23 дня

После всех наших испытаний на пути к Уктусу, столь тихая обстановка ввергала в ещё более дикий страх, первобытный ужас, сгущающийся где-то глубоко внутри и усугубляемый непроглядной серо-белой пеленой тумана, вбирающего из нас все ощущения и эмоции без остатка, обездвиживая и наполняя салон машины тишиной, в которой тонули все звуки и слова.

Чем глубже мы зарывались в эту бестелесную водную сущность, тем тяжелее становилось дышать. Водяной холодный пар, что лился из всех отверстий и окружал нас как в криокамере, заставлял укутаться во влажные вещи, от которых, по-моему, становилось ещё хуже. Вдобавок ко всему, примешался довольно неприятный запах, отголоски которого витали во мне ещё с той злополучной квартиры, где мы нашли Данила. Этот запах был двойником той желейной жижи, что заполняла внутренности «мозгококона», оказавшегося несчастной девочкой. Кроме этого, в УАЗике без того воняло и жижей монстров, и блевотиной, и кровью. В таком зловонии, которое так и норовило вторгнуться в наши легкие, мы ехали все дальше, в надежде побыстрее вырваться из этого дурмана.

К слову сказать, мы уповали только на чудо, которому, по всей видимости, и без того было не до нас. Каждую минуту нашего путешествия некоторые из нас молились Богу, а кто и просто слепо верил в удачу. Только Бог знает, как бы все повернулось, если бы мы встретились друг с другом в эту минуту после всех этих срывов и переживаний.

Как мне кажется, каждый был бы сам за себя. Может быть, иногда это чисто психологически не дает человеку сдаться. Возможно, незримый ангел-хранитель проводит его через все преграды, какими бы невероятными они ни казались. И мы верили.

Каждый раз, когда дорога уходила под уклон, наши сердца замирали до тех пор, пока в более сгущенной молочной мгле, в низинах, мы вновь не ощущали новый подъем. Во всем этом безумии, наша колымага, как фюзеляж самолета, таранила облачные скопления, продвигаясь вперёд с предельно низкой скоростью.

Через несколько сотен метров туман стал понемногу расступаться, предоставляя Михаилу возможность чуть более свободно ориентироваться в пространстве. Слева появились очертания водохранилища, в центральной части которого виднелся силуэт гигантского сооружения. Он был охвачен клубами пара, который валил из трех огромных отверстий, расположенных на его пирамидальных «отростках», возвышавшихся над основным строением. Тремя огромными трубами оно уходило под воду. По-видимому, они служили ему опорой. На их внешней стороне было множество отверстий, через которые лилась вода. Больше всего это было похоже на большой насос, что выкачивал воду и превращал её большую часть в клубы пара, что сейчас расползались по округе.

Справа от нас стояла непроглядная стена, сквозь которую не было никакой возможности что-либо разглядеть. Где-то там, вдали, горели деревья и строения лесопарка, насколько можно было судить по розовым всполохам, пробивающимся среди разрывов туманной влажной густоты.

Розовые вспышки вплелись в синхронную плеяду с новой чередой из нескольких повторений импульсов монолита. К слову, их очередность стала не цикличной. Теперь они не только терялись во временном промежутке, но и сплетались в один, звуча в унисон.

Неожиданно, прямо сквозь нас прошла электрическая волна. Она ударила по нервам, заставила мышцы судорожно сокращаться, в тоже время вырывая из горла судорожные хрипы пополам со сдавленными криками. Салон наполнился стонами.

Последняя череда импульсов Монолита сопровождалась усилившимся, в отличие от предыдущих, электрическим фоном. Скорее всего, этому способствовала и наша отсыревшая одежда. Данила ещё несколько секунд сводили судороги, принуждая его искривляться в невообразимых для человеческого тела позах, загибая его в различные буквы и символы, можно сказать. Саша судорожно прижимала его к полу, зажимая своими руками, боясь за целостность тела и рассудка парня. Через несколько секунд тело мальчика обмякло. Почти сразу он провалился в глубокий сон.

В давящем безмолвном напряжении мы все переводили взгляд друг на друга. Пытались осмыслить возрастающее электромагнитное волнение, что давало о себе знать всё чаще, усиливаясь по мере приближения к границе города. Только вот останавливаться никто не собирался. Михаил вдавил педаль газа в пол. Хрипло зарычав, направил наш транспорт прямо по дороге, желая скорее выбраться из удушающих оков тумана, успеть до новой волны Монолита, даже не имея малейшего представления, насколько далеко могла расползтись эта смрадная мгла.

Саша же, наоборот, спокойно откинулась на сидении и удобнее расположила голову Данила на своих коленях, полностью доверяя парню за рулём, который неоднократно вытаскивал нас из передряг в эту ночь. И всё благодаря своей интуиции и молниеносной реакции. Похоже, подруга была совершенно измучена и опустошена… Сил сопротивляться новым напастям просто не осталось.

Время тянулось мучительно долго, а границы тумана так видно и не было. Мои глаза устали вглядываться в молочную гущу. Я отвлёкся на изучение содержимого пакетов, шуршащих в моих ногах от распиравших их продуктов. Сразу было понятно, что всё, что здесь имелось, было собрано впопыхах. При слабом свечении огня зажигалки мне удалось разглядеть, что верхняя часть пакета была усыпана большим количеством консервных банок, по картинкам на которых можно было узнать тушенку, консервированные овощи и фрукты, сгущенное молоко.

Занимаясь раскопками, я обнаружил обширный склад из колбасы, трех копченых куриц и нескольких бутылок пива. Последнее мне понравилось.

Доставая пиво, я со свистом выдернул пробки и протянул одну бутылку Саше, а другую Мише. Вытянув третью для себя, обнаружил, что моя бутылка, в отличие от остальных, была наглухо запечатана. Мне ничего не оставалось, как воспользоваться окружающей обстановкой. Пришлось осквернить ручку двери, преисполняясь страхом получить оплеуху от водителя. Но они с Сашей уже томно потягивали напиток, издавая веселое мычание и перемигиваясь друг с другом в зеркало заднего вида. Стало немного веселей. Мы начали посмеиваться, то и дело вспоминая наши приключения.

А время все шло. Хотя расстояние до Химмаша было не столь велико, сейчас можно было подумать, что этот маленький кусочек города находится в нескольких сотнях километров. Лишь пунктир разделительной полосы мелькал в свете фар и скрывался под колесами машины.

Запах пива неплохо перебивал вонь, царящую в салоне, а его вкус отбивал неприятный привкус, поселившийся на языке. На нас налетел легкий хмель. Мы немного расслабились. Миша сбросил скорость и прижался к правой стороне обочины, словно опасаясь столкнуться с кем-нибудь на встречной полосе. Свет фар тонул в бестелесной мгле, в которой исчезали все признаки нашего присутствия.

Туман постепенно расступился и открыл перед нами извивающиеся очертания дорожной полосы, сворачивающей в одном направлении в сумеречные дебри Химмаша, в другом – к выезду из города. Миша остановил транспорт, заглушил двигатель и повернулся к нам с немым вопросом о дальнейших действиях на лице. Все переводили взгляд друг на друга в надежде, что кто-то первым из нас предложит план.

Химмаш? С одной стороны, через Химмаш можно было бы незаметно пробраться до границы города, не высовываясь на большую дорогу, на которой, скорее всего, ведется усиленное патрулирование по выявлению возможно выживших горожан, пытающихся покинуть пределы Екатеринбурга.

Только вот какие были гарантии, что в одном из густонаселенных районов нас не поджидают новые напасти, от которых мы так мечтали сбежать? Темные улицы зловеще скрывались в сгустках дыма. Проецируясь в распухшем от творящегося безумия мозге, они сплетались с мыслями и вырождались в нечто новое, образуя одну немыслимую цепочку образов из прочитанной мной когда-то книги. По-моему, что-то было связано с Преисподней… Данте?

Химмаш был не менее безумной идеей, чем прогулка по Преисподней. С другой стороны, вторая дорога лежала через не менее опасные места. В тоже время – сулила быстрое продвижение к конечной цели нашего пути и к возможному завершению всего того хаоса, что творился вокруг все последние часы.

– Ну? – выдохнул Михаил, не выдержав.

– Давайте поскорее покончим с этим. Умирать – так умирать.

Сашин голос донёсся до нас, будто откуда-то сверху.

– Также. Я «за». Устал убегать, – хрустнув фалангами пальцев, я потянулся вперёд, сбрасывая скопившееся напряжение со спинных мышц. – Если нам и вправду так везёт, то нужно по максимуму испытать нашу удачу. Банзай!

– Ха! Никогда бы не подумал, что моё увлечение аниме когда-нибудь сыграет со мной злую шутку… – Михаил сымитировал надевание очков, которые носят лётчики и завел мотор. – Разенганом, разъебу-у-у!!!

Машина, визжа покрышками, сорвалась с места и понеслась в неизведанную даль.

Глава шестая. Бегство

Машина натружено взбиралась в гору, оставляя позади нас, возможно, последний шанс на отступление и спасение. Темные очертания городских пепелищ, подернутые тусклыми следами утихающих пожаров, скрывались за лесными массивами, сгущая вокруг нас зеленое месиво еле различимых остовов сосен.

В салоне стояла тишина, нарушаемая лишь биением железного сердца машины. В молчании мы уставились в окна и всматривались в серую мглу, проплывающую мимо нас. Разметочная полоса вводила меня в своеобразный психоделический транс, исчезая под капотом со странными щелчками, слышавшимися мной где-то в глубине мозга.

Я ощущал слабые порывистые дуновения сухого теплого ветра, который вытеснял скопившуюся в салоне влагу. Почувствовать свежую порцию воздуха в этой напрочь провонявшей инопланетными выделениями кабине было самым прекрасным событием из всего произошедшего. Слабое алкогольное опьянение, связавшееся в один узел с усталостью, нагоняло сонливость. Впрочем, сегодня снам не представлялось никакой возможности приблизиться ко мне. Все мы замерли, встревоженные очередной атакой электростатической волны. Темнота окутала нас.

Двигатель заглох. Фары, затухая, подпустили притаившуюся за окнами предрассветную тьму ещё ближе. Моё тело замерло, мышцы сковало, не позволяя пошевелиться. Перед глазами сверкали яркие вспышки, а лобовое стекло пошло мелкими трещинками, распространяя мелкую паутину на каждый квадратный сантиметр прозрачного полотна, отгораживающего пассажиров от внешнего пространства. Калейдоскоп мельчайших многоугольников отразил красно-оранжевые всполохи где-то впереди. Завораживающие огни приближались всё ближе.

Стоявшие по обе стороны от дороги деревья, своими исполинскими стволами устремлявшиеся в бурые небеса, каскадом, словно доминошные фишки, начали складываться, сваливаться друг на друга. Грохот переламывающихся стволов, перемешивающийся с пронзительным свистом, закладывал уши. К нам приближалось что-то более устрашающее, чем мы могли себе представить.

Пыль кружилась в нескольких сотнях метров от нашего УАЗика, закручиваясь в две огромные спирали, освещаемые все теми же красными вспышками. Земля под машиной сотрясалась мелкой дрожью. Машину начало нешуточно потряхивать, мотая наши парализованные тела из стороны в сторону.

Все попытки сдвинуться с места ни к чему не привели. Тело оставалось скованным. Все усилия, чтобы приложить ладони к ушам, также оставались тщетны. Голова разрывалась от боли, а оглушительный грохот и свист всё той же болью били по барабанным перепонкам. К звукам прибавился скрежет металла.

Барабанные перепонки были готовы лопнуть от давления. Непослушное тело отказывалось предотвратить утрату одного из самых основных органов чувств. Столь необходимого, столь чрезвычайно важного.

А перед нами, медленно возвышаясь над верхушками сосен, раздвигая пыльные уста надвигающегося симбиоза трех стихий, стремительно вырастала передняя часть фюзеляжа самолета. Объятая огнем кабина плыла на нас, разбрызгивая в стороны снопы искр и визжа от противоборства с дорожным покрытием, которое пыталось сберечь наши жизни.

Небесный авиалайнер несся на огромной скорости и совсем не думал притормаживать, возжелав приплюсовать нас к тем, кто, возможно, навсегда уже обрел своё последнее пристанище в раскалённом чреве. Сквозь разбитые закопченные стекла пробивались языки пламени, повергая нас в ужас при одной только мысли об ожидающей участи.

«Вот так? Сгореть заживо?! После всего?» – билась в голове единственная мысль. – «Быть расплющенным небесной бандурой, а затем хорошо прожаренным?!»

Воспрепятствовать происходящему мы не могли. Сзади раздался крик. Это были Саша и Данил. Они кричали во всю мощь своих легких, страшась того, что сейчас должно было произойти.

Все звуки исчезли внезапно, сметенные произошедшим.

Самолет налетел на нас. Мир закрутился каруселью, когда наше несчастное транспортное средство со всей дури швырнуло куда-то в сторону. Машину охватило пламя, казалось, пожирающее даже металл, не то, что брезентовую крышу – та вспыхнула как спичка, за мгновения прогорая дотла. В нос ударил удушливый едкий дым. Громадное металлическое тело пронеслось дальше. До нашего слуха донеслось несколько громких хлопков.

Всё стихло.

Пальцы, ещё несколько секунд назад остававшиеся онемевшими, снова обрели чувствительность. Теплая волна, расплывающаяся от рук ко всем остальным частям тела, разгоняла застоявшуюся кровь. Возвратившиеся чувства напомнили обо всех ушибах и ссадинах, полученных мной ранее. Вследствие аварии ко всему прочему добавились боль в шее и несколько царапин на щеке. Моя голова лежала в осколках стекла, и каждое движение грозило дополнительным порезом.

Я осторожно осмотрелся. Машина была перевернута. Со стороны водительского сидения надо мной нависал Михаил, перетянутый ремнем безопасности. Саши и Данила в машине не было.

Лобовое стекло оказалось разбитым, но даже этот проем не мог обеспечить приток свежего воздуха. Отстегнувшись, я высвободил бессознательное тело вояки из пут ремня и, волоча его на своей груди, выбрался на асфальт.

– Саша! – крикнул из последних сил.

Ответом была тишина. Я перевернулся на живот и выскользнул из-под придавившего меня тела. Кое-как поднявшись, бросился к машине. Задыхаясь от удушливого дыма, кашляя, всматривался в задымленный салон в поисках признаков присутствия подруги и пацана.

В обжигающем угаре удалось разглядеть еле различимое сиденье, пузырящееся от набегающего на него пламени. Оно было пустым. Я начал озираться, оглядывать местность, в надежде найти оставшихся членов нашей маленькой группы. Только вот сумерки вновь сгустились над нами, не позволяя разглядеть ничего дальше пяти метров от своего носа.

Раздался глухой хлопок. Пламя, пожирающее внутренности УАЗика, потухло. Исчезло, словно по щелчку. Подбежав к Мише, я выхватил из его кармана фонарик. Судорожно схватившись за него, словно утопающий за соломинку, начал сбивчивым лучом шарить по корпусу машины, выискивая причины столь стремительного и невероятного явления.