Куколка

Ухмылка тут же исчезла с физиономии Толяна. Он неуверенным движением потёр свой массивный небритый подбородок, придававший ему сходство с бульдогом, положил руку на руль и, опасливо косясь на разгневанную напарницу, невнятно промямлил:

– Ну, ладно, ладно… Чё ты, в самом деле? Я ж пошутил.

– Я не переношу дебильных шуток, ты это отлично знаешь, – веско, отчеканивая каждое слово, произнесла Лиза, глаза которой продолжали метать молнии. – Заруби себе это на носу раз и навсегда! Ещё раз пошутишь так, пеняй на себя. Уяснил?

– Уяснил, – чуть помедлив, глухо пробурчал Толян.

Лиза впилась в него пронзительным, раскалённым взором.

– Громче. Я не расслышала.

– Уяснил, – возвысив голос, хотя по-прежнему не совсем вразумительно отозвался водитель.

Валера, до этого следивший за размолвкой брата и сестры молча и безучастно, словно это не касалось его, внезапно оживился и вмешался в разговор:

– Да лан, братва, успокойтесь. Остыньте. Чё вы накинулись один на другого? Было бы из-за чего… У нас и так врагов достаточно. Ещё не хватало, чтоб мы грызлись друг с другом им на радость.

Толян качнул бритой головой и искоса поглядел на девушку.

– А братан-то дело говорит. Как грится, устами младенца…

Лиза ответила ему долгим задумчивым взглядом и совсем другим, негромким, размеренным, почти задушевным, голосом промолвила:

– Да, он прав. Мы должны держаться вместе и стоять друг за друга горой. Иначе пропадём… Я ж не со зла наехала на тебя. Пойми: один неверный шаг – и всё, нам крышка. И назад дороги нет… Это не тот случай, когда совершил ошибку, исправил её и сделал всё как надо. У нас так не получится. Мы играем жизнями. И чужими, и своими. И для нас цена ошибки – смерть… Глупо и обидно губить себя из-за банальной неосторожности, которой вполне можно избежать. Для этого нужно просто слушаться меня и делать всё так, как я говорю.

– Да мы всё так и делаем, поверь мне, – сказал Толян, пошевелив своими могучими плечами. – В точности следуем твоим указаниям… Но только… ты ж сама понимаешь… всего не предусмотришь. Всякое может случиться, когда меньше всего ждёшь этого.

Лиза, нахмурив лоб, кивнула.

– Это да. Всего в жизни действительно не предусмотришь. Любая случайность может всё загубить… А впрочем, сколько верёвочке не виться… – она умолкла и мрачно усмехнулась.

Толян немного недоумённо взглянул на неё и скривил губы.

– У тебя, я гляжу, сегодня прекрасное настроение! С чего бы это? Всё вроде прошло гладко, как было задумано. Взяли этих додиков тёпленькими. Сейчас доставим их на место, разделаем, освежуем. Потеха будет та ещё. Всё как обычно. Как тебе нравится… Так чего хандрить-то? Я никак взять в толк не могу.

Девушка, глядя перед собой остановившимися, подёрнутыми лёгкой дымкой глазами, вздохнула и будто через силу проговорила:

– Не знаю, братуша. Не знаю, что со мной. Сама не своя хожу в последнее время… Какие-то предчувствия, страхи. Мысли мерзкие в голову лезут. Плохо спать стала, почти каждую ночь сны вижу один гаже другого… Вот на днях видела, будто в дом наш врываются потоки воды… мутной такой, грязной… и сносят всё к чёртовой матери… Паршивый это сон… К смерти это…

– Тьфу ты, мать твою! – выругался Толян и прибавил ещё парочку крепких слов. – Ещё не хватало нам в сны верить! Ты, сеструх, чёт не туда заворачиваешь. Так можно далеко зайти.

Лиза устало ухмыльнулась и, вновь переведя взгляд на соседа, с расстановкой произнесла:

– А мы давно уже зашли. Так далеко, что дальше просто некуда… И остановиться уже не можем. Поздно… Так что придётся идти до конца.

Толян ответил ей нежным, любящим взглядом. Его черты оживила скупая, но по-своему выразительная улыбка, немного странно выглядевшая на его чёрством, словно дублёном лице. Чуть сдавленным, как будто взволнованным голосом он выговорил:

– А я готов! До конца так до конца. Только бы с тобой… моя девочка… С тобой хоть в пекло. Дьяволу в пасть!

Лиза посмотрела на него с восхищением и обожанием. Так, как может смотреть только женщина на любимого мужчину. И Денис, несмотря на то что ему было теперь совсем не до наблюдений, уловил этот сверкающий, влюблённый взгляд. И невольно поразился. «Но они ведь типа брат и сестра! Как же так?.. А впрочем…» – тут же одёрнул он себя, припомнив всё, что было ему известно об этой очаровательной маленькой девушке. Она «пасёт» мужиков на шоссе, она готова сесть в первую попавшуюся машину, к совершенно незнакомым людям, вести с ними скабрёзные разговоры, после чего от слов перейти к делу. А потом делает такое, что у Дениса и сейчас меркло в глазах, когда он вспоминал об этом. Потому что это просто не укладывалось у него в голове, это превосходило все самые жуткие и омерзительные фантазии, какие только способно породить больное, свихнувшееся воображение. Вот только всё это оказалось не фантазией, не галлюцинацией. Это было на самом деле. Это произошло на его глазах. Он это видел. И эта страшная картина до сих пор стояла перед ним. И главный её герой – а вернее, жертва, – вот он, рядом. Мертвенно бледный, залитый кровью, полубесчувственный, жалобно стонущий и едва слышно бормочущий что-то в полубреду.

Денис взглянул на него – и тут же отвернулся. Он не в силах был смотреть на это не то что долго, а даже одно короткое мгновение. Если бы не слабые звуки, которые периодически издавал Влад, и не мелкая дрожь, то и дело пробегавшая по его телу, можно было бы принять его за мертвеца. Странно было, что жизнь вообще ещё теплится в этом недвижимом, охладелом теле. Вновь непроизвольно скосив на него глаза, Денис подумал вдруг, что его приятель уже не жилец, что его часы сочтены, что очень скоро издававшиеся им звуки и сотрясавшая его дрожь прекратятся и он утихнет навсегда. И от этой мысли Денис сам похолодел. Ему представился Влад, каким тот был ещё несколько часов назад. Весёлый, задорный, неугомонный, полный энергии и жизни, с неугасимым блеском в глазах и дерзкой, победительной улыбкой на губах… А что теперь? Застылый, истекающий кровью полутруп с окостенелыми чертами и потухшим, остекленелым взором. Который, судя по всему, вот-вот испустит последний вздох и отойдёт в небытие.

Пока Дениса одолевали эти убийственные размышления, брат и сестра продолжали свой прочувствованный диалог, из которого со всей очевидностью явствовало, какого рода отношения связывают этих двоих. В другое время и при других обстоятельствах Денис, наверное, с удовольствием подивился бы и даже посмаковал случайно открывшиеся ему пикантные подробности чужой личной жизни. Но только не теперь. Сейчас ему было явно не до этого. Рядом с ним умирал его друг. А его собственная судьба была настолько неопределённа и туманна, её окутывала такая густая мгла, что бессмысленно было даже пытаться различить в ней что-то. Ясно было только одно: его жизнь висела на волоске, и во власти этой милой большеглазой девочки было перерезать этот тонкий волосок. Двое громил, находившихся у неё в подчинении, по её приказу могли сделать с ним всё, что ей будет угодно. А что именно ей угодно, знала только она сама. Правда, она, как и её братец (или кем там он ей приходился), только что вскользь обмолвились на эту тему, проговорившись, какую участь они уготовали своей жертве. И от этих их слов, в правдивости которых у него не было особых оснований сомневаться, кровь стыла у него в жилах и леденело сердце от неимоверного, лютого ужаса, от которого ум у него заходил за разум. На него веяло смертью. И от уже почти безжизненного, по-видимому, пребывавшего при последнем издыхании товарища, полностью отстранённого от всего вокруг и, судя по всему, бывшего уже где-то по ту сторону. И от водворившейся в машине троицы, двоих амбалов и их предводительницы, везших своих пленников в неизвестном направлении и не скрывавших своих планов в их отношении.

Денису казалось, что поездка продолжается уже очень долго. Он потерял счёт времени. И вообще мало что уже соображал. Разум его окутала вязкая, как смола, беспросветная тьма. Люди, находившиеся рядом, как будто отодвинулись, отстранились от него, и их голоса, как и тогда, когда он только начал приходить в себя, доносились до него словно издалека. Он уже не мог разобрать их речей, да и не пытался делать это. Его охватили безразличие, отупение, апатия. Он был точно в столбняке. Жизнь в нём остановилась, замерла, застыла. Он будто провалился в бездонную чёрную пропасть и летел туда с бешеной, головокружительной скоростью. Ничего не видя и не слыша, кроме сплошной, непроницаемой тьмы и плотного, воющего шума в ушах. И с трепетом ожидая неминуемого конца…

Но вот бесконечная, как казалось, поездка, похоже, завершилась. Машина остановилась. Поневоле вышедший из бесчувствия Денис поднял голову и взглянул вперёд.

Перед ним были ворота. Большие, массивные, сложенные из прочных, плотно подогнанных одна к другой тёмных досок, скреплённых металлическими заклёпками. Они загородили весь передний обзор, и Денис, чтобы понять, где он находится, бросил взгляд в боковое стекло. Но не увидел ничего определённого и характерного, проясняющего ситуацию, ничего, за что мог бы зацепиться взор. На переднем плане трава и кусты, чуть подальше – выстроившиеся нестройной вереницей деревья, переходившие в отдалении в густой тёмный лес. И тускло мерцавшее над его вершинами красноватое закатное солнце, бросавшее окрест косые притушенные лучи. Денису вспомнилось, какое оно было днём. Яркое, сияющее, заливавшее землю потоками света и тепла. И согревавшее даже его, считавшего себя тогда несчастнейшим человеком в мире и даже не предполагавшего, что впереди его ожидает действительное, не надуманное, непоправимое несчастье. Падение в бездну, в которую он продолжал погружаться всё стремительнее и неудержимее, отчётливо сознавая весь ужас своего положения, из которого, судя по всему, уже не было выхода.

Валера вышел из машины и, повозившись немного с воротами, отворил их. Створки со скрипом распахнулись настежь, и автомобиль медленно въехал в просторный двор, замкнутый со всех сторон всевозможными, различными по размерам и назначению строениями, а в промежутках между ними – высоким крепким забором, составленным из стройных, гладко оструганных брёвен с заострёнными верхушками. Денис, как ни был он подавлен и деморализован, как только они оказались во дворе, невольно принялся озираться кругом, пытаясь получше разглядеть то место, где, возможно, ему суждено было окончить свою жизнь. И от этой мысли, внезапно пронзившей его точно калёным железом, его прошиб холодный пот и вновь охватили безнадёжность и апатия. Он потупил глаза, ссутулил плечи и поник головой. Сердце сжалось и заныло от тяжкой, будто предсмертной тоски. Он понял, что сейчас, через считанные мгновения, начнётся самое страшное, обещанное ему его похитителями.

Подлил масла в огонь и Валера, заглянувший в машину и, растянув рот до ушей в идиотской усмешке, проговоривший:

– Ну что ты, фраерок, пригорюнился? Ссышь, да? Полные штаны там уже небось? Почуял наконец, чем дельце твоё труба?

Но Лиза прервала его, полуобернувшись к ним и прохладно обронив:

– Хорош трепаться, Валерка. Дело делай!

Какое именно дело, она не уточнила, но Валера, по-видимому, знал это и без подсказок. Нимало не медля, он сгрёб Дениса в охапку и, не особенно церемонясь, потащил его из машины. Денис не сопротивлялся. Не только потому, что находился в лёгкой прострации и плохо владел своим онемелым телом, но и, прежде всего, потому, что понимал всю бессмысленность сопротивления. Валера был физически неизмеримо крепче и сильнее его. К тому же в любой момент на помощь ему мог прийти его братец, такой же дюжий, здоровенный мужик с мощной бычьей шеей и могучими ручищами, способными, наверное, задушить медведя. Денису же помочь было некому. Он был один. И, похоже, он был обречён.

Он почти ничего не успел разглядеть за те несколько мгновений, что Валера волок его по двору. Перед глазами опять мелькнули какие-то деревянные постройки, высившийся чуть поодаль большой двухэтажный дом с поблёскивавшими в закатном свете окнами. А ещё послышался хриплый злобный лай, очень быстро перешедший в тонкое поскуливание и повизгивание, – видимо, пёс не мог определиться, что ему делать в первую очередь: лаять на чужака или радоваться возвращению хозяев.

Но всё это длилось буквально несколько секунд и не позволило Денису составить сколько-нибудь точное представление о месте, куда он попал. Да и зачем бы ему нужно было это представление? – тут же пронеслась мысль в его голове. Не всё ли равно, где пропадать? Какая разница, где именно он будет замучен и погребён? Конец-то всё равно один. Для него иного выхода, по всей видимости, уже не было.

В следующий миг перед ним раскрылась какая-то дверь, и Валера впихнул его в открывшуюся за нею чёрную пустоту. Не удержавшись на ногах, он повалился на что-то мягкое. Как тут же определил, на солому.

Ещё через пару мгновений рядом с ним бессильно рухнуло другое тело. Он понял, что это Влад. Их, очевидно, ожидала одинаковая участь. Кто-то раньше, кто-то позже, уже не имело значения.

Дверь захлопнулась, снаружи щёлкнула задвижка, и приятели остались в кромешной тьме, которую не могли рассеять бледные клочки света, проникавшие в помещение сквозь многочисленные трещины в стенах. Денис ещё некоторое время прислушивался к уже хорошо знакомым ему голосам, доносившимся извне. Лиза и Толян вполголоса обсуждали что-то, – он не мог разобрать, что именно. Валера же, беззаботный, как дитя, по-видимому, играл с собакой – слышался его придурковатый утробный смех и радостный заливистый лай пса.

Но спустя минуту-другую все эти звуки стихли. Голоса постепенно удалились, смех и лай заглохли. И во дворе установилось глубокое, ничем не нарушаемое безмолвие. Ещё более беспредельная, немая тишина царила в помещении, где находились пленники. От этой мёртвой, давящей тишины у Дениса вскоре зазвенело в ушах. Больше всего на свете ему хотелось встать и уйти отсюда. Он отдал бы всё, что имел, за возможность покинуть это жуткое, внушавшее ему неодолимый ужас место. Подняться с этой гнилой вонючей соломы, вырваться из этого душного чёрного сарая – и идти, идти, идти. Наугад, куда глаза глядят. Через леса, поляны, опушки, заросли и буреломы. Не останавливаясь ни перед какими препятствиями, не зная устали, до полного изнеможения. Лишь бы оказаться как можно дальше от этого затерянного, будто спрятавшегося в лесной глуши двора и его странных и страшных обитателей.

Но это были только мечты. Он знал, что ему не вырваться и не уйти отсюда. Что он в ловушке, в западне, из которой ему не выбраться живым и здоровым. Пример его несчастного друга наглядно продемонстрировал ему, какая судьба его ожидает. Посулы Лизы и её братца также не вселяли в него надежд на благополучный исход. Всё было плохо. Очень плохо. Хуже некуда. Он чувствовал себя лежащим без сил на дне глубочайшего ущелья, разбитым, растерзанным, сокрушённым. Где-то там, в неизмеримой, недосягаемой выси, угадывается крошечный кусочек неба, мутное, размытое пятнышко света, не отваживающегося проникнуть в безбрежную мрачную глубину, где нет и не может быть жизни. И он знает, что ему никогда не добраться до этого света, что он обречён навечно остаться во тьме, сгнить тут заживо, обратиться в прах и исчезнуть.

Глухой стон прервал его тяжкие замогильные думы. Денис слегка вздрогнул от неожиданности. Он на какое-то время позабыл о своём бесчувственном товарище. Или, вернее, так погрузился в свои тягостные, безнадёжные размышления, немного смахивавшие на бред, что забыл, кажется, обо всём и обо всех на свете. Стон приятеля вернул его к действительности. Денис обернулся к нему и некоторое время смотрел на лежавшее рядом неподвижное, казалось, бездыханное тело. У него, как и в машине, возникло ощущение, что его напарник уже мёртв. Что Влад отмучился, покончил все счёты с жизнью и пребывает теперь в местах более приятных и уютных. А ему самому остаётся лишь последовать за усопшим другом и без особых сожалений покинуть этот холодный, враждебный и страшный мир, где жизнь так неустойчива и хрупка и каждую минуту может оборваться и рухнуть в никуда.

Однако, как оказалось, Влад был жив. Всё ещё, несмотря ни на что, жив. Хотя жизнь, по-видимому, тлела в нём едва-едва, как слабый трепещущий огонёк, в любой миг готовый вспыхнуть в последний раз умирающим призрачным пламенем и погаснуть навсегда. Из его груди вырывалось тихое, едва уловимое хрипловатое дыхание, по телу пробегала лёгкая дрожь, стоны, всё более короткие, отрывистые, замирающие, всё реже слетали с уст.

Денис осторожно коснулся его плеча. И едва удержался, чтобы немедленно не отдёрнуть руку: плечо было холодное как лёд. Денису показалось, что он притронулся к трупу. Тем не менее он, преодолевая волнение, чуть слышно позвал:

– Влад… Владик…

Ответа не последовало. Влад был недвижен и безгласен. Лежал в том же положении, которое приняло его тело, когда его швырнули сюда, – скорчившись на охапке соломы, согнув ноги в коленях и уткнув голову вниз.

С трудом глотнув наполнившую его рот вязкую горьковатую слюну, как будто разбавленную слезами, Денис снова потряс приятеля за плечо и окликнул чуть погромче: