснять нам – какие мы раздолбаи. А сейчас, давай, скорей…. У нас же есть запасной вариант!

Ладно – после паузы последний раз плюнул Мадьяров – ты, черт побери, права. Тащи фонарик. Рюкзак за окном, нужно срочно осмотреть детей. Шевелись, сейчас народ набежит. Куда тебя… Выйди через дверь.

Пока Нелли бегала за фонарем, Мадьяров велел детям, жавшимся к стене, присесть на пол и рассказать о своих ощущения.

Федор, на которого после вспышки игривого настроения избавления от опасности и после осознания всего происшедшего навалился страх, сжал голову руками и лепетал. Я хотел его поймать, только поймать и запереть. Я думал – это штука – закрывалка. Я же только хотел поймать…

Парень был настолько перепуган, что даже Мадьяров смягчился и не стал снова обзываться и повторяться на предмет дурацких поступков.

Ладно – буркнул он. Это потом. А сейчас внимательно прислушайся к себе. Что болит?

Мадьярову пришлось несколько раз повторить вопрос, Поленька лишь молча гладила дрожащей рукой по стоящим дыбом мальчишеским вихрам. Наконец они добились ответа. Федор, кроме легкой тошноты и несильной боли в ушах и носу ничего особенного не ощущал. Башкой долбанулся – вон и все – резюмировал он.

Может и долбанулся – сговорчиво согласился Мадьяров – только чтобы чувствовать боль в обоих ушах и в носу, нужно было тебя со всех сторон одинаково ударить. Нет, парень – у тебя самая настоящая кессоновая болезнь и никто, кроме Крафта не скажет, насколько серьезно ты болен. Насколько я знаю – заболевание развивается, обычно в течении часа, а иногда – и сразу, как у тебя – значит – вышло не слабо. Дошло, наконец?

Вован чувствовал себя еще хуже. Мадьяров быстро осмотрел его с помощью доставленного фонарика, задержал взгляд на огромном, начинающем проявляться синяке на правом плече, потом на синюшной коже, на здоровущем животе и толстых кулаках, выглядывающих из-под куртки и сердито объявил – а тебе парень, туда даже близко подходить нельзя было!