– Хватит разговаривать на работе. Без конца говорите только. Работайте молча, – беспардонно прервала нас старуха.
Как только в ресторане появилась Энджела, парень с испуганым взглядом тут же бросил фасовать куриные крылышки и, быстро переговорив с Руби на их языке, отправился в обеденный зал. По тому, как он храбрился все утро, я решил, что он планирует серьезный разговор с Энджелой. Из обеденного зала сперва доносился громкий неразборчивый спор, потом еще более громкий и еще менее разборчивый крик Энджелы. В результате жарких дебатов, на кухню, чуть не плача, вбежал парень. Он держал в трясущихся руках триста пятьдесят долларов за четыре дня, что он отработал на этой неделе. Он буркнул что-то Руби и вышел из кухни. Руби поспешил догнать его, но вскоре вернулся.
– Он ушел, – с сожалением кинул Руби в пустоту безразличной кухни.
В обед в ресторан пришел рыжий парень:
– Привет, – поздоровался он со мной так, как-будто мы были закадычными друзьями, хотя я так и не узнал, как его зовут.
– Привет.
– Еще тут работаешь? – насмешливо спросил он.
– Как видишь.
– Я устроился работать в кафе, где окунаю клубнику в шоколад. За это люди платят большие деньги. Работа очень простая, хотя то же дерьмо, что и тут.
– А платят сколько?
– Да столько же, только беготни меньше и никто на тебя не орет. Стоишь ничего не делаешь целый день.
На мой вопросительный взгяд он добавил:
– Пришел забрать последнюю зарплату за прошлую неделю.
Рыжего парня приметили в обеденном зале. На кухню вошла Джой. Она молча отдала гостю конверт и ушла.
– Можешь к нам, если хочешь. Как раз место есть, – напоследок сказал он.
– Спасибо. Я подумаю об этом, – завершил разговор я.
После обеда мне было поручено работать на салатной станции. Шефом был Майнор. Заказы стали приходить после четырех часов вечера. Их становилось все больше и больше. К шести мы уже усердно работали, не разговаривая друг с другом. Принцесса носила тарелки и корзинки средним по скорости шагом, чего было недостаточно. Еда постоянно накапливалась на станции фудраннера. Иногда официантки приходили и забирали еду сами. Майнор неодобрительно буркнул:
– Принцесса плохо работает. Черные ленивые.
Невзирая на неспешный темп работы, Принцесса проголодадалась от интенсивной хотьбы, и долго не думая, запустила руку в миску с катошкой фри. На её беду, по корридору в этот момент проходила Мари. Уже через десять секунд на кухню влетела Энджела, отчего Принцесса оторопела.
– Я тебе плачу не за то, чтобы ты ела на кухне. У тебя заказы не разнесены. Положи еду и иди работай.
– Но я хочу есть. Как мне работать? Сейчас все разнесу, – попыталась оправдаться Принцесса.
Энджела выпучила глаза мнгновенно налившиеся кровью.
– Что ты сказала?! Тебя покормили в обед. Ты тут работаешь пока еще…
– Но вот кухонные едят и ничего, – перебила она Энджелу.
Лицо Энджелы погравело. Она взбесилась, утроив громкость своего голоса:
– Заткнись! Ты еще тут говоришь!.. Заткнись или убирайся. Я тебя уволю! Ты будешь слушать меня! Я тебя уволю к черту. Иди работай! Прямо сейчас или ты уволена!
Пока Принцесса с Энджелой уточняли рабочий момент, мы с Майнором, не обращая внимания ни на что, продолжали готовить еду. В результате, к концу прений станция фудранера была завалена готовой едой, которая стыла и обветривалась. Выждав, пока готовую еду уже некуда будет ставить, Энджела приказала Принцессе разнести все, добавив, что если хоть один клиент пожалуется, что еда холодная, то она уволит её тот час же.
Побледневшая и погрустневшая Принцесса кинулась прочь с тарелками и корзинками. На её счастье жалоб не было.
Кухня закрылась в десять. Я убрал свою станцию, приготовил и расставил мышеловки, как мне утром наказала старуха. Джой появилась на кухне и выдала мне мой телефон и конверт, который я сразу же открыл. В нем было двести семнадцать долларов. В ответ на мой уставший недоумевающий взгляд она пояснила:
– Это зарплата за два дня прошлой недели. Зарплата за эту неделю будет в следующее воскресенье и дальше так.
– Окей, – сказал я совершенно безразлично. Сил осталось так мало, что любая эмоция, будь то радость или грусть, была бы сейчас непозволительной роскошью.
Покончив с работой мы с Майнором вышли из ресторана.
– Где ты живешь? – неожиданно спросил Майнор.
– Не далеко. Девятнадцатая улица.
– Ты живешь в Окурге? – удивился Майнор.
– Пока не купил машину, – со знанием дела ответил я.
– Ладно. Я тебя подвезу до Коламбия Хайтс. Я еду на север в сторону Сильвер Спринг.
– Отлично. Спасибо.
Подойдя к старой синей машине, припаркованой в темном грязном переулке с дождевым стоком посередине, мы увидели искареженую водительскую дверь и повисшее на проводах зеркало заднего вида. Майнор не был ни удивлен, ни расстроен. Он просто грустро осмотрелся вокруг. Очевидно, что свидетелей тут не сыскать, ровно как и камер наблюдения. Он махнул рукой и что-то тихо и вяло сказал по-испански. Мы сели в изуродованую машину и молча поехали. Он высадил меня возле метро Коламбия Хайтс, откуда я направился к месту ночлега.
Понедельник.
Превозмогая себя я встал, натянул провонявшую рестораном и потом одежду и медленно поплелся на работу.
У входа в ресторан сидел тот же человек, что и вчера. Он пристально вопросительно посмотрел на меня. Я безразлично прошел внутрь ресторана.
Но сегодня блажь старухи прошла. Не здороваясь, она нервно и раздражительно приказала мне:
– Там этот… вчерашний… на задней патио. Скажи ему, чтобы он уходил. Мы скоро открываемся… Нам надо работать…
Я в точности передал послание старухи вопрошающему.
– Дай мне еды и я уйду, – бесцеремонно ответил он мне.
Я слово в слово передал ультиматум Старухе, отчего у неё тут же затряслась нижняя челюсть:
– Я не буду его тут кормить! Пусть уходит. Я вызову полицию, – стала кричать она.
Я передал второе послание Старухи незваному гостю, который, как только услышал сказаное, тут же оскалился как дикое животное, обнажив редкие истлевшие зубы, что впрочем не произвело на меня никакого видимого эффекта. Я остался стоять молча на задней патио ожидая дальнейших действий бездомного. Наконец он встал.
– Ладно-ладно… Окей. Я уйду. Окей.