Пьесы для провинциального театра

Опосля я к Георгию твоему поехал, про Филиппа сказал. Малые его спали ещё, сонными они с супругой их одевали. В чемодан собрали детские вещички, а тут и эти подоспели. Чемодан ихний отобрали, с собой взять ничего не дали. Георгий им ни словечка, ни полсловечка не сказал, гордый у тебя сын. Ленка-то его плакала сильно. А он малых Витюшку и Капу на руки взял и понёс на подводу.

– А в моём доме ты был, Лаврентий?

– Был, Ликсеич, днём был. Нараспашку стоял. В доме никого. Зашёл в конюшню и обомлел: лошадей нет! Говорят, плакали человечьими слезами, когда уводили их. Этим утром триста семей выгнали из домов, в Аткарск повезли. Видать, и Дусю твою туда же отправили. Не ближний свет – девяносто километров будет до Аткарска-то, а если по снегу на подводах людей везти, так и весь световой день. Ты ж поберегись, Ликсеич! Никого не щадят, ни старых, ни малых.

– Спасибо тебе, Лаврентий! Я пока тут буду, у дочери.

Павел Просянкин был чернее тучи. Поход в Горсовет ничего не дал, а события прошедшего дня, о которых поведал Лаврентий, не оставили никакой надежды на улучшение ситуации.

Если так активно изгоняют народ из города, целыми семьями вывозят, то на возвращение в Петровск Филиппа, Георгия и Евдокии надеяться нечего.

Вот только вчера всей семьёй ужинали, а сегодня ополовинили родительское сердце: троих детей увезли в неизвестном направлении. Что теперь будет с ними? Павел Алексеевич не знал.

Нет ответов на эти вопросы и задавать их некому. Даже в Горсовете не смогли назвать конкретное место нового поселения. Где эти необжитые земли, о которых говорил председатель?

Видно, одному Богу известно…

Тревожные мысли Павла Алексеевича прервал сын Вася.

– Отец, как думаешь, что власти хотят?

– Стереть нас с лица земли, чтобы ни потомства, ни памяти не осталось.

– Что же нам теперь делать?

– Всеми силами держаться за жизнь, Вася!

Переживал Павел Алексеевич за младшего сына. Семнадцать лет парню, скромный, умный, вежливый. Пороху не нюхал ещё, домашний, как говорится. Что ждёт его, какая участь, если взрослая жизнь его начинается с политических репрессий? Быть сыном раскулаченных и изгнанных родителей?

– Вась, что хмурый такой? Будешь грустить, лысым станешь! – пошутил Александр, но Василий не ответил ему.

– Ты, Сашок, зачем Васю задираешь? – строго спросила Елена, она всегда заступалась за младшего брата.

– Я не задираю, Ленусь, а шуткую! – ответил Александр и засмеялся.

Весёлый и неугомонный, Саша никому не давал унывать. Вот и сейчас он тормошил брата:

– Федул, чего губы надул? Давай в лото поиграем.

Услышав про лото, Ваня, десятилетний сын Лены, мгновенно освободил от посуды единственный стол и заулыбался: уж что-что, а играть он обожал. Для радости детской всегда и время, и место найдутся.

Да и в доме его впервые родственники собрались – и бабушка, и дедушка, и дядья. Просянкины обычно принимали гостей у себя.

– Барабанные палочки! Чёртова дюжина! Кудри! Стульчики! Топорики! Дедушкин сосед!

Ваня доставал из плотного суконного мешочка нумерованные, пузатые, деревянные бочонки и быстро выкрикивал смешные названия циферок, которым научил его дядя Саша, а игроки находили их на полях картонных клетчатых карточек и выставляли круглые фишки.

Глава восьмая

Елена

А в Ванином домишке большой семье развернуться негде, всего одна комната.

Дом достался ему от родителя, Фёдора Степановича.

Он рано из жизни ушёл – в двадцать лет, совсем пожить не успел, вот и сына не увидел. Ваня родился после его смерти.

Фёдор появился в жизни матери случайно. И во всём был виноват этот дядя Саша!

Сказал как-то сестре:

– Лен, я поеду на мельницу, повезу зерно. Поедешь со мной? Посмотришь, как муку делают из нашей пшеницы.

– Отчего ж не поехать? Конечно, поеду! – обрадовалась Елена.

Приехали, телегу во дворе поставили, ждут, когда рабочие начнут мешки сгружать.

Тут и вышел к ним Фёдор. И сапоги, и одежда, и фартук, и сам он в муке: белая пыль осела и на его лице, и на волосах.

А Лена на язык острая, тут же и давай смеяться:

– Ой, Дед Мороз какой симпатичный! Заиндевел весь!

– Отогреешь, красавица? – не растерялся парень.

– Попробую, Дедушка!

Вот и попробовала. Начала тайком на свиданки бегать к нему.

Прознал про это отец и говорит:

– Ты, Лена, фамилию нашу Просянкинскую не позорь! Коли полюбила парня, давай свадьбу сыграем. А коли не хочешь замуж, больше не встречайся с мельником.

Она хотела замуж, и Фёдор вскоре просватал её. К свадьбе готовиться начал: домишко купил.

Да только не суждено было им законными супругами стать.

Собрались на Красную горку весёлую свадебку справить, да прямо перед свадьбой оборвалась верёвка у подъёмника, и тяжёлый мешок с зерном полетел вниз, прямо на Фёдора, в мгновенье ока шею ему переломил.

А в ноябре Елена родила сыночка Ваню.

Беседа

Пока парни увлечённо играли в лото, Павел Алексеевич и Пелагея Ивановна беседовали с дочерью.

– Недолго осталось нам жить в Петровске. Сегодня председатель подписал протокол о принудительном выселении нашей семьи. Слава Богу, ты и Ваня в списках на выселение не числитесь. Значит, не тронут. Вот деньги, чтобы вы не голодали. А в этом пакете все наши семейные сбережения. С собой брать не дозволяют, отнимают всё. Храни их, Лена, до нашего приезда.

– Доченька, спрячь их подальше, а лучше в пальто зашей, в подкладку, так надёжнее будет.