Илимская Атлантида. Собрание сочинений

– Обновлений не надо?

– А зачем они мне? И так люди живут и не жалуются.

– Это они просто бояться жаловаться. Вам, может быть, ничего и не надо, а люди, что живут среди этой срамоты, я уверен, хотят, чтобы вокруг было красиво, удобно, цивилизовано. Условий своей нынешней жизни они наверняка не заслужили.

– Если так живут, значит, заслужили.

– Анатолий Акимович, посмотрите на здание детского сада, в него же опасно для жизни заходить.

– Для двух десятков детей, которые посещают его сегодня, это дворец. А я жду не дождусь, когда дети подрастут, и садик им станет не нужен. Вот тогда мы его упраздним, сделаем ремонт и сдадим помещение в аренду. Желающие уже есть, могут открыть производство.

Анатолий Акимович засмеялся металлическим смехом, глядя на удивленное лицо своего спутника.

– Вы шутите?

– Какие шутки! Для чего я здесь работаю, каждый день приезжая из города? Село поднимать? Это не моя работа. Копейки за свой труд получать я тоже не привык. Моя работа в том, чтобы побольше земли прикупить. Зачем старикам земля, в гроб ее не втащишь. Думаю, года через два и детсад, и школа будут пустыми. Потом все продам, вот и компенсация за мой труд. А вы мне предлагаете превратить село в цветущий пригород. Нет уж, увольте меня от такой радости.

– Что-то я не пойму, Анатолий Акимович, вы что, специально для меня заготовили свою речь? То, что вы мне отказываете – ладно. Но неужели вы не боитесь своих сельчан, которые вдруг прослышат про ваши мечты?

– Вам я действительно отказываю. А бояться мне некого. Я уже давно никого не боюсь.

– Но ведь жители села, если узнают, за такое могут вас и с работы попереть!

– Не попрут, я человек не выборный, а наемный. Нанимали меня депутаты, а мы с ними одной крови. Каждый из них норовит что-нибудь урвать, захватить, а я дирижирую, чтоб не перессорились и не перестреляли друг друга, чтобы все по-честному, по-людски было.

– Но люди-то ведь ваши сельчане?

– А что люди… Живут на вольном воздухе, дышат спокойно, гуляют на природе. Здесь в основном старики, молодых мало, и те в городе работают, сюда приезжают ночевать.

– И все молчат?

– Кто все?

Константин Федорович показал на облупившиеся пятиэтажки.

– Но я же сказал, мы чистый воздух без всяких примесей им даем. Что может быть дороже?

За разговором полемисты подошли к Дому культуры, вернее, к тому, что от него осталось. Облицовочный слой на стенах из бело-розового кирпича местами облупился, сливы от окон были отодраны, над входом висел почерневший фанерный лист с остатками лозунга, призывающего к победе коммунизма. Все детали из металла проржавели, а иные превратились в ржавую труху. Под искореженными водосточными трубами стены покрылись густым темно-зеленым мхом. Два окна первого этажа были забиты железными листами, но не оцинкованными, а черными. Дожди раскрасили их темно-коричневыми разводами с белесой бахромой по краям. Из-за угла здания доносилось нестерпимое зловоние: огромная куча всяческих отходов нежилась на ветерке, подперев собой боковую входную дверь. Наверняка это была местная свалка. Шулепов не замечал ужасающей разрухи, он с вдохновением продолжал взволновавший его разговор:

– Вот видите, какое мощное здание, – глава постучал кулаком по кирпичной стене. – Хотели сделать казино, уже инвестора нашли, но тут грянул указ, и казино везде прикрыли. Сейчас есть идея организовать здесь ночной клуб.

– Ночной клуб? – протяжно и удивленно выговорил директор, человек старой закалки.

– А что, прекрасное место!

– Я не знаком с этим бизнесом, но зато знаю, что такое село. И вы собираетесь среди этого убожества и развала устроить ночной клуб?.. Да к вам сюда никто не приедет.

– Да вы же сами уговариваете меня организовать стройку среди этого убожества?

– Я говорю о другом, о том, что село нужно преобразовать, дать ему новую жизнь, чтобы люди вернулись к земле и своим корням.

– И я об этом же. Только вы домов понастроите и людей населите. А я подожду, когда их здесь не останется, вот тогда можно будет организовать все, что душе угодно. А жилье строить – это в Ново-Гришино, там наши ребята пятьсот гектаров земли уже выкупили, проекты планировок сделали, покупайте, сколько денег хватит, и стройте там новый город. А здесь, пока я жив, никаких строек, даже ремонта без моего ведома не будет. Для вас стройка – это деньги, для меня – головная боль. Появятся новые люди, все подай, убери, почисти. Я уж не говорю про школы, детсады и больницы. Каждый день прием веди, от одних разговоров отупеешь. Для чего мне все это надо? Прошу вас не терять время. Приставать будете, управу найду.

– Вы мне угрожаете? – невозмутимо и твердо спросил директор.

– Нет, разумеется. Разве так угрожают? Это предупреждение.

– Значит, о здешней земле разговор можно не вести?

– Можно. И даже нужно.

– И районные власти вам не указ?

– Не указ даже область. Мы здесь хозяева! – визгливым тоном утверждал свою правоту наглый начальничек.

– Анатолий Акимович, неужели вы и вправду чувствуете себя хозяином, неужели вы в грош не ставите живущих на этой земле людей?

– В грош не ставлю. Они для меня никто. Жилых домов мне не надо, ни маленьких, ни больших. И попрошу усвоить: только я решаю строить здесь или не строить, и главное, что строить. Так что настойчиво рекомендую: свое время не занимайте, и меня не отвлекайте.

– Что же вы такое неотложное делаете на своем посту? Чем заняты с раннего утра до позднего вечера?

– Дел, представьте, предостаточно. Первую половину дня готовлю ответы в район и область, там сидят на вас похожие, все прожекты строят и вопросы задают. А после обеда думаю, как правильно землю и недвижимость употребить.

– Для кого такое благо? – с издевкой спросил Константин Федорович.

– Ну конечно не для вас, для себя, – вдохновенно, не замечая сарказма собеседника, ответил молодой начальник.

– И верите, что так будет?

– Не только верю, но и знаю, что будет по-моему. Никому нет дела до этого села. Все глобальными проблемами заняты. Одни бизнес на себя переписывают, другие имущество государево продают и навар имеют, неплохой навар. Третьи – изношенные трубы в землю закапывают, а деньги берут, как за новые. И все это мизер, только то, о чем мы знаем. О крупных аферах вообще молчат. А я все делаю по-честному: землю по кусочку покупаю за свои кровные. А что о домах, на которые вы пальцем тычете, о них в области все знают. Нужны большие деньги на ремонт, кто и где их найдет, большой вопрос, а при нынешней жизни люди потихоньку уезжают. Старики умирают. Что в этом необычного? И что необычного в том, что я осовремениваю отношения?

Из-за водонапорной башни вдруг брызнули солнечные лучи, ослепив увлеченных спором руководителей. Показалось, что на их пути встала непроходимая солнечная преграда, так что пришлось повернуть обратно. Сквозь бьющиеся друг о друга на ветру сухие ветки кустарника продирались жесткие, категоричные слова размечтавшегося бизнесмена. Заслуженный строитель уже не слушал его лживых доводов, не следил за ходом алчной мысли.

– Ну что ж, я думаю, наш разговор окончен, все ясно, – вздрогнув, услышал Константин Федорович резюмирующую фразу главы, когда тот, не прощаясь и не дожидаясь ответа, пошел к зданию Муниципального совета.

Сдерживая ярость, силясь не закричать вслед уходящему широким, уверенным шагом моральному преступнику, Константин Федорович остановился, сделал глоток воздуха, охолодил сердце, задумался. Сколько же таких, как этот негодяй, он видел в своей жизни? Некоторым, пожалуй, даже многим, удавалось претворить свои захватнические планы в жизнь, да и власть не противилась. Ведь не зря двадцать тысяч деревень и сел за последние годы исчезли с карты России.

Немного успокоившись, Константин Федорович медленно поднялся на пригорок. Вдали, у горизонта, яркой звездой в лиловой дымке сверкал купол Исаакиевского собора. И многие другие красоты в своей совершенной красоте виделись отсюда. И страшно эта вечная красота, созданная честным трудом и гением многих людей, диссонировала со зловонным запахом растущей помойки растерзанного старого села. По разбитой тропинке Константин Федорович спустился к пруду.

Когда-то большой, правильной круглой формы пруд сейчас зарос камышом, берега заполонили ивняк и неряшливые, сплетшиеся стебли полыни. Трудно было определить границу берега: многолетними спрессованными слоями здесь истлевали разные травы, высокие перья осоки, как острые ножи, зловеще преграждали подступ к воде. Только середина сверкала, словно зеркало, по которому, как белые парусники, плыли облака, подсвеченные многоцветными лучами солнца. Присмотревшись, Константин Федорович обнаружил среди камыша, там, где вода была глубокая, темно-зеленая, несколько мостков. Значит, когда-то здесь купались, возможно, рыбачили. Он подошел, проверил ногой деревянный настил: доски сгнили, стоять на мостках нельзя. Сразу вспомнилась родная деревня и лавницы, убегающие в реку. Какое блаженство в знойный летний день сидеть на лавнице, опустив ноги в воду, и любоваться рекой.

На берегу он заметил небольшое сухое бревнышко, присел на него, блаженствуя. Хорошо здесь. Облака напитаны солнечным светом, а сколько цветов, трав, стрекозы то увлечены своими неотложными заботами, то неподвижно зависают над водой. Вдруг из глубины собственного сердца донеслось: Господи, даже при этой разрухе, красота-то какая…

Долго сидел Константин Федорович на берегу, в этом райском уголке, о многом передумал, многое вспомнил. В голове пульсировала мысль: за что взяться, с чего начинать бороться? С людей, которые сами во многом виноваты, которые почти уничтожили свое село сами? Это ведь они загрязнили свою землю стихийными свалками. Даже у благодатного места – сельского пруда валялись мусорные мешки. Ведь не городские жители привезли их сюда? Селянам самим нужно браться за метлы и лопаты, потому что прошли те времена, когда власть думает о народе. Власть сегодня пустое место, особенно на селе. И тут же, словно им в оправданье, разум ответил: ну что могут старики, передвигаются еле-еле, доживают век…

– Что же, все село из стариков состоит? – сказал Константин Федорович вслух, с трудом поднимаясь с бревна и разминая затекшие ноги.

Однако решение уже созрело. Как ни трудно придется, но не сможет он отступиться, не оставит эту исконную красоту безобразному Анатолию Акимовичу. Сколько сил хватит, будет бороться, постарается вырвать из цепких когтей бессовестного «бизнесмена» старинное русское село. Свое, родное – спасти не смог, лежат руины на дне морском. А за Марусино поборется…