– Вы очень любезны, доктор Мосгрейв, – с усилием начал он, – и я вам очень благодарен, что вы откликнулись на мою телеграмму. Я собираюсь обратиться к вам по очень болезненному для меня вопросу. Я хочу просить вашего совета в очень трудном деле, и я слепо доверяюсь вашему опыту и способности выручить меня и дорогих мне людей из очень сложного и мучительного положения.
Деловое выражение лица доктора Мосгрейва стало заинтересованным.
– Полагаю, что признание, сделанное пациентом врачу, так же священно, как исповедь священнику? – мрачно спросил Роберт.
– Так же священно.
– Конфиденциальное сообщение, не нарушаемое ни при каких обстоятельствах?
– Точно так.
Роберт Одли снова посмотрел на огонь. Как много или как мало следует ему рассказать о жене дяди?
– Как я понял, доктор Мосгрейв, вы посвятили себя лечению душевных болезней.
– Да, я практикую большей частью лечение душевных заболеваний.
– В таком случае, осмелюсь сделать вывод, что иногда вы слышите странные, даже ужасные признания.
Доктор Мосгрейв поклонился.
Он был похож на человека, способного надежно хранить в своей бесстрастной груди тайны целого народа, не испытывая при этом ни малейшего неудобства от столь тяжелого бремени.
– История, которую я собираюсь рассказать вам, не моя собственная, – промолвил Роберт, немного помолчав, – простите меня, если я еще раз напомню, что ни при каких обстоятельствах она не может быть раскрыта.
Доктор Мосгрейв снова поклонился. На этот раз, возможно, немного сурово.
– Я весь внимание, мистер Одли, – холодно сказал он.
Роберт Одли подвинул стул ближе к врачу и негромким голосом начал историю, рассказанную госпожой в тех же покоях предыдущей ночью. Лицо доктора Мосгрейва, повернутое к рассказчику, не выдавало удивления столь странным откровениям. Однажды он улыбнулся спокойной мрачной улыбкой, когда мистер Одли подошел к той части рассказа, где говорилось о заговоре в Вентноре, но он не был удивлен. Роберт Одли закончил свой рассказ в том месте, на котором сэр Майкл Одли прервал признание госпожи. Он ничего не сказал ни об исчезновении Джорджа Толбойса, ни об ужасных подозрениях, что зародились у него. Он ничего не сказал о пожаре в таверне «Касл».
Доктор Мосгрейв мрачно покачал головой, когда рассказ мистера Одли подошел к концу.
– Больше ничего не имеете сказать? – спросил он.
– Нет, не думаю, что нужно еще что-нибудь добавлять, – довольно уклончиво ответил Роберт.
– Вы бы хотели доказать, что эта дама безумна и потому не ответственна за свои поступки, мистер Одли? – спросил врач.
Роберт Одли удивленно уставился на доктора Мосгрейва. Как мог он так быстро догадаться о тайном желании молодого человека?
– Да, мне хотелось бы, если возможно, считать ее сумасшедшей. Я был бы рад найти ей оправдание.
– И полагаю, избежать процедуры суда лорда-канцлера, мистер Одли, – заметил доктор Мосгрейв.
Роберт вздрогнул, поклонившись в знак согласия с этим замечанием. Было еще кое-что, чего он страшился больше, чем суда лорда-канцлера. Это судебное разбирательство за убийство, так долго преследующее его в снах. Как часто просыпался он в страхе от видения переполненного зала суда и жены дяди на скамье подсудимых, окруженной со всех сторон морем жадных до сенсаций лиц.
– Боюсь, что ничем не смогу быть вам полезен, – спокойно промолвил врач. – Я повидаюсь с леди, если вам угодно, но я не думаю, что она безумна.
– Почему?
– Потому что во всем, что она делала, нет свидетельств сумасшествия. Она убежала из дома, потому что ее дом был не из приятных, и она ушла в надежде найти получше. В этом нет безумия. Она совершила преступление двоемужия, потому что оно обеспечивало ей благосостояние и положение в обществе. Здесь нет безумия. Оказавшись в трудном положении, она не предалась отчаянию. Она прибегла к разумным средствам и осуществила заговор, требовавший хладнокровия и рассудительности. В этом нет безумия.
– Но признаки наследственной душевной болезни…
– Могут проявиться в третьем поколении у детей госпожи, если таковые имеются. Безумие совсем необязательно передается от матери к дочери. Я был бы рад помочь вам, если бы мог, мистер Одли, но я не думаю, что в той истории, что вы мне рассказали, есть доказательства безумия. Я не думаю, что какой-нибудь суд в Англии поддержит иск о сумасшествии в таком случае, как этот. Лучшее, что вы сможете сделать с этой дамой – отослать ее обратно к первому мужу, если он примет ее.
Роберт вздрогнул при этом неожиданном упоминании его друга.
– Ее первый муж умер, – ответил он, – по крайней мере, он исчез какое-то время назад, и у меня есть основания думать, что он мертв.
Доктор Мосгрейв заметил невольное движение собеседника и почувствовал замешательство в голосе Роберта Одли, когда он заговорил о Джордже Толбойсе.
– Первый муж дамы пропал, – промолвил он, сделав ударение на последнем слове, – вы полагаете, что он мертв.
Он замолчал и так же, как Роберт до этого, посмотрел на огонь.
– Мистер Одли, – сказал он вскоре, – между нами не может быть доверия наполовину. Вы рассказали мне не все.
Быстро взглянув на него, Роберт выдал удивление, которое почувствовал при этих словах.
– Едва ли я смог бы справляться с непредвиденными обстоятельствами в своей профессии, – сказал доктор Мосгрейв, – если бы не умел понять, где кончается доверие и начинается умолчание. Вы рассказали мне лишь половину истории этой дамы, мистер Одли. Вы должны рассказать мне больше, если желаете получить совет. Что стало с ее первым мужем?
Он задал этот вопрос решительным тоном. Как будто знал, что это краеугольный камень здания.
– Я уже сказал вам, доктор Мосгрейв, что я не знаю.
– Да, – ответил врач, – но ваше лицо выдало то, что вы предпочли бы скрыть, – вы подозреваете!
Роберт Одли молчал.
– Если вы хотите, чтобы я оказался полезен вам, вы должны доверять мне, мистер Одли, – продолжал убеждать врач. – Первый муж исчез – как и когда? Я хочу знать историю его исчезновения.
Роберт помедлил, прежде чем ответить, но постепенно он поднял голову и обратился к медику.
– Я доверюсь вам, доктор Мосгрейв, – решился он, – я целиком доверюсь вашей чести и порядочности. Я не прошу вас совершать зла по отношению к обществу, а лишь спасти наше безупречное имя от позора, если вы сможете.
Бог знает как неохотно рассказал он историю исчезновения Джорджа, собственных страхов и сомнений.
Доктор Мосгрейв слушал его все так же спокойно. Роберт закончил, взывая к лучшим чувствам врача. Он умолял его пощадить великодушного старика, чья роковая доверчивость навлекла такое горе в его преклонные годы.
Невозможно было что-либо прочесть на бесстрастном лице доктора Мосгрейва. Он поднялся, когда Роберт закончил говорить, и снова посмотрел на свои часы.
– Я могу вам уделить еще только двадцать минут, – заметил он. – Если вам угодно, я повидаю даму. Вы сказали, что ее мать умерла в сумасшедшем доме.
– Да. Вы увидитесь с леди Одли наедине?
– Да, если можно.