Язык Ветра: Запрещенная организация

Мужчины оценивающе переглянулись: «Да-да! Точно!».

– Нет-нет, это серьезно, – Эбвэ замахал руками. – Я слышал, что мехаком он платит монархам в Центральных землях, за неприкосновенность.

– Неприкосновенность? – переспросил безбровый, поднимая морщинки на лбу от удивления.

– Да-да! – Эбвэ вошел в порыв баснопения. – Ещё как!

– И что же это значит, – спросил кто-то.

– А то! – начал Эбвэ. – Вы не задумывались, почему в республике творится столько зла, а король до сих пор не сделал ничего? Почему монархи отсиживаются на престолах, когда в Омоэ творится такое беззаконие?

– И почему же, – заинтересованно спросил старик.

Эбвэ прищурился.

– Да потому что добыча мехака выгодна для монархов. Но они не могут позволить себе его добычу, так как это опасно для них и их людей. Вот они и прикрываются грязной работой Манакры.

Старик оценочно покивал, и принялся дальше ковыряться в ногтях. Остальные мужчины тоже без интереса отнеслись к услышанному.

– Малец, откуда информация? – спросил толстяк.

Эбвэ разволновался.

– Э… Я просто…

На его лице проступил холодный пот отчасти из-за волнения отчасти из-за того, что резко прижало в туалет. Самодур громко застонал: «Простите, мне надо отойти…». Те переглянулись, кто-то покрутил пальцем у виска, кто плечами пожал:

Когда Самодур вернулся, на залежах работало еще больше мужчин. Возможно вся их группа скопилась в одном месте. Перерыв был окончен и мужчины уже позабыли все разговоры. Время поджимало, и никто не болтал лишнего, был слышен только замах, удар киркой, замах, удар киркой и новый замах…

Дождь ударов звенел в ушах. Эбвэ еще пару раз сходил по нужде за ближайшие сталактиты и к тому времени мужчины уже наполнили вагонетки до отвала.

– Хорошая работа, – хлопали все старика по спине, распределяясь по парам для вождения вагонеток.

Просить милостыню в Жезэ оказалось в три вечности проще, чем присоседиться к одной из вагонеток вторым извозчиком. Нервный срыв. Или как бы называли люди с высшим образованием похожее положение дел?.. Как можно иначе объяснить, когда кислотный привкус во рту и пустой желудок кажутся легчайшим среди всех зол? Если не срыв, то, пожалуй, сюда хорошо бы подошло любимое Арчека: «Ну и шляпа»! Что можно понять и перевести, как: «Я в глубочайшей беде».

– Ты уж извини, – говорил старик. – но мне и так тяжело в паре, уж тем более мы не справимся вдвоем.

Эбвэ учтиво покивал, мол нет проблем, и старик отправился в путь присоединившись к первому попавшемуся мужчине.

– Удачи! – кричал тот, скрываясь в темноте тоннеля.

Осталась последняя вагонетка и последний заключённый, который что было сил проклинал эту солсмену. Проржавевшее, спаянное в четырех углах металлическое корыто, стоящее на вытянутой платформе, и одиноко ждущий своих извозчиков рычаг, выслушивали стенания поэта. Как вдруг позади хрупкого больного мальчишки, показалась двухметровая фигура, сотканная из мышечных волокон.

– Ты за целую солсмену ничего не сделал, я прав?

Под длинными светлыми волосами виднелся широкий низкий лоб, превращающий взгляд этого здоровяка в пушечный залп. Его зеленые глаза облетели пространство и вынесли вердикт. Запахло порохом, а возможно Эбвэ это лишь показалось.

Дойдя до последней оставшейся вагонетки, мужчина перекинул в неё одну ногу, затем вторую. Вагонетка покачалась.

– Прыгай, – пригласил он юношу.

Эбвэ был рад любому напарнику. Буквально кому угодно, но не ему. На лбу мальчика проступил холодный пот, когда они оказались напротив друг друга.

– Ты болен. Просто сядь, я справлюсь за двоих.

Мальчик испытующе посмотрел на него, потом на свои руки, которыми вцепился в рычаг вагонетки.

– Меня не спроста прозвали Сахаваз, – сказал мужчина, принявшись накачивать рычаг вверх-вниз.

– Это в честь существа из легенд?

– Про Суд Времени. Слыхал, да?

– Да!

Мужчина скупо кивнул в ответ. Они тронулись с места.

– Давно прибыл? – спросил он.

– Меня привезли шесть смен назад.

– Еще молодой, – старчески кинул мужчина.

Эбвэ опирался на поручни, стараясь держаться огурчиком, однако его белое лицо оголяло всю подноготную.

– Вовсе не обязательно храбриться. Хочешь сесть, сядь. Вон. Облокотись, посиди.

Эбвэ неловко улыбнулся и сел.

Вагонетка с тремя загруженными прицепами пролетала по тоннелю.

На стенах время от времени встречался факел-другой: они поддерживали хоть какое-то освещение, наплывая, как морские волны. Игра света была не столько функциональной, сколько помогала просто не сбиться с основного маршрута в местах, где были развилки.

– За что тебя? – вновь спросил Сахаваз.

Его щетина заискрилась в свете очередного факела.

Для Эбвэ вопрос показался странным, однако в тюрьмах говорить лишнего и не приходится.

– За что меня, что?

Полумрак сменился абсолютной тьмой, зато вдали виднелась следующая искорка. Неизменным был лишь скрип колес, что забывали смазывать механики по заренам. Уж он то любого довел бы до кипячения, не будь только этот любой местным.

Сахаваз выждал долгую паузу, но и она не помогла надавить на интеллект Самодура.

– Дядь, за что меня, что? – повторил Эбвэ.

– Как ты в тюрьме оказался? Чем так разозлил сенат? – беспристрастно уточнил мужчина, накачивая рычаг.