23 дня

То и дело мы ненароком складывали тело пополам, в гармошку. Иногда перекручивали, либо растягивали в разные стороны. Синхронизировать движения не удавалось.

Наконец мы оттащили труп на несколько метров, за машину, и опустили на пыльную от цементной крошки траву. В самый последний момент руки мертвеца выскользнули из моих коченеющих пальцев. Голова трупа звонко ударилась об асфальт. Раздался довольно неприятный хруст.

Поморщившись, я накинул на тело ткань, завернув, словно в саван. Похлопал по плечу. Во мне боролись странные чувства. Я не знал, что нужно делать в таких ситуациях. Да и на похоронах бывал всего раз. К тому же в детстве.

– Господи, дай покой ему. Пусть его душа попадет в рай, – ощущая некоторую неловкость в присутствии Миши, я все-таки продолжил:

– Извини, что мы бросаем его здесь…

Я замолчал, не зная, что ещё сказать. Рядовой стоял надо мной и курил, даже несмотря на то, что мы и так были объяты дымом.

Неожиданно он присел рядом и продолжил вместо меня:

– Молю тебя – помоги нам выбраться. Я не знаю, как к тебе нужно правильно обращаться, но если мои молитвы дойдут до тебя, то не оставь их без внимания. Направь нас на путь истинный и единственный верный… – замолчав, он сплюнул:

– Чушь какая-то.

Я поднялся на ноги и отряхнул колени от пыли. Михаил молча положил мне на плечо руку и повёл обратно, к машине. На несколько секунд дым расступился, и я увидел, что где-то там, за облаками, занимался рассвет. Слабое серое свечение, исходившее от облаков, дало надежду, что вскоре нам будет легче передвигаться и ориентироваться на местности. В тоже время, это обрекало нас на возможность быть обнаруженными, что сейчас было бы очень некстати.

***

Парк, который располагался перед «Дирижаблем», был огромным отпечатком недавно бушевавшего здесь пожара. От деревьев и кустарников, росших тут, остались только черные пепелища. Особенно нас удивили лежащие здесь обломки космического орбитального спутника. Его изуродованные зеркальные крылья, измененные в своей форме высокотемпературными явлениями, сказавшимися при падении, торчали из земли вверх и отражали еле уловимые признаки предрассветного свечения. Таких вот штук мы насчитали аж целых девятнадцать. Последнее крыло лежало разбитым у одного из главных входов в торговый центр. Скорость его падения была настолько высокой, что окна нижнего этажа выбило мелким крошевом, а само оно лежало в неглубоком котловане посреди кусков пробитого плиточного покрытия перед парковкой.

Вид не до конца разрушенного здания немного воодушевил меня – оставалась надежда на лучшее. Оно казалось почти нетронутым. Впрочем, наши ожидания не оправдались. Объезжая здание торгового центра, мы увидели обрушившийся свод, который рухнул в пустоту нижних этажей и полностью разрушил все перекрытия, сдерживавшие его доселе.

Моё сердце ухнуло, а я погрузился в состояние полной прострации. Надежды найти кого-либо в этом хаосе из бетона и стекла не осталось. Ситуацию усугубляло ещё и то, что в небе над зданием парили десятки «мозгококонов», а внизу, копошась в обломках, сновали туда-сюда полчища «синих».

Скрываемые пеленой дыма, мы сидели в машине в паре десятков метров от «Дирижабля» и наблюдали за происходящим. Всё внутри меня сжалось в единый сгусток ярости, сдавливаемый налившейся злобой артерией, с каждым ударом сердца всё сильней распираемой внутренним давлением.

Сам того не замечая, погруженный в исступленную злобу, я прокусил нижнюю губу. Струйка крови потекла вниз.

Еле сдерживаясь, чтобы не закричать, не убежать, не выдать нашего присутствия, я всё крепче сжимал челюсть. Сидел, вжавшись в спинку сидения, упершись ногами в пол, вытянувшись в нервную струну и в бешенстве избивал свою грудь кулаком, не боясь пробить им ребра. Моё сердце рвалось наружу от переполнявшей его боли.

Михаил сидел и смотрел на меня в недоумении. Он обернулся к Саше, так как достучаться до меня не было никакой возможности.

– Что с ним? – он пытался ухватить мою руку, но при этом сам чуть схлопотал по лицу. Оставил дальнейшие попытки.

– Тут работала его жена, – похоронным голосом бросила Саша. Она пробралась вперёд и села между нами. – Оставь его на несколько минут.

А мне было больно. Больно до глубины души. И эта душевная боль отзывалась болью вполне материальной, физической. По щекам текли влажные дорожки, а горло сжало в спазме.

Военный покачал головой и положил подбородок на руль, молча уставившись на заполняющее городские улицы «безмолвное веселье мира мёртвых» – силу инопланетного разума. Мою шею обхватили Сашины руки. Её голова уткнулась в моё плечо, ещё больше увлажняя и без того мокрую от крови и пота футболку. Так мы просидели ещё несколько минут.

Мои легкие сжались, со свистом выгоняя из себя воздух. Тело проткнули тысячи иголок. Очередной импульс, исходящий от монолита, напомнил об опасности, расположившейся в нескольких десятках метров от нас. С заднего сидения раздался крик Данила, но Саша тут же зажала ему рот ладонью, не дав возможности выдать нас. Глаза мальчика округлились и со страхом уставились на неё. Убедившись, что всё в порядке, я посмотрел вперёд. Туда, где с небес к руинам «Дирижабля» опускались шипы. Те из них, что уже успели опуститься, прижимались к земле под тяжестью нанизанных людских тел. Сияние, исходившее от них, как будто впитывалось в тела, из-за чего их кровеносные сосуды голубой сеткой опутывали всё пространство под кожей.

Взгляд остановился на женщине. Нанизанная, словно бабочка на иглу, запрокинув голову, невидящим взглядом она уставилась в нашу сторону. С каждым мгновением её глаза наливались голубым свечением. Волосы жертвы разметало по земле, а слабые порывы ветра то и дело подхватывали их и спутывали.

Вид изуродованного трупа выплеснул из меня новый поток эмоций. Я кинулся открывать дверцу. Не знаю, что я хотел сделать. Откуда-то издали до меня доносились крики Саши и Данила. Я не обращал на них никакого внимания.

Я открыл дверцу и увидел перед собой Михаила. И его лицо, искаженное в гримасе ярости.

Следующим кадром стал быстро приближающийся приклад винтовки. Удар. Боль.

Глаза закатались. Каким-то краем ускользающего сознания я ощутил падение на траву рядом с машиной. Мир заволокла тьма.

Первое, что услышал, были слова Михаила:

– Теперь до Химмаша топлива уж точно хватит.

Вояка захлопнул дверцу и защелкнул ремень в замке. Бросил:

– Саша, Максим очнулся.

Я открыл глаза, возвращаясь в реальность. За окном виднелось здание аквапарка. Справа от меня стояли узнаваемые высотки желто-белого цвета – граница Уктуса. Саша и Данил все так же сидели сзади. В моих ногах лежали огромные пакеты с едой и большая бутыль с водой. Моё тело туго сдавливал ремень безопасности. Немного ослабив его, я дотронулся рукой до небольшой шишки на лбу. Бросил взгляд в зеркало. Под правым глазом наливался лиловым синяк. Я коснулся его и зашипел от боли.

– С-сука… – вырвалось.

– Извини. Ты был не в себе. Бежать туда было сродни самоубийству, – Михаил протянул мне руку.

Кивнув, я пожал её, в знак примирения. Он был прав – я действительно был не в себе.

– Ага, – неловкая улыбка проползла по уголкам моих губ, но тут же исчезла, стоило вспомнить «Дирижабль».

Позади остались «Ботаника» и «Уктус», а впереди простиралась дорога, ведущая нас к Химмашу. К новой конечной отметке, где только сам Господь Бог знал, что нас ещё поджидает. Надежда на возможную там встречу с запоздавшими военными силами была для нас подобна чуду, однако мы стремились попасть именно туда. Впереди, слева, появились блики водной глади водохранилища. Воздух здесь стал очень влажным. Дышать стало тяжелей. Лобовое стекло покрылось бусинками водных капель, заставив водителя включить дворники. Во рту с каждым вдохом скапливалась влага, вынуждая откашливаться и избавляться от излишней мокроты в легких. Явление, прямо скажем, не совсем нормальное. Хотя… Что сейчас вообще «нормально»?

Машина в этот момент начала взбираться в гору и на пике подъема въехала в густейший туман, который не был видим на фоне сумрачного неба. От резкого изменения ситуации, царящей перед нами, Миша дал по тормозам. Он заглушил двигатель и поднес указательный палец к губам, призывая к тишине. Резким движением дернул на себя жалобно-скрипнувший рычаг, торчащий из рулевого колеса, равно как и три его собрата. Фары сверкнули и озарили молочную мглу. Саша сделала попытку поинтересоваться происходящим, но военный шикнул на неё, оборвав любые расспросы, которые могли помешать вслушиваться в тишину за окном.

Он закрыл глаза и положил голову на кулак, сжимающий руль. Его рука повторила мимолетное движение, озарив туман вспышкой света. Ещё с минуту он просидел в такой же позе. В итоге, он повернул голову ко мне, всё так же опираясь о рулевое колесо, и молча уставился в лицо. Он начал приподниматься, но его вспотевшая ладонь соскользнула и ударила точно по клаксону в середине руля.

Саша оглушительно завизжала:

– А-а-а! Блядь! Блядь!!

Не раздумывая, она взяла первое, что попалось под руку, и что есть мочи швырнула в голову Михаила, угодив точнёхонько в лицо. Сам вояка был ошарашен не меньше – произошедшее напугало и его.

– Идиот!! – распалялась девушка. – Сидит как эхолот, ехать боится! Теперь, если здесь и есть кто, то они точно знают, что мы тоже тут!

Саша размахивала руками, сопровождая каждое слово выставленным указательным пальцем, тычущим в сторону лобового стекла.

– Иди прогуляйся, придурок! – рявкнула наконец и замолчала, пытаясь отдышаться.

– Сама дура, – буркнул Миша и завел мотор.

Он протянул руку и до упора опустил рычаг, включив фары. Секунд десять мы сидели в обездвиженном пофыркивающем чреве автомобиля. Только после этой выдержанной паузы водитель выжал сцепление и тронулся с места, медленно въезжая внутрь сгущающейся пелены тумана.

Брезент, закрывающий нас от возможных явлений, имел множество отверстий и лазеек, через которые влага беспрепятственно проникала в салон. И всё это, не говоря о в целом деформированной крыше. Одежда стала влажной и неприятной. Я снял футболку и откинул её на бардачок. Моё горло натужно хрипело и клокотало от обильно выделяющейся слюны.

Мотор ревел, превозмогая препятствия, мешающие продвижению. Миша то и дело приподнимался, чтобы убедиться, что разделительная полоса дороги все ещё под нами. Благоприятно сказывалось то, что на данном участке дороги нам не повстречалось ничего, напрямую перегораживающего дорогу: баррикады, тела, недруги-инопланетяне. Ничего не преграждало нам путь.