Падает снег

– Серьезно?

– Абсолютно. Но разгадать тебя до конца я так и не смогла, пока ты сам не позволил.

– В чем же мой прокол? Как ты догадалась? – Андреев казался поистине взволнованным. Ведь, если я нашла брешь, то и другие смогут.

– Я просто это почувствовала. Ты немного переигрываешь, если честно. Таких приятных людей не бывает. Логично предположить, что ты притворяешься хоть в чем-то, либо на людях один, а наедине – другой. Не лицемер, нет, а просто… как бы это…

– С одинаковой маской дружелюбия ко всем.

– Вот, – с облегчением выдохнула я, радуясь тому, что он верно меня понял.

Я не засекла, когда и как, но ладонь Андреева, сильная и настойчивая, легла мне на ногу и заскользила по внутренней стороне бедра. Страшно. Очень-очень. Я боялась так, как боятся только девственницы, безнадежно правильно воспитанные. Но я ведь таковой давно не являюсь и не должна испытывать этот ужас. Колени непроизвольно сжались, и Максим тут же убрал руку.

– Прости, Вера. Я решил, что ты уже готова, и испугал тебя. Зря я. Я же вижу, ты вся сжалась и напряглась.

Сил спорить у меня не было. Да и он был полностью прав. Я не готова. Теперь я отчетливо это поняла. Заниматься сексом и заниматься любовью – вещи разные. Он явно хочет от меня второго. Иначе давно бы мог взять то, что нужно. Но пока я не привыкну к нему настолько, чтобы без содрогания реагировать на любое его движение, я не смогу ему дать второго. Он это понимает. Поэтому и сдвигает сроки.

– Прости меня, – закрывая лицо, прошептала я. – Я на самом деле стараюсь, но пока еще не могу…

– Вера… Вера, о чем ты?.. Ты мне ничего не должна! Тем более, за такой краткий срок.

– Да черт возьми! – я приподнялась на локте и окинула его раздраженным взглядом. – Меня бесит, что ты постоянно твердишь, будто никто никому ничего не должен! Что мы тогда оба тут делаем, если мы друг другу никто? Это только чужие люди друг другу ничего не должны, а если мы хотим отношений, каких бы то ни было, мы должны придерживаться иной политики! Ведь это все равно, что строить дом, не закладывая фундамента: ветерок дунет – все посыплется. Каждый должен другому, особенно если люди близкие или собираются такими стать.

Андреев выслушал всплеск моих эмоций до конца, а после был слишком молниеносен, чтобы я успела среагировать. В мгновение ока он напрыгнул на меня, обездвижив сперва нижние, а затем верхние конечности, и только один мой удар кулаком, рефлекторный и смазанный, успел пройтись ему по скуле. Ногами шевелить было невозможно, обе кисти он стиснул одной своей ладонью и прижал к полу, а другую ладонь сжал на моей шее, безжалостно сдавливая горло прямо под сонной артерией. Стало действительно жутко: я убедилась в том, что меня просто-напросто хотят придушить. Но прежде, чем жизнь успела промелькнуть перед глазами, хватка Андреева ослабла, и я смогла жадно вдохнуть.

Максим продолжал держать пальцы на моей шее, но больше не душил, а лишь удерживал меня в горизонтальном положении, не позволяя переместить корпус тела в пространстве. Я прокашлялась, чувствуя, как кровь приливает к лицу и багровеют щеки. Его свесившиеся длинные спутанные пряди щекотали мне лицо. Я не знала, что говорить, и лишь налаживала работу легких и кровообращения, сверля Максима взглядом.

Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что он смеется. И это не просто смех, а какой-то инфернальный грудной хохот, нарастающий. Специально он все это вытворяет, не иначе! Проверяет меня на стойкость, нервы мои испытывает! Хочет понять, где граница, которую я уже точно не выдержу. Я бы тоже хотела это знать, да только, кажется, границы этой не существует.

– Хороша реакция, – прорычал Андреев, склоняясь ниже.

Прежде, чем наши губы жадно сомкнулись, я заметила красную ссадину на его лице и успела возгордиться собой. Но в следующий миг… в следующий миг я уже не могла и не хотела думать. Едва я ответила на его поцелуй, Максим позволил мне двигаться, уверенный в том, что больше я не стану вырываться. И, черт возьми, он был прав. Такой раскрепощенности и страсти я пока за ним не замечала, даже в тот день, когда пришла к нему в университете. Максим-Максим, что же ты за человек?.. Сколько еще мне придется тебя разгадывать? Если всю оставшуюся жизнь, то я, как это ни пугает, уже не против.

– Все нормально, Вера, – заверил Андреев, прерываясь, и снова лег рядом. – Ты справляешься замечательно.

– Я так и знала, что ты все подстроил. Вот только не хочется быть твоей подопытной.

– А чего тебе хочется?

– Сушеной камбалы и пива, – пожав плечами, ответила я.

– Поднимайся. Идем в магазин.

– Я уже говорила, что ты очень непредсказуемый?

– Нет. Да и ни к чему озвучивать прописные истины.

XIV

. Озарение

– Помнишь, спрашивал о том парне, – Максим щелкнул длинными пальцами, – который спешил к тебе на катке?

Я не торопилась с ответом. Я теперь никогда не тороплюсь отвечать сразу, а сперва тщательно обдумываю, что и в какой форме сказать. В обществе Андреева пришлось стать в разы осторожнее. Но не потому, что боюсь его. Просто рядом с таким серьезным и мрачным человеком я физически не могу быть легкомысленной и взбалмошной. Хотя бы то первое время, пока привыкаю к нему.

Высыпав лук с морковью на шипящую сковороду, я сделала газ потише, подошла и по привычке запустила ладонь в зачесанные волосы Максима.

– Помню. Это снова тебя беспокоит?

Он оторвался от риса, который перебирал на плов, сомкнул руки в замок, локти положил на стол и поглядел поверх этой конструкции мне в глаза. Темный блестящий взгляд был очень холодным, почти ледяным, и ничего не выражал.

– Как его зовут?

Сама собой моя левая бровь приподнялась, а пальцы, блуждающие по темным гладким вискам и скулам, замерли в нерешительности. Мне пришлось назвать имя и фамилию Птицы, и тогда Максим увел глаза и стал смотреть в окно.

– Вера, я знаю, дело не мое. Но я, – его колено стало подпрыгивать, как случается от нервов, и рука небрежно отправила к затылку так привычно свисающую на лицо прядь. – Я к тому, что он на тебя… он… – Максим почти скрипел зубами, не в силах удержаться от того, чтобы не сказать напрашивающуюся глупость. Он все больше ошеломлял меня. – Обращает на тебя слишком много внимания. Мне это жутко не нравится, и я хочу и могу это исправить. Навсегда. Одно хочу знать: есть ли у него повод.

Из уст Максима давно не звучало столь длинной и интригующей тирады. Дабы переварить услышанное, потребовалось несколько мгновений тишины, которые я потратила на то, чтобы подойти к Андрееву вплотную и тихонько прижать его голову к груди. Максим послушно подался, и я стала гладить его по длинным атласным волосам в крупную волну. Подбородок мой оказался у него на затылке, потому что я стояла, а он сидел на стуле.

– Максим, – вкрадчиво начала я, – неужели в тебе проснулась ревность?

– Сначала ты ответь на мой вопрос, – настойчиво сопел Максим, уткнувшись в меня носом.

– Тогда задай его конкретнее, – посоветовала я, и тут убежала к плите, напоследок поцеловав Андреева в темную макушку, пахнущую мятным шампунем.

– Когда ты гладишь меня по голове, все мои сомнения улетучиваются вместе с вопросами и умными мыслями.

Я самодовольно перемешивала смесь, широко улыбаясь. Хорошо, что со спины ему не видно. Женская ласка чудотворно и безотказно действует на мужчин, особенно не привыкших к такому отношению. А Максим как раз из тех, кого человеческое тепло приводило в оторопь и столбняк, просто потому что ранее с ним подобного не случалось, и теперь непонятно, что с этим делать и как реагировать.

– Знаю ведь – улыбаешься, – прогудели за спиной. Я стала высыпать на сковородку ломтики свиных ребрышек. – Но я и правда теряюсь, когда ты гладишь меня. Словно в детство возвращаюсь, где не было проблем. Все теряет смысл, кроме твоих прикосновений. Теплых и родных. И я как пес готов просунуть голову тебе под руку и преданно смотреть в глаза, поскуливая. Ты… понимаешь, Вера? – осекся Андреев, сам себя ловя на таком откровении и даже удивляясь.

– Я понимаю, Мак, – я обернулась и оперлась о плиту. – Но мы отклонились от вопроса.

Андреев послушно перебирал рис по моему велению, складывая в стороне гнилые зерна или шелуху.

– Я стал ручным зверем и ничего не могу с этим поделать. Как те пантеры в зоопарке, что привязались к своим хозяевам и бросаются их обнимать через всю клетку, сбивая бедных людей на пол, – печально проговорил Максим, поднимая глаза. – Подойди, Вер. Я не могу понять, гнилая она или мне просто кажется?

Я прищурилась и приблизилась к столу, но в руках Андреева ничего не было. Он крепко обнял мою талию, сбивая мне дыхание, и блаженно прислонился ко мне щекой.

– А что же рис? – опешила я.

– К черту его. Мне это нужно. Хотя бы раз в день. Как я теперь без этого?

– Хочешь, чтобы мы виделись каждый день?

– Да я многого хочу, – вздохнул Максим.

Я отстранилась и внимательно посмотрела ему в глаза.