Четвертый Кеннеди

Она накормила его, они выпили бутылку отличного вина, вновь трахнулись. Зонци оделся, поцеловал ее на прощание, на его лице ясно читалась уверенность в том, что он заслужил право на такую счастливую жизнь. После его ухода она оглядела магазин. Собрала свои вещи, кое-какие дорогие сувениры, сложила все в чемодан Джабрила. Она выполняла инструкции: в магазине не должно остаться следов появления Джабрила. Попыталась стереть свои отпечатки пальцев, хотя понимала, что это напрасный труд. Где-то они да останутся. С чемоданом в руке переступила порог, заперла дверь магазина, вышла из здания аэропорта. Ярко светило солнце, женщина из ее группы ждала в автомобиле. Ливия поставила чемодан в багажник, села на переднее сиденье, поцеловала женщину.

– Слава богу, все закончилось. – В голосе слышалось сожаление.

– Может, оно и к лучшему, – ответила женщина. – На магазине мы даже заработали.

Джабрил и его люди летели экономическим классом, потому что Тереза Кеннеди, дочь президента Соединенных Штатов, и шестеро охраняющих ее агентов Секретной службы путешествовали первым классом. Джабрил не хотел, чтобы передача замаскированного под подарки оружия происходила у них на глазах. Он также знал, что Тереза Кеннеди появится в самолете лишь в самую последнюю минуту, а агенты Секретной службы не удосужатся заранее осмотреть самолет. Во-первых, Тереза Кеннеди славилась тем, что в любую минуту могла поменять прежнее решение, а, во-вторых, по мнению Джабрила, потому что разленились и расслабились.

В самолете, аэробусе, хватало пустых кресел. В Италии нашлось не так уж много людей, решивших отправиться в Америку в первый день Пасхи, и Джабрилу оставалось только гадать, почему дочь президента остановила свой выбор именно на этом рейсе. В конце концов, она была католичкой, пусть в последние годы и приобщилась к новой религии, которую исповедовали либеральные леваки. Его такая ситуация очень даже устраивала: меньшее число заложников упрощало контроль над ними.

Часом позже, когда самолет уже находился в воздухе, Джабрил наклонился вперед, а женщины начали раскрывать коробочки от Гуччи. Мужчины встали, повернулись к женщинам, заслоняя их своими телами от посторонних взглядов. Рядом пассажиров не было, так что им никто не мешал. Гранаты женщины передавали Джабрилу, а он быстро закреплял их на поясе. Трое мужчин получили пистолеты, которые исчезли в карманах пиджаков. Один пистолет взял Джабрил, вооружились и женщины.

Как только розово-лиловый пакет опустел, Джабрил подозвал стюардессу, которая шла по проходу. Она увидела гранаты и пистолет еще до того, как Джабрил прошептал ей несколько слов и взял за руку. Изумление, шок, страх, по очереди отразившиеся на лице стюардессы, он видел не впервые. А потому ободряюще ей улыбнулся. Двое мужчин встали так, чтобы контролировать весь салон. Джабрил так и держал стюардессу за руку, когда они вошли в салон первого класса. Агенты Секретной службы сразу увидели и гранаты, и пистолет. Джабрил улыбнулся и им:

– Оставайтесь на своих местах, господа.

Дочь президента медленно повернулась к нему и заглянула в глаза Джабрила. Лицо ее превратилось в маску, но испуга он не увидел. Храбрая девочка, подумал Джабрил, и симпатичная. Жаль, что жить ей осталось совсем ничего. Он подождал, пока его женщины усядутся в салоне первого класса, а потом приказал стюардессе открыть дверь в кабину пилотов. Джабрил входил в мозг гигантского кита, чтобы обездвижить все его тело.

* * *

Когда Тереза Кеннеди в первый раз увидела Джабрила, по ее телу внезапно пробежала дрожь. Подсознательно она узнала его. Вот он, демон, о котором ее предупреждали. На узком смуглом лице читалась жестокость. Тяжелая нижняя челюсть превращала его в монстра из ночного кошмара. Гранаты, висевшие на поясе, напоминали зеленых лягушек. Потом она увидела трех женщин в темных брюках и светлых пиджаках, вооруженных автоматическими пистолетами. И шок сменился острым чувством вины. Черт, она-таки втянула отца в передрягу. Не следовало ей пренебрегать советами Секретной службы. Она наблюдала, как Джабрил, держа стюардессу за руку, идет к кабине пилотов. Повернулась к начальнику своей охраны, но тот не отрывал взгляда от вооруженных женщин.

В этот момент один из спутников Джабрила вошел в салон первого класса с гранатой в руке. Женщина заставила другую стюардессу взять в руки микрофон громкой связи. Из динамиков послышался чуть дрожащий голос: «Всем пассажирам пристегнуть ремни. Самолет захвачен революционной группой. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и ждите дальнейших инструкций. Не вставайте. Не трогайте ручную кладь. Не покидайте своих мест. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Сохраняйте спокойствие».

В кабине пилот увидел входящую стюардессу и возбужденно воскликнул: «По радио только что передали, что кто-то стрелял в папу!» Тут он увидел Джабрила, вошедшего следом за стюардессой, и его губы изумленно округлились. Когда же он увидел гранату, то просто лишился дара речи. Но пилот сказал: «…стрелял в папу». Означало ли это, что Ромео промахнулся? Неужели операция провалилась? В любом случае альтернативы у Джабрила не было. Он приказал пилотам изменить курс и лететь в арабское государство Шерхабен.

* * *

В человеческом море, залившем площадь Святого Петра, Ромео и его группа дрейфовали у каменной стены, образовав маленький островок. Энни в одеянии монахини стояла перед Ромео, который держал винтовку наготове, хотя до появления папы оставалось почти три часа. Ей поручалось прикрыть Ромео, дать ему возможность выстрелить даже ценой своей жизни. Остальные террористы, также в монашеских одеяниях, стояли кружком, чтобы толпа не затерла Ромео.

Ромео привалился спиной к каменной стене, прикрыл глаза, мысленно повторил все этапы намеченной операции. Как только появится папа, он, Ромео, коснется плеча мужчины, стоявшего слева от него, и тот подаст радиосигнал, взрывающий статуэтки, прикрепленные к противоположной стене. В момент взрыва он выхватит винтовку и выстрелит – время надо рассчитать очень точно, чтобы выстрел приняли за эхо от взрывов. Потом бросит винтовку на землю и в окружении своих монахов и монахинь бросится бежать вместе с остальными. Статуэтки играли роль и дымовых шашек, так что площадь Святого Петра к тому времени начнет затягивать дымом. Те люди, что сейчас стояли неподалеку, представляли собой потенциальную опасность, поскольку могли увидеть, что он делает, но хаотичное движение толпы тут же унесет их в сторону. А если кто попытается его преследовать, тут же получит пулю.

Ромео чувствовал пробивающий его холодный пот. Он смотрел на размахивающую цветами толпу, превратившуюся в море белого и пурпурного, розового и алого. Думал об их радости, об их вере в воскресение Христа, экстазе, в который повергала их надежда в победе над смертью. Вытер руки о пальто, ощутил тяжесть винтовки, оттягивающей плечо. Тупая боль разлилась по ногам. Чтобы скоротать время, Ромео ушел мыслями в себя.

Перед ним возникли сцены из далекого прошлого. К конфирмации его готовил романтичный священник, и он знал, что один из старших кардиналов в неизменной красной шапочке удостоверял смерть папы, похлопывая его по лбу серебряным молоточком. Неужели все осталось по-прежнему? На этот раз молоточек сильно запачкается кровью. И каких он размеров? Достаточно большой и тяжелый. Чтобы забить гвоздь? И, разумеется, это очень древний молоток, реликвия Ренессанса, украшенный драгоценными камнями, не орудие производства, а произведение искусства. Не важно, на этот раз стучать будет не по чему. Винтовка, что висела у него под плащом, стреляла разрывными пулями. И Ромео знал, что не промахнется. Он же был левшой, а левшам, как известно, всегда сопутствовал успех в спорте, любви и убийствах.

Ожидая, Ромео задавался вопросом, а почему у него нет ощущения того, что он готовится совершить святотатство. Все-таки его воспитывали в строгих католических традициях, в городе, где каждые дом и улица напоминали о зарождении христианства. Даже отсюда он видел крыши святых зданий, слышал перезвон колоколов. Площадь украшали статуи святых мучеников, воздух наполняли ароматы весенних цветов, которые принесли с собой тысячи и тысячи верящих в Христа.

Ароматы эти напомнили ему об отце и матери, которые всегда пользовались одеколоном и духами, чтобы скрыть запах, идущий от тела.

И, наконец, толпа начала скандировать: «Папа, папа, папа!» Залитые солнечным светом, окруженные каменными святыми и ангелами, люди с нетерпением ждали благословения своего папы. На балконе появились два кардинала в красном, распростерли руки, призывая к вниманию. А мгновение спустя на балкон вышел папа.

Глубокий старик в белоснежных одеяниях, с золотым крестом на груди, шерстяном плаще, расшитом крестами. В белой шапочке на голове и красных открытых башмаках, также с крестами. Приветствуя толпу, он поднял руку с перстнем Святого Петра на пальце.

Цветы взлетели в воздух, толпа восторженно заревела, балкон замерцал на солнце, словно падая в море цветов.

В этот самый момент Ромео почувствовал ужас, который всегда вызывали у него все эти символы христианства, вспомнил кардинала в красной шапочке на конфирмации, с лицом, изрытым оспинами, как у дьявола, и тут же его охватила радость, близкая к блаженству. Он хлопнул по плечу мужчину, стоявшего слева.

Папа тем временем поднял обе руки, отвечая на крики: «Папа, папа!» – благословляя всех, радуясь Пасхе, воскресению Христа, салютуя каменным ангелам и святым, плывущим над стенами. Ромео вытащил винтовку из-под плаща. Двое монахов опустились на колени, чтобы их головы не мешали Ромео прицелиться. Энни встала так, чтобы Ромео мог положить винтовку ей на плечо. Мужчина слева подал радиосигнал, взрывающий статуэтки, закрепленные на стене по другую сторону площади Святого Петра.

От взрывов содрогнулась земля, клубы розового дыма поплыли в воздухе, аромат цветов заглушил запах горелой плоти. В этот самый момент Ромео, прицелившись, нажал на спусковой крючок. Радостный рев сменился криками отчаяния. На балконе папу словно оторвало от пола, белая шапочка свалилась с его головы и окровавленной тряпкой полетела вниз, в толпу. Вопль ужаса исторгся из тысяч глоток, когда тело папы безжизненно повисло на парапете балкона. Золотой крест болтался в воздухе, белоснежный плащ все сильнее окрашивался красным.

Дым смешивался с каменной пылью. Со стен падали мраморные ангелы и святые. На какое-то мгновение толпа обмерла, глядя на убитого папу. Все видели, что ему разнесло голову. А потом началась паника. Люди бросились бежать, сметая швейцарских гвардейцев, которые пытались перекрыть выходы с площади.

Ромео бросил винтовку. Окруженный вооруженными монахами и монахинями, позволил толпе вынести себя на улицы Рима. Он словно ослеп, его шатало из стороны в сторону. Энни держала его под руку, втолкнула в ожидающий их минивэн. Ромео прижал руки к ушам, чтобы заглушить крики. Его трясло, но уже не столько от шока, как от безмерного счастья: его мечта стала явью.

* * *

Аэробус, летящий из Рима в Нью-Йорк, находился под полным контролем Джабрила и его людей, в салоне первого класса из пассажиров осталась только Тереза Кеннеди.

Терезу происходящее скорее интриговало, нежели пугало. Ее поразила легкость, с которой угонщики нейтрализовали ее телохранителей: обвешали их взрывчаткой. Сие означало, что любая пуля могла привести к взрыву, который разнес бы самолет в клочья. Она заметила, что у троих женщин и троих мужчин лица перекошены от напряжения, словно у великих спортсменов в мгновения наивысшей концентрации. Мужчина-угонщик вытолкал одного из агентов из салона первого класса и погнал дальше по проходу в хвост самолета. Женщина-угонщица стояла чуть в стороне с пистолетом в руке. Когда другой агент не пожелал покидать соседнее с Терезой кресло, женщина навела пистолет на его голову. Прищурилась, всем своим видом показывая, что сейчас нажмет на спусковой крючок. Губы ее чуть разошлись, растянутые сократившимися лицевыми мышцами. Тереза оттолкнула охранника, заступила между ним и женщиной-угонщицей. Та чуть усмехнулась, пистолетом указала ей на кресло.

Тереза наблюдала, как Джабрил руководит операцией. Чем-то он напоминал режиссера, наблюдающего за игрой актеров. Приказов он не отдавал, ограничиваясь намеками, предложениями. Улыбкой, взглядом он дал ей понять, что надо сесть. Он словно показывал Терезе, что она интересует его больше других. Потом он прошел в кабину пилотов. Один из мужчин-угонщиков контролировал выход из первого салона. Две вооруженные пистолетами женщины сидели напротив Терезы. Стюардесса с микрофоном громкой связи в руке передавала пассажирам короткие распоряжения, полученные от другого мужчины-угонщика. Все угонщики казались очень уж маленькими, чтобы внушать такой ужас.

В кабине Джабрил разрешил пилоту сообщить по радио, что самолет захвачен революционной группой и берет курс на Шерхабен. Пусть американские власти думают, что им придется иметь дело с обычными арабскими террористами. Во время радиопереговоров Джабрил оставался в кабине пилотов.

Пока самолет находился в воздухе, им оставалось только ждать. Перед мысленным взором Джабрила возникла Палестина, его дом – зеленый оазис посреди желтой пустыни, отец и мать, подобные ангелам света, прекрасный Коран, лежавший на столе отца. Потом этот рай заволокло серым дымом взрывов. Пришли израильтяне и вышвырнули его в ад, жителей которого объединяла ненависть к евреям. Тем самым евреям, которых хвалил Коран.

Он помнил, что даже в университете некоторые из учителей, комментируя неудачно выполненную курсовую, говорили: «Арабская работа». Джабрил сам как-то произнес эту фразу, обращаясь к оружейнику, который дал ему винтовку, заклинившую на первом же выстреле. Что ж, зато ни у кого не повернется язык назвать «арабской работой» сегодняшний захват самолета.

Он всегда ненавидел евреев, нет, не евреев, израильтян. Ему запомнился один эпизод из детства. Ему было не больше пяти, когда израильские солдаты проводили «зачистку» в лагере палестинских беженцев, в котором находилась его школа. Они получили ложную информацию – «арабская работа», – что в поселении прячутся террористы. Все жители получили приказ с поднятыми руками выйти из домов на улицы. Включая детей, которые занимались в длинном, выкрашенном в желтый цвет вагончике, стоявшем в отдалении от жилых домов. Джабрил и другие мальчики и девочки его возраста сбились в кучку. Все подняли ручонки, многие плакали и кричали от страха. И Джабрил навсегда запомнил одного из молодых израильских солдат, наверное, из иммигрантов, белокурого, как нацист, который в ужасе смотрел на детей, пока по его щекам не покатились слезы. Израильтянин опустил автомат и приказал детям опустить руки. Не надо бояться, сказал он им, маленьким детям нечего бояться. Израильтянин отлично говорил на арабском, дети его поняли, но продолжали стоять с поднятыми руками. Плачущий солдат подошел к ним, начал каждому опускать руки. Джабрил не смог забыть этого солдата, а потом, повзрослев, дал себе слово не становиться таким, как он, не давать жалости взять верх над прочими чувствами.

И теперь, глядя в иллюминатор, он видел под собой пески Аравийского полуострова. Полет близился к завершению. Еще чуть-чуть – и они приземлятся в султанате Шерхабен.

По величине территории Шерхабен входил в число самых маленьких стран планеты, но обладал гигантскими запасами нефти, а потому сотни детей и внуков первого султана ездили исключительно на «Мерседесах» и обучались в лучших университетах Запада. Самому султану принадлежали громадные промышленные корпорации в Соединенных Штатах и Германии, и умер он одним из самых богатых людей на Земле. Лишь один из внуков, Мауроби, сумел выжить в кровавых заговорах, устроенных его сводными братьями, и теперь правил султанатом.

Султан Мауроби фанатично чтил заповеди ислама и не терпел иноверцев. Соответственно и жители султаната, теперь поголовно богачи, были не менее набожными мусульманами. Ни одна женщина не появлялась на улице без паранджи. Никто не ссужал деньги под проценты. А спиртное в султанате водилось только в посольствах иностранных государств.

Давным-давно Джабрил помог султану укрепить свою власть, убив его четверых самых опасных сводных братьев. Из чувства благодарности и ненависти к великим державам султан согласился помочь Джабрилу в осуществлении этой операции.

Самолет с угонщиками и заложниками приземлился и медленно покатил к маленькому стеклянному зданию аэропорта, поблескивающему в солнечных лучах. Бесконечные ряды нефтяных вышек уходили в пустыню. Когда самолет остановился, Джабрил увидел, что летное поле окружено солдатами Мауроби. Ему показалось, что их никак не меньше тысячи.

Теперь начинался самый сложный и опасный этап операции. Ему требовалось соблюдать предельную осторожность, во всяком случае, до тех пор, как Ромео не окажется в заранее обговоренном месте. И он рассчитывал, что султан во всем поддержит его. Нет, «арабской работой» тут и не пахло.

* * *

Из-за разницы во времени Френсис Кеннеди узнал о покушении на папу в шесть утра первого дня Пасхи. Ему сообщил об этом пресс-секретарь Мэттью Глейдис. Он также сказал, что Юджин Дэззи и Кристиан Кли поставлены в известность и уже едут в Белый дом.

Когда Френсис Кеннеди спустился в Овальный кабинет, Дэззи и Кристиан уже ждали его. Оба с мрачными лицами. С улицы доносился вой сирен. Кеннеди сел за стол. Посмотрел на Юджина Дэззи, предлагая руководителю аппарата президента ввести своего босса в курс дела.

– Френсис, папа мертв. Его убили во время пасхальной службы.

Известие потрясло Кеннеди:

– Кто это сделал? И почему?

– Мы не знаем. Но это не самая плохая новость.

Кеннеди попытался прочитать мысли сидевших перед ним людей, в его сердце закрался страх.