Илимская Атлантида. Собрание сочинений

В памяти с того времени остался страх большой воды, ощущение усугубляющейся угрюмости тайги, безмолвие расширяющегося пространства.

Мне тогда открывался мир, а открывается он человеку полнее всего в детстве. Я этот мир не забыл: до сих пор помню запахи пронизанных солнцем брусничных полян, смоляной дух поскрипывающих кедрачей. А главное, моя память хранит ощущение величия таежных просторов, речных течений, высоких небес. Величия жизни.

Много лет назад я покинул эту свою малую родину. Сколько на своем веку городов и весей повидал, но нет для меня уголка земли краше и роднее нашего, Илимского. Места благодатные, хороши и для охоты, и для рыбалки, сладки для ягодников и грибников. До сих пор помню свои дрожащие от волнения руки, которыми снимаю с крючка хариуса, длинного и узкого, который почти не отличается от своей родной сестры – форели.

Я люблю свой Илим и горжусь тем, что мои предки выбрали для жизни именно этот край! Люблю ненаглядные сопки, покрытые молочного цвета цветами багульника, похожие на ответвления Млечного пути. Люблю воздух, напоенный дыханием разогретой полуденным солнцем хвои. А как не вспомнить нашу опрятную деревенскую улицу, никогда не знавшую никакого транспорта. Поэтому пространство между домами и огородами всегда было покрыто идеально ровным травянистым ковром, расцвеченным покачивающимися на длинных стебельках ослепительно желтыми одуванчиками. Через этот двухцветный ковер от дома к дому скромно проходила тропка-дорожка. Это она выводила меня в жизнь.

Все мы живем на одной земле, все освещены одним солнцем, но у каждого из нас есть свой заветный край, свой уголок земли, где цветы душистее, солнце ярче, хлеб вкуснее, и где всегда жива мама.

Под знаком вечности

О рассказах Михаила Зарубина

Радостно, когда в нашу бурную, переворотную эпоху постоянно меняющихся законов и смыслов выпадает счастье видеть сущности незыблемые, символизирующие традицию и Вечность. Так же радостно, как Пушкину в своем путешествии в Арзрум было отрадно увидеть через многие годы на том же месте и в той же величественной красоте Кавказские хребты. «В Ставрополе увидел я на краю неба облака, поразившие мне взоры девять лет назад. Они были все те же, все на том же месте. Это – снежные вершины Кавказской цепи» (А. С. Пушкин «Путешествие в Арзрум»). Рассказы Михаила Зарубина дают нам такое счастье. Созданные на основе личных воспоминаний о послевоенном детстве писателя и о сегодняшних днях, они, облеченные в проникновенную художественную форму, ведут за собой читателя через осмысление прошлого к укрытым за облаками времени нравственным вершинам, которые за этими облаками не померкли, и в наше время не изменили ни высоты, ни весомости.

Рассказ-образ «Журавли» – базовый, он задает читателю координаты присутствия и точку зрения в изображаемом автором мире. Редко мы видим журавлей на земле, чаще в небе, когда трепетной цепью они или улетают, или возвращаются в родные края. Скажи – журавли, и в памяти тотчас возникают будоражащие душу их клики, напоминающие о временности человеческого бытия, символизирующие одновременно скоротечность времени и его неистощимость, сопричастность Вечности. Название этого рассказа заставляет читателя повернуть голову к небу, требует расширения угла зрения и горизонта видения. Это расширение необходимо для воплощения замысла автора, который, может быть, даже не подозревая сам, вплотную подходит к разрешению древней антиномии с ее эмпирически противоречивым и одновременно логически равноправным обоснованием: изображение «нарастания» и «убывания» жизни одновременно в пространстве одного художественного произведения. Автор книги добивается этого совмещением двух противоположных зрительных позиций, соединяя две противоречивые перспективы – внутреннюю и внешнюю, пространство земное и небесное, закон Божий и опыт человеческий.

Журавли, облака, река Илим – это не просто реальные, натуралистические детали, в разнообразных состояниях присутствующие в произведении, но символичные границы, разграничивающие и соединяющие миры видимые и незримые, в вероятном в перспективе их единении. Соприкосновение в высоком духовном напряжении двух разнородных пространств мы видим в рассказах, посвященных матери писателя, крестьянке Анне. Хотя вся книга озарена светом ее облика, нигде более, как в этих воспоминаниях, писатель не выказывает ей такого искреннего восхищения и поклонения.

«Белизна ее лица была белее, чем у остальных женщин деревни. Это была даже не белизна, не бледность – это было сияние. Так сияют в весеннем поднебесье крылья журавлей или в осеннем ночном небе далекие созвездия. Красота ее была несомненной, непререкаемой, не вызывающей соперничества и пересудов. В свои сорок с небольшим лет она была стройна и грациозна. Откуда у деревенской женщины, занимающейся тяжелым физическим трудом, была эта небесная грация? Грация печальной трепетной птицы. Легкая, летящая походка казалась врожденной, она не шагала по земле, как все остальные крестьянки ее возраста, а как будто скользила, касаясь поверхности только кончиком ступни. Так сказочная царевна-лебедь скользит по глади вод. Ее не утяжеляли ни грубые сапоги, ни стеганая телогрейка, которая в стремительном движении распахивалась, и полы ее, как крылья, трепетали на встречном ветру».

В рассказах, посвященных матери главного героя повествования Мишки, являющегося своего рода художественным двойником автора, много бытовых деталей, повседневных отношений. Дом, его скромный даже по послевоенным меркам интерьер, домашние животные, поля и огороды – предстают перед читателем в естественной перспективе в натуральную величину, символизируют пространство внутреннее, жизнь видимую. Автор с гоголевскими многоцветной живописностью, фантастичностью, с верой в идеально-прекрасный мир, с легкой иронией описывает быт своего нелегкого детства, вовлекает в пространство бытия маленькой, затерявшейся в таежных лесах деревушки читателя, с удовольствием присоединяющегося к этому познавательному путешествию в другие земли и времена. Но к образу матери художник читателя близко не подпускает, да и сам взирает на нее из глубины своего сегодняшнего понимания законов существования с отстранением, с поклонением святости, смотрит на мать, как на явление иного мира, иной величины.

Литературными средствами писатель достигает эффекта «обратной перспективы», изображает хрупкую физически, скромную маленькую женщину в аскетике вечности, как символ сохранения и «нарастания» жизни, несмотря на то, что выпала ей по судьбе трудная жизнь и ранняя тяжелая смерть. Эта жизнь явилась не только источником, но и примером жизни сыну. Художественный образ Анны, оставившей своего любимого Мишку сиротой в четырнадцать лет, кажется много выше и светлее всех остальных персонажей повествования благодаря не только внешней красоте, но сердечным и духовным качествам этой женщины, не знавшей компромиссов с совестью, склонявшейся не пред обстоятельствами, а только пред образом Божиим. Автор не пишет подробный портрет своей матери, но поэтическими средствами, не обрывая ее связи с земными и небесными ипостасями бытия, можно сказать, опосредованно, передачей субъективного пространства ее существования выходит на объективные уровни и обобщения этого образа.

«Помню, как однажды, заслышав курлыканье журавлей, моя красавица, моя ненаглядная мама остановилась, запрокинула голову, прислушалась и тихонечко запела. Это была даже не песня, это было прославление бытия – негромкое, стеснительное, но величественное в своей искренности, сливающееся с близким журчанием остывающего под лучами осеннего солнца ручейка.

И тогда мне она показалась ангелом, залетевшим в трудные таежные края из неведомого мира, где нет смерти. Где солнце не заходит за горизонт, и огромные маки на гибких высоких стеблях алым своим оперением трепещут в небесных высях…»

Многие рассказы, связанные с воспоминаниям о детстве писателя, посвящены внутреннему пространству жизни. Автор показывает своего героя постигающим простые ее правила, которые на деле требуют от подростка немалых усилий. Нравственное становление взрослеющего человека складывается из осознания на собственном опыте понятий чести, совести, верности, дружбы, многих проявлений любви. Эти страницы, солнечные, веселые, жизнеутверждающие, свидетельствует о закономерностях необходимости, о неписанных, но подлинных правилах жизни. А, как говорится, подлинность является свойством наследия (Джон Рескин).

Своим наследием, своим великим богатством Михаил Зарубин считает Отечество. Родине, большой и малой, посвящена многие произведения автора. В рассказе «Самая красивая деревня» свой родной край герой рассматривает с высоты птичьего полета, с высоченного угора, так что домики кажутся маленькими, река – узкой ленточкой, а тропинки почти не видны. Но находит автор такие слова, так выстраивает диалог подростка с бывшим солдатом, повидавшим за войну лучшие города Европы, что не остается сомнения, что, действительно, Мишкина деревня – лучшее место в мире. Потому что герой здесь родился, познал законы красоты, обладающей не только совершенной формой, но и духовным содержанием. И достигает высот невидимых, заоблачных маленькая таежная деревенька в сиятельных красках любви, превышая все высоты мира. Именно ее красота озаряет вечным светом правды трудный, восходящий к вершинам мастерства жизненный путь героя рассказов.

Рассказы Михаила Зарубина динамичны, современны, повторяющиеся в разных метафорических и символических интерпретациях наглядные образы способствуют выражению весьма важного, обобщенного содержания, проявляющегося в обыденных ситуациях, простых поступках и присущих любому человеку переживаниях. Несмотря на то, что писатель рассказывает о временах минувших, для современного читателя далеких, внутренний смысл повествования актуален, потому что это книга о вре?менной, убывающей человеческой жизни, проходящей под знаком Вечности, ею направляемой и спасаемой. Но они и о неизбывности жизни, о ее нарастании в границах веры, верности и любви.

    Валентина ЕФИМОВСКАЯ

Том третий

Документальные повести

Письма

Книга первая

Герои моего времени

Пролог

Во все исторические времена служение человека Отечеству считалось делом почетным и достойным наград. В Царской России, в правление Екатерины Великой, было введено звание «Особо почетный гражданин России», которое во все последующие века, вплоть до сокрушения Российской империи, присваивалось гражданам за личные заслуги, совершенные на любом профессиональном поприще, удостаивались его люди всех сословий. Это звание сопровождалось Императорской грамотой и подписывалось правящим монархом, в особых случаях оно было наследственным. Так государство благодарно отмечало своих подданных, так узнавало о своих героях. В наше время, обладающее мощными средствами коммуникации, мы, к сожалению, мало знаем о выдающихся современниках, совершающих каждодневные, негромкие подвиги, о людях, с радостью несущих бремя служения Родине, созидающих ее историю. Таковыми являются герои, о которых я рассказываю в настоящей книге. То, что они герои, – заявляю с уверенностью, так как знал и знаю каждого лично, так как многому у них учился и сейчас вспоминаю и ныне здравствующих, и уже ушедших своих друзей с огромной благодарностью. Не только за доброе ко мне отношение, но и за то, что, находясь с ними в незримой связи в своем земном бытии, могу объективно оценить и осмыслить это «мое» время, предопределившее и мою судьбу. Не претендуя на объемлющие биографии и творческие исследования, я постарался представить свих героев через литературно-исторические портреты в контексте того времени, в которое выпало нам сосуществовать не только на одной земле, но и в одном городе, быть участниками одних государственных, социальных, культурных событий.

«Герой нашего времени» – основополагающий и извечный сюжет русской литературы, стремящейся остановить время, осмыслить его, запечатлеть. Мои герои, которым случилось жить в конце XX – нач. XXI вв., в нелегкий период смены социальной формации, на рубеже тысячелетий, своими деяниями рассказывают о своем времени. А я не пожалел труда и сердца рассказать о них.

Добрые слова на память

Петр Георгиевич Семененко – директор Кировского завода

Моя жизнь во многом связана с Кировским (Путиловским) заводом, который можно назвать зримой историей России. Это старинное предприятие, шагнувшее в третий век своего существования, всегда занимало особое место в отечественной оборонной промышленности, родоначальником которой завод, по сути, и является. Многие русские победы на фронтах во все времена связаны с его качественной военной продукцией. Ружья и танки, миноносцы и башенные орудия, созданные здесь, не раз показывали свою силу в сражениях с врагом. Завод был и опытной лабораторией, в которой многое разрабатывалось впервые, как, например, подъемные краны или знаменитые мартеновские печи. «Кировский» поныне считается сокровищем России, богатством являются его труженики-специалисты и его выдающиеся руководители, не допустившие гибели предприятия ни в страшные блокадные дни, ни в жестокие перестроечные времена.

1

На моей памяти Кировским заводом руководили три генеральных директора: Муранов, Чернов и Семененко. С первыми двумя я встречался в цехах, где шла реконструкция силами нашего строительного треста, а также на еженедельных производственных совещаниях. Я работал начальником генподрядного управления и отвечал за определенный участок работы. Бориса Александровича Муранова и Станислава Павловича Чернова запомнил как умных, ответственных руководителей, которые мне преподали немало управленческих уроков. И сегодня, при наших редких встречах, кланяюсь им в благодарность за полученную от них науку руководить.

При всем моем уважении к этим людям, я не принадлежал к числу их близких знакомых, связывали нас в основном производственные отношения. А вот с Петром Георгиевичем Семененко с самого начала все сложилось по-другому. Мы познакомились, а потом и подружились, когда его назначили директором танкового производства. Я твердо был уверен, что он человек военный, наверняка, танкист: офицерская выправка, чеканный шаг. Каково же было мое удивление, когда Петр Георгиевич шепнул мне по секрету, что до своего назначения танк видел только на картинке.

Он был гражданским человеком, но всю жизнь служил Родине. Родился в Донецкой области, окончил Ленинградский кораблестроительный институт, в 1970 пришел на Кировский завод сменным мастером. В 1987 году назначен его директором. В 90-е эта должность называлась – генеральный директор ОАО «Кировский завод». О том, как он служил Родине за 18 лет руководства предприятием, можно представить по его заслугам и званиям. Семененко стал председателем Совета директоров, членом-корреспондентом Санкт-Петербургской инженерной академии, вице-президентом Союза промышленников Санкт-Петербурга, членом Совета по промышленной политике при правительстве РФ. Я не перечисляю здесь многочисленные его награды.

Мы с Петром Георгиевичем были ровесники. Однако он всегда казался мне значительно старше, дальновиднее, что ли, умнее, и вообще, обладал качествами личности, которыми и я хотел бы обладать. По служебной лестнице мы поднимались почти синхронно: он стал главным инженером на заводе, я – в тресте. Его назначили генеральным директором объединения, меня – управляющим 47-м Трестом. Так, рука об руку, мы проработали вместе пять лет. Много это или мало? Сейчас мне кажется, очень мало.

Мне, как строителю, интересно было строить и реконструировать Кировский завод. Что ни построишь – всё впервые, всё уникально. Любой профессионал мечтает о таких объектах. Можно сказать, повезло, в тридцать шесть лет я стал возводить цеха знаменитого завода, будучи руководителем строительного управления. Сейчас, когда я иду мимо Кировского, меня переполняет гордость за то, что немалая доля моего труда вложена в жизнь этого процветающего промышленного гиганта, несколько веков символизирующего военно-техническую мощь России.

Да, немало здесь сделано и под моим руководством. Один специальный огромный цех чего стоит, который построили за год (!), хотя это казалось невозможным и никто не верил, что у нас получится. А идея проста – по четкому совмещенному графику одновременно работали строители и монтажники трех десятков специальностей: на крыше вставляют стекла в фонари, под перекрытием идет окраска, тянут провода, прокладывают паровые и воздушные магистрали, монтируют станки, заливают пол. И всё – разом.

Петр Георгиевич Семененко был человеком требовательным, не терпевшим расхлябанности в работе. Он мог строго спросить за порученное дело, однако славился доброжелательностью, заботой о людях, смелостью в решении деловых вопросов. Он не вмешивался в оперативную работу треста, ему хватало своих проблем, но все важные вопросы держал под контролем. Директор завода не терпел «долгострои», во всем любил порядок. Эта его черта была, пожалуй, стержневой в характере. Нам, строителям, а особенно заводским работникам, приходилось нелегко. Огромная территория Кировского завода – это десятки улиц, переулков и проездов, и везде должен быть асфальт, зеленые насаждения и чистота. Грязь на территории завода директор воспринимал как личное оскорбление.

Надо сказать, Петр Георгиевич знал цену словам. Я не слышал, чтобы он кого-то принародно отчитывал, как это иногда позволяли себе другие руководители. Например, Станислав Павлович Чернов мог в запальчивости сломать шариковую ручку или разбить телефон. Семененко, если был кем-то недоволен, просил его после совещания остаться, и дальнейший разговор проходил уже за закрытыми дверями.

Умеющий работать с большим коллективом, он вел себя уверенно с любым начальством, даже с высочайшим руководством: президентом, премьер-министром, губернатором. Никогда не заискивал, ни перед кем не лебезил. Это качество генерального директора стало спасительным для завода, когда в стране началось то, что вошло в нашу историю как «перестройка».

Что стояло за расхожим термином? Едва ли кто-нибудь отчетливо это себе представлял. Ну, конечно, все согласно повторяли вслед за выдумщиком смутного названия: гласность, выборность, свобода совести, вероисповеданий, отсутствие цензуры и другие звучные слова. А что же в экономике? Как перестраиваться Кировскому заводу? Что конкретно и зачем перестраивать, когда уже развернуты все основные производственные мощности, выведены на проектные нормативы тракторное и, как тогда говорили, специальные производства, а главное, достигнута мечта каждого производственника – строгая подекадная ритмичность? То, что реформы в стране неизбежны, понимали многие, тем более после убедительных, хотя и косноязычных речей нового генсека, не сходившего с экранов телевизоров. И многие из этих многих, как люди, привыкшие к дисциплине, ждали указаний сверху, будучи уверенными, что этот «верх» все знает и подскажет. Но «сверху» кроме демагогии ничего не поступало. Отсюда упущенное время и колоссальные потери в последующий период, когда экономические реформы страны негде было применить, потому что не оказалось самой страны, в которой начиналась «перестройка» не ради блага народа, как потом выяснилось, а ради красного словца генсека и личных выгод нарождающегося слоя миллионеров.

Благодаря Семененко объединение «Кировский завод» миновала тяжелая судьба многих предприятий оборонного комплекса, перестройка хоть и задела производство, но не уничтожило его. И тот факт, что Петр Георгиевич не очень-то оглядывался на начальство, тоже сыграл свою роль в спасении завода. На «Кировском» еще на начальной стадии реформ нашли оптимальное сочетание производства военной продукции и гражданской. Тут можно приводить много примеров: на зарубежных рынках пользовались спросом новейшие тогда модификации трактора «Кировец». За линейки колесных машин для дорожного строительства Петр Георгиевич был удостоен Государственной премии Российской Федерации. Следует вспомнить и выпуск бронированных автомобилей или изготовление уникального оборудования для завода по сжиганию донных осадков. И многое другое.

Все, кто работал с Петром Георгиевичем, обязательно отмечали в нем поразительное чутье новизны. Это была природная интуиция, позволявшая ему принимать сложные и неоднозначные решения. Во времена перестройки было невозможным даже краткосрочное прогнозирование, самые светлые умы путались в расчетах и ошибались в прогнозах. Тут могла помочь только интуиция. Петр Георгиевич был одарен так, что мог видеть то, чего еще никто вокруг не видел. А он, не боясь неизвестного, всегда знал, что необходимо делать на заводе в первую очередь. Он ставил цель и двигался именно в направлении ее достижения. И почти не ошибался.

Петр Семененко знал, как разговаривать с людьми, со своими сторонниками и с противниками, умел переубедить, умел сблизить позиции с оппонентами, но при этом оставался верен своей идее, продуманной и просчитанной. Это незаменимое качество я назвал бы определяющим в ситуации, когда возникает необходимость найти общую точку зрения. Он сумел объединить огромный коллектив ОАО «Кировский завод» в тяжелейшие 90-е. За 18 лет руководства Семененко виртуозно преодолевал все финансовые кризисы, вовремя выплачивал рабочим зарплату, пресекал малейшие поводы для скандалов и разборок, прибыль завода исчислялась миллиардами.

Сегодня, когда на дворе другой век и другая реальность, понимаешь, что именно организаторский, консолидирующий талант генерального директора спас завод от распада. Завод не разделился на отдельные производственные фрагменты, и его директор оставался Директором до дня своей трагической гибели.

А в 2016 году по инициативе людей, близко знакомых с Петром Георгиевичем Семененко, городское правительство присвоило его имя большому скверу в Кировском районе. Один гектар земли на участке между улицами Червонного Казачества, Портовой, Кронштадтской и Автовской носит теперь имя первого генерального директора ОАО «Кировский завод» Петра Георгиевича Семененко, моего учителя и друга. Хорошо, что есть в Санкт-Петербурге место, где я могу в уединении, во дни благоуханного цветения черемух или под шелест увядающей листвы, вспомнить дорогого мне человека, выдающегося деятеля, много послужившего городу и Отечеству.

2

Я очень люблю осень, особенно яркую ее пору, когда смотришь на природные краски и удивляешься, откуда взялось это разноцветье листьев? Эта терпкость запахов? Зачем так изыскана палитра? Зачем так сложен спектр звуков, которые источает, как струны эоловой арфы, вибрирующая на ветру листва? Может, Господь специально радует нас перед грядущей зимой, чтобы мы, налюбовавшись, запаслись этой красотой и, согреваясь ее образами, не отчаялись в лютые зимние времена, не потеряли веру, надежду и любовь?

Я люблю гулять в сквере имени своего друга. Кажется, здесь я слышу его убедительный голос, различаю теплые нотки тембра. Останавливаюсь, набираю букет из листьев, любуюсь каждым по отдельности листком, сожалею о мимолетности красоты, которая может стать вечной только в духе и в творчестве. Приходя сюда, я думаю об одном и том же: как остановить чудесный миг или хотя бы ненадолго его продлить? Только на бумаге! Только красками любви и красоты. Именно этими красками творятся такие шедевры, как, например, этот, бунинский:

А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной