Погрешность

– Это надолго?

– Месяц, может чуть, больше…

– Хорошо. Я понял. Но в следующий раз не оттягивай все на последний момент. Я тебя не покусаю, если скажешь заранее.

– Да, я просто не хотела тебя расстраивать.

– Это твоя работа, которую ты любишь, – делает глоток крепкого кофе, – постараюсь сегодня освободиться пораньше. Во сколько у тебя завтра отправление?

– В пять.

– Хорошо. Я провожу.

Улька облизывает губы и забирается на стол, отодвигая тарелку в сторону.

– Ты знаешь, я тут подумала, ты же можешь опоздать, чуть-чуть, – разводит ноги, медленно расстегивая пуговицы на рубашке.

Глава 14

Она уезжала со слезами на глазах. Когда вообще такое было?

Громов положил Улькин чемодан в багажник и открыл ей дверь в машину. Девушка залезла на сиденье, пристегнувшись ремнем безопасности. Они ехали в тишине, каждый думал о своем и непременно друг о друге.

На вокзале Никольская нежилась в Степкиных объятиях, окончательно понимая, что не хочет никуда ехать – совсем. Сейчас ей было плевать на главную партию, на гастроли, которыми она так грезила, на все. Внутри поселилось какое-то чувство пустоты, словно, уезжая, она отрывает частичку своей души.

– Уль, – Степан улыбнулся, касаясь ее щеки, – ты не на пять лет едешь.

– Знаю, просто как-то грустно.

– Будем созваниваться.

– Не-е-ет, Степочка, я достану тебя своими звонками и сообщениями, и только попробуй не отвечать, – вздохнула, цепляясь пальцами за лацканы его кожаной куртки.

– Ульяна, Ульяна, – Степа осторожно коснулся ее губ своими, ощущая, как она прижалась к нему всем телом, довольно прикрывая глаза.

– Ладно, пора, – оторвалась от мужчины, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы не разреветься.

В купе было прохладно, поэтому, как только поезд тронулся, Улька завернулась в вязаный кардиган, забравшись на свою верхнюю полку. Они ехали всю ночь. Прибыли в Питер ближе к обеду, разгрузились в гостинице и, успев принять разве что душ, всей труппой пошли на репетицию. Первое выступление было уже завтра, и это нервировало. Никольская нервничала, как никогда раньше, у нее было какое-то плохое предчувствие, оно окутывало ее сознание своими темными, мрачными путами, заставляя пальцы на ногах холодеть.

Растянувшись и хорошенько разогревшись, Ульяна на глазах расположившейся почти по кругу команды репетировала свою партию под жестким присмотром балетмейстера и худрука.

Сегодня тело идеально ее слушалось, и даже недавняя травма головы ни капли не подпортила карт.

Никольская вышколенно отрепетировала свою партию и присела в углу, плотно прижимаясь спиной к зеркалу. Лизка сразу подсела к ней. Вытянула ноги и положила голову Ульке на плечо.

– Все страдаешь?

– Страдаю, – вздохнула, – счастливая ты со своим Громовым, а у меня очередной козел.

– Все еще будет, – Ульяна улыбнулась, заботливо погладив подругу по волосам.

***

– Значит, всю эту неделю он был с ней? – Талашина нервно передернула плечами, пристально смотря в серые глаза частного детектива.

– Да. В загородном доме.

– В нашем загородном доме… – прошипела, сжимая руки в кулаки. – Спасибо вам за работу, – Светлана протянула мужчине конверт и вышла из кабинета.

В коридоре остановилась, прижимаясь затылком к стенке. В глазах помутнело, и она вновь вытащила из сумки телефон. Быстро-быстро пролистала предоставленные ей фото. На них был Громов, а еще там была Никольская. Они ходили вдоль залива…

Света крепче стиснула мобильный и прикрыла веки. Ей было необходимо успокоиться, взять себя в руки, но у нее ничего не получалось, злость, кишащая в ней, вырывалась наружу с адскими криками. Она скулила глубоко внутри, ее корежило от этой несправедливости, кажется, сейчас она ненавидела всех вокруг. Но больше всех – Никольскую. Эту мелкую, вездесущую девчонку, которая возомнила о себе черт-то что. Она запудрила Громову мозги своей «любовью», лишила его разума и откровенно пляшет на Светкиных костях.

Оказавшись на улице, Талашина глубоко вздыхает и садится в машину, там вытаскивает из сумки пачку тонких сигарет. Она вновь начала курить, с того дня, как Громов ушел, она вновь схватилась за сигареты. Ее пальцы дрожат, она делает короткие затяжки, заполняя салон дымом, и плачет, рыдает навзрыд, чувствуя, как тяжелеют ее наращенные ресницы.

Несколько раз ругает себя за попытки набрать Степу, поговорить, выяснить, хотя что им выяснять? Он никогда ее не любил, она это знала, знала и все равно продолжала перед ним пресмыкаться, дура! Какая же она была дура.

Успокоившись, Света едет в свою клинику эстетической медицины, которую Громов помог открыть ей еще до того, как они улетели в Америку. Он вложил туда свои деньги, помогал поставить все это нелегкое дело на ноги, а уходя, даже не попытался оттяпать у нее половину, довольствуясь процентом. Это бесило, его благородство доводило ее до истеричных припадков.

Только где было его благородство, когда он изменял ей направо и налево? Где оно было, когда она ждала его ночами, думая, что он занят работой, а не кувыркается с очередной подстилкой? Где все это, мать вашу, было?

Крепче сжав руль, Света еще минут десять сидела на парковке, приводя себя в порядок. Когда в зеркале ее отражение стало более-менее похоже на человека, ее каблуки коснулись пыльного асфальта, и девушка широким шагом направилась к центральному входу клиники.

Девочка-администратор поприветствовала хозяйку, но Света просто прошла мимо, у нее не было сил пошевелить языком. Только прийти, сесть за свой стол и, уткнувшись в ладони, из раза в раз прокручивать в голове кадры, которые она досконально рассматривала в кабинете у детектива.

Она жалела себя, впрочем, в этом не было ничего нового. Правда, в этот раз продлилось это совсем недолго. В кабинет вошел мужчина, без стука, без приглашения. Он нагло распахнул дверь, оставляя волнующуюся администраторшу позади. Света растерянно приподняла голову, вздрогнула, потому что не понимала, зачем он пришел. Он появлялся здесь нечасто, за три года сотрудничества мужчина, полностью облаченный в черный цвет, появлялся здесь лично всего пару раз.

Света облизала потрескавшиеся губы и убрала за уши пряди темных волос.

– Альберт, – улыбнулась, – здравствуйте.

– Добрый день, Светлана. Мои деньги, где они?

– Что?

– Перевод был сделан вот уже как неделю, но на счета так ничего и не вернулось.

Талашина хлопнула глазами и как заведенная начала рыться в ящике стола.

– Сейчас, подождите, – вытащила несколько листков, – вот, все ушло со счета клиники. Посмотрите.

Черный пиджак вырвал из ее рук листы и спешно прошелся по ним взглядом.

– Ты совсем дура?  Их заморозили.

– Я уже связывалась с банком, там произошло недоразумение, они обещали исправить это в течение недели.

– Недели? – его тонкие губы изогнулись в улыбке, обнажая зубы. – Эти деньги нужны мне завтра.