Язык Ветра: Запрещенная организация

Вагонетка набирала скорость.

Эбвэ потупился. В тот миг нейроны мальчишки забегали. Импульс от одной клеточки стал поступать к другой. А через другой миг, и вовсе все комбинации, что синапсы связывали между собой, тоненькими, еле заметными связями, активизировались, и начался сложный процесс, участия в котором издревле юноша не принимал. Была грация, было величаво, было заслуженно и достойно аплодисментов – Эбвэ подумал.

– В нашем городе, в Винте, – первая свежая мысль. Однако Эбвэ знать не знал, как выглядит Винт. Но он думал, – есть статуя сената, собственно, как и везде.

И вот этот факт по-настоящему вытащил его из пропасти. Такие статуи действительно были по всем населенным пунктам республики.

– И, видите ли, я решил подрисовать статуе дядьки усы и… и трусы.

Пауза затянулась. Ему казалось, что мужчина не поверил. Тогда он добавил немного уточняющей информации о том, какой узор был на пририсованных трусиках, и какими красками это сделал.

История была отточенной за шесть солсмен пересказа, но каждый раз будоражил кровь, как новый. Слышал бы Леден, проронил бы горделивую слезу за своего друга. По крайней мере в этом был уверен сам Эбвэ. Ведь он не подкачал!

На самом же деле юноша был сослан к заключенным вместо другого человека, который допустил похожее преступление. Однако тот, другой человек, лунью попытался скинуть памятник со стилобата, за что и поддался репрессии. Точнее, должен был поддаться.

А сделать подобное тому, что сочинил Эбвэ, пока что не умудрялся никто.

Сахаваз начал переспрашивать. Он был уверен, что на подобное, крайне глупое преступление, неспособен никто. Но много времени ему не понадобилось для того чтобы смириться с тем, что мальчик глуповат. Тогда он отстал.

– Слушай, о чем это ты трепался с мужиками? – поменял тему Сахаваз. – Расскажи подробнее, вся тюрьма уже треплется об этом.

Прежде чем юноша успел подумать над ответом, у него прихватило живот.

– Да так, просто сею панику. Это же задача дураков, как я.

Сахаваз испытующе смотрел на него, пока тот стиснув зубы обнимал живот.

– А, вон как. То есть ты не знал о том, что Манакра ведет торговлю с нассихами Центрального Остова? Про бартер и конспирацию… Всё это выдумки?

– Да, дядь. Где-то услышал, – он на мгновение попытался вспомнить, откуда вообще в его голове эта информация, но был настолько уставший, что ни одной идеи не пришло. – Где-то видимо услышал, и оно зацепило.

Сахаваз рассмеялся, чем задел гордость Самодура, и тот напыщив брови, решил повторить надменную интонацию мужчины.

– Дядь, а вы?

– Что я?

Эбвэ дал ему затяжную паузу, но и она не помогла для того чтобы надавить на интеллект мужчины.

– Я имею в виду, как вы тут оказались, – сказал юноша закатывая глаза: это же очевидно.

– У тебя веселая жизнь… – кинул Сахаваз в промежутках между «а-ха-х» и «хи-хи». – Ты, правда хороший малый, – он вытер слезу, продолжая накачивать рычаг вагонетки оставшейся рукой. – Мои истории слышали все. Я один из тягчайших преступников в этом месте. Если коротко, то за шпионаж и причастность к содействию монархам.

Сразу же мужчина поменялся в лице и принялся отнекиваться:

– Только не подумай, я не какой-то там шпион. Я просто посол с Юга, и оказался в монаршем доме во время геноцида. Ничего дурного сделать я толком-то и не успел. А поскольку гражданин другой земли, лишить жизни меня они не вправе, пускай я и посол. Так и дали мне, пожизненное за шпионаж.

Повис мрак, волна света следующего факела вот-вот должна была подступить.

– Это так интересно, – сказал Эбвэ, – у меня тоже есть один друг шпион, – бездумно кинул он в темноту.

– Правда?

– Да-да, и он тоже здесь.

– Он тоже отбывает срок в Маар?

– Не-а, он один из стражников… Вернее притворяется одним из стражников. Но на деле…

Новый факел. Свет. Грубое мужское лицо нависло перед юношей. Лоб нахмурен. Взгляд, словно лезвие сёнгена, разрезал маски, и гримасы. Мир, мгновением раньше был другим. Все притворство будто разоблачилось, и истина стала известна всем, даже скрипу тормозящей вагонетки.

«Сахаваз судил намерения сердец. Одним взглядом его правосудие достигало самого нэфэша.» – Так говорилось в легендах о Суде Времени. Таким было существо, что обвиняло людей перед Эметом в их грехах.

Таким же был и взгляд мужчины, на чьей груди было вышито «3405».

Генератор в груди юноши набрал обороты.

– Что ты имеешь в виду? – переспросил Сахаваз?

Эбвэ не мог оторвать глаз от нашивки собеседника.

«3405»

Это же последний подозреваемый…

Страх затмил рассудок на доли секунд. Но после… Когда пришла шальная мысль, будто его миссия прямо сейчас может завершиться… Радость, какой не бывало ни у кого и никогда прильнула к берегам его скорби и освежила душу – Неужели я справился? Да-да. Это точно…

– Крыса… – еле слышно произнес он.

– Малец!

В глазах Сахаваза проступили нотки сочувствия, подобные тем, что выдавливают взрослые, пытаясь выведать причину происходящего в голове у детей, которые на самом деле щекочут их нервишки.

– Ты сказал, что среди стражников есть человек, который, как и я, служит монарху?

– Да, я это и сказал, – у Эбвэ свело скулы.

Тем временем его глаза истлевали от страха и сожаления.

Карей предупреждал, что важно следить за тем, как меняется поведение людей после вброса.

Сахаваз заметался в рассуждениях, бормоча что-то перед собой. Вагонетку никто больше не вёл. Благо одно: впереди виднелся свет. Яркий, белый свет.

Тоннель заканчивался. Но вагонетка тормозила.

– Шесть солсмен назад… Если ты… Ага… – рассуждал в слух мужчина.

Эбвэ тоже бормотал что-то. Что-то звучало так: «Пресвятая Йиви и её шутки, прошу, пусть только мы выедем из тоннеля прежде, чем он поймёт, что к чему».