100 рассказок про Марусю. Вполне откровенные и немножко волшебные истории про Марусю и других обитателей Москвы. Книга вторая

– Спасибо Вам, Алёна Николаевна! – расчувствовалась Маруся. – Вы действительно меня неплохо знаете.

– Неплохо! – деланно надувшись, передразнила Алёна Николаевна. – Скажете тоже. Да лучше меня Вас никто не знает!

И уселись подруги обмывать чаем бесшумные часы, которые тут же были водружены на стену рядом с акварельными пейзажами.

Первые два дня после преподнесения подарка Маруся на часы нарадоваться не могла: стену декорируют, время точное показывают и ритма своего не навязывают.

Однако на третий день случилось так, что вечером, засидевшись за ужином с бокалом вина и задумавшись (под настроение, при свече) о бренности всего сущего, вдруг уловила Маруся ухом престранный звук, похожий на журчание лесного ручейка. «Холодильник что ли такое странное гудение издает?» – предположила Маруся, но, подойдя к холодильнику, обнаружила, что он как раз-таки находится в режиме передышки. Проверила тогда Маруся, плотно ли закрыт водопроводный кран. И здесь никакой утечки не было. Снова прислушалась Маруся и вернулась к обеденному столу. Села она на свое место и еще явственнее звук ручейка услышала. Подняла тогда Маруся глаза и досадливо поморщилась: журчащий звук исходил от часов, подаренных Алёной Николаевной.

Маруся ухо к часам приложила – так и есть: не тикают, но журчат, как ручеек. И показалось Марусе, что секундная стрелка, которой она раньше не замечала, как бешеная по кругу бегает.

Стрелка бежит, ручеек журчит, время утекает.

С тех пор подарок подруги радовать Марусю перестал. На часы она теперь косо поглядывала. А снять их со стены рука не поднималась. Тем более что смотрелись часы на кухонной стене премило, да и привыкла уже Маруся по ним ориентироваться.

В суете буднего утра или в хлопотах забитого кухонными делами вечера, под радио и гудение холодильника Маруся журчания настенных часов не замечала. Но в моменты покоя и тишины этот звук не просто действовал ей на нервы, но неприятно подергивал некую ранее незыблемую струну ее внутренней гармонии.

И вот однажды пришел к Марусе в гости уже известный вам Артур Казбекович (читай рассказку «Маруся-фотомодель», сезон 8).

– Вот это дело, Марусенька, – указал он на стену, возле которой они пристроились пить чай. – Мне всегда казалось, что эта стена пустует. А пустовать бы ей не надо. Теперь здесь всё как нужно, – все плюсы сплюсованы, а минусы сминусованы. Особенно мне здесь нравятся часы. А еще больше нравится мне то, что они беззвучные и громкими своими тиками и таками не докучают.

– Так-то оно так, – вздохнула Маруся. – Только вот не совсем уж они и беззвучные. Прислушайтесь, Артур Казбекович.

Выключила Маруся радио, аккомпанировавшее задушевной беседе тихими мелодиями, и воцарилась на кухне тишина.

– Уж лучше бы они тикали. Тики-таки размеренные как-то привычнее. А с этими часами секунды будто многоструйным ручейком утекают. Слышите?

– Теперь слышу, – задумчиво покивал Артур Казбекович.

Маруся подлила ему чаю.

– Вот и я слышу. Не всегда, но в тишине это особенно явственно обнаруживается. И тогда возникает у меня желание сей процесс ежели не приостановить, то проконтролировать.

– То есть взять в свои руки власть над временем?

– Ну, для этого у меня пороху не хватит, – рассмеялась Маруся. – И полномочий таких я ни в коем случае не имею. Но что если попробовать повлиять на одно единственное мгновение? Хотя бы чуточку этот ручеек притормозить! Ведь столько еще в этой жизни не познано, столько не раскрыто! Столько в ней увлекательного и разнообразно радостного! Вот, как сейчас, например, – благостно мне оттого, что мы с Вами здесь, на моей кухне, под хорошую музыку беседуем, за окном – закат вечерний, в оптимистичные тона весной окрашенный. Так и хочется сказать: «Остановись, мгновенье!..»

– Стоп, Марусенька! Ни в коем случае! – приложил к устам палец Артур Казбекович.

– Что ни в коем случае?! – удивилась Маруся.

– Ни в коем случае фразу эту не продолжайте. Вам с Вашими волшебными способностями делать этого никак нельзя!

– Что же в ней такого опасного?! – изумилась Маруся. – Она же у всех на устах! Откровенно-то говоря, уже оскомину набила!

– Да, – покивал Артур Казбекович. – Но мало кто знает, что эта фраза в себе, согласно первоисточнику, заключает.

– Первоисточнику? – изумленно переспросила Маруся.

– Вот о чем я и говорю, Марусенька, – печально ухмыльнулся Артур Казбекович и, неспешно протерев свои цейсовские окуляры специальной мягкой тряпочкой, принялся скручивать ее в плотную трубочку. – «Фауст» это, Марусенька. «Фауст», сотворенный когда-то Гёте.

– Ой, – сконфузилась Маруся. – Я не читала.

– Я бы мог сейчас преисполниться снобистской снисходительности и, осуждая Ваше литературное невежество, по своему обыкновению, с долей иронии назвать Вас «пятёрошницей», но и сам-то я сие великое произведение не то чтобы читал, – в свою очередь смутился Артур Казбекович. – Однако было время, осилить попытался. Тоже удивлен был до крайности тому, что этот всем известный, прошу прощения у великого автора, слоган в «Фаусте» присутствует.

Он располовинил бумажную салфетку и принялся скручивать новую трубочку.

– Так вот, контекст цитаты драматичен. Доктор Фауст, да будет Вам известно, просит Мефистофеля прервать его земное существование, когда ему, Фаусту, в момент достижения наивысшего счастья, уже и желать будет нечего. А обозначить вершину своего блаженства он намеревается именно этой фразой. Теперь понимаете, Марусенька, отчего я встревожился?

Тут бы Марусе внять предупреждению Артура Казбековича. Но к тому моменту, когда Артур Казбекович свою поучающую речь завершил, в Марусе проснулся тот самый гномик, который периодически пробуждает в ней дух авантюризма, а следовательно, подбивает на риск, напрочь лишая осторожности (читай «Маруся и Алые паруса», сезон 3).

– Пфф, – фыркнула она. – По-моему, Вы, Артур Казбекович, перестраховываетесь. Вот же, сами убедитесь!

И, вскинув руку к часам, Маруся с выражением продекламировала:

– Остановись, мгновенье! Ты…

Артур Казбекович вскочил на ноги и, с несвойственной ему фамильярностью, дотянувшись через стол до Маруси, зажал ей рот рукой, прервав ее декламацию на полуслове.

Простим ему, однако, этот грубый жест, ибо не сделай он этого, неизвестно чем бы то весеннее чаепитие закончилось. Потому как, процитировав всего три слова, застыла Маруся в оцепенении. То есть буквально застыла. Не образно. Нехорошее, по сути не по-белому магическое качество ее оцепенелости Артур Казбекович распознал сразу. Кинулся он было к телефону скорую помощь вызывать, да вовремя сообразил, что доктора с их традиционными мероприятиями тут ничем не помогут.

Да и дойти до телефона, и особенно обратно оказалось не так-то просто. Воздух на Марусиной кухне настолько уплотнился, что Артур Казбекович, с трудом продираясь сквозь невидимую вязкую субстанцию, до Маруси едва добрался. Как ему самому удалось остаться нетронутым новыми, иномерными законами пространства и времени, вторгшимися в Марусину кухню, так загадкой и осталось. Предположим, что знанием своим он себя обезопасил: предупрежден, значит вооружен.

– Марусенька! – склонившись к Марусиному уху, позвал так громко, насколько уплотненный воздух позволял, Артур Казбекович. – Маруся!

Но на звук его голоса Маруся никак не реагировала.

Осмотрел ее Артур Казбекович со всех сторон и, преодолевая дрожь, охватившую всё его, в общем-то, вполне отважное существо, попытался Марусину руку, направленную на часы, опустить. Да где там! Воздух плотный, а рука словно каменная. Стрелки часов, на которые указывала рукой Маруся (как автоматически зафиксировал профессионально жадный до деталей глаз Артура Казбековича) не двигались. Но это сейчас волновало Артура Казбековича менее всего.

– Черт знает что такое, – кипятился он. – Что же мне теперь с Марусей делать? Целовать её как принцессу в сказке или за водой, мёртвой и живой, бежать? Чушь какая-то! Какие тут сказки?! Тут жестокая реальность, и даже цейсовская оптика не в помощь. Однако… – вдруг осенило Артура Казбековича.

Снял он свои окуляры, повертел их задумчиво в руках и нацепил Марусе на нос.

Воздух вокруг Маруси чуть дрогнул и вязкость его как будто бы уменьшилась. Но Маруся по-прежнему оставалась в ипостаси статуи, и глаза ее сквозь окуляры остекленело таращились.

А Артур Казбекович, лишившись своего главного волшебного оружия, по-настоящему запаниковал и, подчинившись паническому порыву, забрал у Маруси очки обратно.

Водрузив их на законное место, Артур Казбекович обнаружил, что очки его как будто сильно запотели. И только вознамерился он привычно их протереть и уже достал из кармана специальную супермягкую тряпочку, как дошло до него, что окуляры что-то ему протранслировать пытаются.

Надел он их обратно и видит: Маруся, живая и невредимая, и в правом, и в левом окулярах, то бишь в двух экземплярах демонстрируемая, оживленно жестикулирует. Присмотрелся Артур Казбекович повнимательнее, а Маруся ему указательным пальцем (нет, ну что вы! не у виска) прямо перед глазами (согласитесь, куда уж ближе!) против часовой стрелки накручивает. Да так интенсивно, что глаза Артура Казбековича сначала по кругу вслед за Марусиным пальцем побежали, а потом в кучку собрались. Инстинктивно он отшатнулся, не сразу сообразив, что от собственных цейсовских окуляров, ежели они на его носу восседают, сколько ни отшатывайся, никак не отшатнешься. Призыв Марусин, однако, был расшифрован Артуром Казбековичем, верно.

Снял он бесполезные в смысле обострения зрения, на данный момент, очки, и, напрягая все свои силы, с трудом прокладывая своей руке дорогу в загустевшем пространстве, дотянулся до часов и передвинул замершую минутную стрелку назад на одно деление.

Снова вязкий воздух на Марусиной кухне чуть дрогнул и как будто стал легче и податливее. Однако Марусина оцепенелость ничуть своих позиций не сдала.

– Чё за дичь! – просипел Артур Казбекович севшим с перепугу голосом. – Нужно что-то предпринять!

Надел он свои волшебные окуляры, и, снова узрев там Марусю, подвижную и невредимую, обрадовался.