Куколка

V

Следующий участок пути Влад проехал, почти не глядя на дорогу, а зорко всматриваясь в громоздившиеся справа от шоссе заросли, состоявшие из высокой травы и густого кустарника, за которыми вздымались стройные колоннообразные сосны с пышными, будто вспененными верхушками и приземистые, раздавшиеся вширь ели, раскинувшие во все стороны свои длинные мохнатые лапы. Высмотрев через какое-то время небольшой, еле различимый просвет в буйно разросшейся зелени, он с довольным видом кивнул, выразительно подмигнул Лизе – та ответила ему тем же – и, свернув с проезжей части, поехал по узкой, едва уловимой извилистой дорожке, усеянной шишками и сухими ломкими ветками, вившейся между деревьями и кустами и, казалось, вот-вот готовой оборваться. Однако она не обрывалась, а, напротив, стала вскоре более явственной и отчётливой, расширилась и выровнялась и, сделав ещё несколько поворотов, упёрлась в плоский берег, поросший свежей изумрудной травой. В центре раскинувшейся среди лесной глуши обширной поляны лежало небольшое живописное озеро, окаймлённое со всех сторон цветущими зелёными берегами, обрисованными мягким ускользающим контуром. Воды его были совершенно безмятежны, неподвижны, невозмутимы, лишь мелкая рябь изредка тревожила его зеркальную гладь, когда над поляной проносился лёгкий тёплый ветерок, тихо шелестя в кронах деревьев.

Влад остановил автомобиль неподалёку от берега, под сенью рослой разлапистой ели. Денис заметил, что приятель взволнован – он был немного бледен, его руки слегка дрожали. И, чтобы скрыть волнение, он напялил на лицо легкомысленную, жизнерадостную ухмылку и подчёркнуто бодро и громко произнёс:

– Ну, братва, приехали. Выходим.

Денис покосился на товарища, хмыкнул и, ничего не сказав, открыл дверцу и выбрался наружу.

Влад же, оставшись со своей спутницей наедине, как-то нерешительно, будто украдкой, взглянул на неё и, не найдя что сказать, вдруг утратив своё обычное красноречие, лишь дёрнул головой и вяло усмехнулся.

Но девушка, очевидно поняв его состояние, пришла ему на помощь, задорно подмигнув и вкрадчиво промолвив:

– Ну, ковбой, чего же ты? Не смущайся. Смелее, за дело!

Он вскинул на неё глаза и чуть сдавленным, бесцветным голосом пробормотал:

– Что, прям сейчас?

Лиза, кладя телефон в сумочку, как бы между делом обронила:

– Ну да. А чего тянуть-то?

Влад перевёл дух и, чувствуя, как сердце в его груди стучит всё сильнее, выдавил из себя:

– Я думал, может искупаемся сначала… А потом уж…

Но девушка оборвала его, уверенно и твёрдо заявив:

– Нет, сейчас! Я так хочу. – И, с вызовом глянув на него, спросила: – Или, может, я не нравлюсь тебе?

– Ну что ты! Нравишься! Конечно, нравишься, – поторопился заверить её Влад, испугавшись, что она, приняв его смятение за нежелание, может передумать и всё запланированное им сорвётся в самый ответственный момент, когда он уже полагал дело решённым и почти сделанным. – Давненько не встречал такой красотки.

Она самодовольно усмехнулась и небрежным движением смахнула упавшую на лоб непокорную прядь.

– Да уж, что есть, то есть. Природа меня не обидела. Спасибо маме с папой, постарались…

Но, говоря это, она вдруг прервала себя, и по её лицу пробежало хмурое облачко.

Влад, не отрывавший от неё внимательного, вожделеющего взора, тут же отметил это и осторожно поинтересовался:

– Что-то не так?

Но она, уже овладев собой, широко улыбнулась и беззаботно взмахнула рукой.

– Порядок. Всё нормально… А сейчас… – прибавила она, чуть понизив голос, приобретший нежные, бархатистые нотки, и обдав собеседника жаром своих вспыхнувших огнём, заискрившихся глаз, – сейчас будет ещё лучше. Уж ты поверь мне!

«Верю!» – хотел сказать Влад, но не издал ни звука, внезапно задохнувшись от наплыва чувств. Вроде бы отлично известных, не раз испытанных им, ставших привычными и почти обыденными, но вот теперь, в этот момент, показавшихся ему какими-то новыми, незнакомыми, необычайно взволновавшими и взбаламутившими его. Так, что он едва контролировал себя и вообще с трудом узнавал самого себя, по-другому ощущал себя, как если бы это был уже не он, а кто-то другой, чудесным образом перевоплотившийся в него, оказавшийся в его шкуре и совершенно по-иному думавший и чувствовавший. И совершилось это странное превращение по вине этой маленькой изящной девушки, почти девочки, которую он ещё час назад знать не знал, а теперь, как безусый юнец, впервые оказавшийся наедине с женщиной, трепетал, чуть дышал и изнывал от желания под её пронизывающим, загадочно мерцавшим взглядом.

Лиза между тем, видимо действительно решив не затягивать и приступить к делу немедленно, ободряюще кивнула ему и вышла из машины. Влад, по-прежнему дрожа мелкой дрожью и ощущая лёгкое головокружение, последовал за ней. Но, покинув водительское кресло и сделав пару шагов, остановился и в нерешимости огляделся.

Девушка, угадав причину его замешательства, подошла к нему и указала место возле раскрытой дверцы.

– Стой тут, – коротко велела она.

Влад повиновался. Встал возле дверцы и уставился на партнёршу, ожидая новых указаний.

Однако их не последовало. Лиза от слов перешла к действиям: приблизилась к нему вплотную и, окинув, как товар в магазине, острым, оценивающим взглядом, внезапно сильно хлопнула его ладонью в пах.

Влад от неожиданности аж подпрыгнул и подался назад, упёршись спиной в дверцу. И удивлённо воззрился на девушку.

– Не бойся, – улыбнулась она и ласково коснулась его щеки. – Это так, прелюдия. А сейчас начнётся настоящее дело.

Влад, не в силах вымолвить ни слова, побледнел ещё сильнее и чуть тряхнул головой.

Лиза, ещё раз обворожительно улыбнувшись, опустилась на колени и быстрыми, уверенными движениями, обличавшими богатый опыт в этой области, принялась расстёгивать ремень на его джинсах.

Влад, ощутив вдруг некоторую слабость и томление во всём теле, испустил протяжный вздох, ещё плотнее упёрся спиной в открытую дверцу и огляделся кругом томным, чуть помутившимся взором. И увидел нависшие над его головой отягчённые продолговатой хвоей еловые ветки, голубевшую чуть поодаль недвижную гладь озера, с задумчивым видом бродившего по его берегу Дениса, черневшую ещё дальше мощную стену леса и теснившиеся над его кромкой густые сизые облачка, предвестники, возможно, неблизкой, но неминуемой грозы. Но всё это он видел смутно, неопределённо, как будто сквозь дымку, застилавшую его глаза и размывавшую всё, что ещё минуту назад он различал ясно и отчётливо. Однако это было вполне объяснимо: минуту назад очаровательная девушка не стояла перед ним на коленях и её ловкие, проворные пальцы не орудовали у него между ног!

Она меж тем не теряла времени даром. Через несколько секунд его расстёгнутые джинсы сползли до колен, и Влад остался в одних плавках, которые не могли скрыть его крайнего возбуждения, проявлявшегося уже не в виде эмоций и переживаний, а вполне зримо, наглядно.

Что не преминула отметить Лиза, расширив глаза при виде представившегося ей зрелища и с восхищением – непонятно, искренним или наигранным – протянув:

– О-о, ты уже так раскочегарился! Готов в бой прям сейчас. – И, подняв на него сверкающий взгляд и проведя кончиком языка по губам, замирающим полушёпотом, от которого его сердце заколотилось как бешеное, прибавила: – А он у тебя большой! Приятная неожиданность. Обожаю большие!

И, резко сдёрнув с него плавки, принялась за дело…

Денис тем временем прохаживался по берегу, на почтительном расстоянии от решившей предаться плотским утехам парочки, не зная, чем себя занять и остро переживая двусмысленность своего положения. Его не покидало настойчивое желание повернуться и уйти отсюда куда глаза глядят. Однако идти было некуда, местность кругом была глухая и незнакомая ему – лес, причём довольно дремучий, – а потому волей-неволей приходилось дожидаться, пока приятель и его партнёрша покончат со своими, безусловно, очень занимавшими их делами и можно будет отправиться восвояси. Но до этого момента было ещё, по-видимому, далековато – у случайных любовников всё ещё только начиналось, – и ему не оставалось ничего иного, как терпеливо дожидаться, когда они удовлетворят свои необузданные, мгновенно воспламенившиеся желания и Влад снова сядет за руль и вывезет их из этой глухомани.

В ожидании этого Денис, то и дело вздыхая и недовольно хмурясь, бродил по окрестностям лесного озера, рассеянно поглядывая на его покрытые сочной ядовитой зеленью берега, разросшиеся тут и там камыши, застылые, точно мёртвые воды стального цвета, слегка, будто нехотя, зыбившиеся под напором налетавшего временами ветерка, ближе к вечеру заметно усилившегося и посвежевшего. Всё чаще раздавался продолжительный монотонный шум, рождавшийся в кронах деревьев и разносившийся окрест мягкими неуловимыми волнами. Высокая трава клонилась к земле, из чащи доносились чуть слышные неясные звуки, и даже неколебимые, словно загустевшие воды озера под действием ветра чуть-чуть волновались и с тихим плеском набегали на берег.

У Дениса совсем не было желания смотреть, чем там занимаются его товарищ и его любезная, однако ненароком, почти против воли он взглянул в их сторону. Но ничего толком не увидел – любовников надёжно скрывал массивный блестящий корпус авто, особенно бросавшийся в глаза на фоне окружающей дикой природы. Виднелась лишь чуть склонённая голова Влада, уронившего взгляд вниз, на свою по-прежнему коленопреклонённую, совершенно не видимую Денисом партнёршу, и едва заметно шевелившего губами, очевидно говорившего ей то, что обычно говорят в таких случаях парни девушкам.

Неугомонное воображение, опять-таки вопреки его воле, тут же нарисовало ему картину того, что было скрыто от его глаз. Причём так живо и ярко, что ему на какое-то мгновение почудилось, будто он и впрямь видит это. И не только видит, но и слышит те слова, которые его приятель, не стесняясь в выражениях, говорит ублажавшей его девице, стимулируя её к более активным действиям. У Дениса возникло впечатление, что он подглядывает и подслушивает то, что совсем не предназначено для его глаз и ушей. И, стремясь избавиться от этого наваждения, он мотнул головой, отвернулся и устремил взгляд вдаль, на громоздившиеся на краю неба грязновато-серые, предвещавшие грозу облачка.

И вслед за взглядом устремились и его мысли. Далеко-далеко, прочь от этой поляны, где кому-то в эти мгновения было так хорошо и приятно, а ему – одиноко и тоскливо. И почти сразу главной героиней этих дум вновь сделалась та, о которой он только и думал все последние дни. Как ни гнал он от себя её образ, как ни отталкивал его, стараясь перечеркнуть и выбросить его из памяти, попытки эти оказывались тщетны. Он упорно, раз за разом, возвращался, казалось, ещё более явственный, зримый, почти осязаемый. И преследовал, донимал, изводил его, точно стремясь сделать ему побольнее, помучить его, свести его с ума. И – Денис вынужден был признать это – вполне успешно. Ему и вправду начинало порой казаться, что от всего пережитого и продолжавшего переживаться ум у него заходит за разум, голова идёт кругом, мысли в ней мешаются, беспорядочно мечутся и кружатся в стремительном хороводе. И не было никакой возможности привести их в порядок, расставить всё по своим местам, хоть немного утишить этот разрушительный вихрь, грозивший разнести его ослабевший мозг в пух и прах. Ну или хотя бы отрешиться на время от всего этого, успокоиться, отдохнуть, забыться. А затем попытаться встряхнуться, взять себя в руки и начать жить по-новому. Если получится…

Мысли его были прерваны каким-то движением, которое случайно отметил его мутноватый, затуманенный взгляд, беспорядочно блуждавший кругом. Оно как будто обозначилось на противоположном берегу озера, в паре десятков метров от Дениса. Он ничего не мог бы утверждать – слишком он был углублён в свои размышления и почти не замечал того, что окружало его, – но ему тем не менее показалось, что в густевших на противолежащем берегу зарослях мелькнула чья-то тень. Звериная или человеческая, этого он уже не знал. Чересчур смутно и мимолётно было его впечатление, и через минуту он уже сомневался, видел ли он что-то на самом деле или это лишь померещилось ему.

Денис ещё некоторое время шарил немного обострившимся взором по кудрявившимся в отдалении кустам и высоченной, почти в человеческий рост, траве, волнуемой и плавно колыхаемой ветром, пытаясь различить там что-то живое. Но ничего не различил. Там, как и повсюду вокруг, было пусто, ничего заслуживающего внимания не отмечалось, пейзаж был пустынен и уныл так же, как и внутреннее состояние смотревшего. И, прекратив это бессмысленное разглядывание, он отвёл глаза от безжизненной растительности, вздохнул и опять отдался своим депрессивным раздумьям, конца-краю которым, очевидно, не предвиделось.

Но теперь они несколько изменили своё привычное направление, обратившись к красотке, с которой развлекался невдалеке его приятель. В отличие от Влада, очарованного незнакомкой так, словно это была первая девушка в его жизни, Денис с самого начала, едва увидев её, ощутил к ней безотчётную, немотивированную, удивлявшую его самого неприязнь. Что действительно было странно, принимая во внимание её яркую, броскую внешность, что само по себе должно было вроде бы заинтересовать его и пробудить в нём как минимум определённую симпатию к ней. Но нет, ничего подобного. Ни интереса, ни симпатии не было и в помине. И уж тем паче возбуждения и желания, вспыхнувших, как огонь в соломе, в его товарище, от природы, впрочем, легко возбудимом и безоглядно отдававшемся своим следовавшим одно за другим увлечениям и порывам.

Что-то в ней настораживало и отталкивало Дениса. Что именно, он и сам не смог бы сказать определённо. Может быть, та лёгкость, с которой она уселась в машину к совершенно незнакомым парням и спустя недолгое время пустилась с одним из них в такой откровенный разговор, который и с близким человеком не очень удобно заводить. Может быть, та случайно замеченная им необъяснимая перемена в выражении её лица, когда она, думая, что никто не видит её, внезапно помрачнела и метнула на своих спутников ледяной, сверкнувший странным блеском взгляд. А может быть, его отчего-то раздражала её наружность – эти огромные сумрачные глаза на бестрепетном, холодно-прекрасном, как у статуи, лице, сочные кораллово-красные губы, периодически морщившиеся в едва уловимой брезгливой усмешке, тонкие, как паутинки, брови, изгибавшиеся дугой будто в удивлении, маленькие, изящно очерченные ручки и ножки, которыми она то и дело совершала чуть заметные нервные движения, крутые бёдра, рельеф которых подчёркивала узкая коротенькая юбка, гордо выставленная вперёд грудь, вроде бы ещё девственная, едва сформированная, но при этом выглядевшая агрессивно и вызывающе, как у опытной, видавшей виды соблазнительницы. И, похоже, только Денис, по своим, сугубо личным причинам, не поддался этому соблазну, властно увлёкшему и покорившему его напарника. Не поддался прежде всего потому, что его мыслями всё ещё безраздельно владела другая, сама отвергнувшая его, оскорбившая и унизившая его, но при этом, несмотря на это продолжавшая жить в его сердце, не отпускавшая его, стоявшая перед его взором как наяву с обольстительной, хмельной улыбкой на устах.

И в какой-то момент ему начало казаться, что эти улыбки, и губы, и глаза, и выражение лица схожи у той и у другой. У неизвестной девицы, занимавшейся в эти минуты за машиной удовлетворением его друга, и его теперь уже бывшей подруги, не выходившей у него из головы, будто поселившейся там навеки. Да, он только сейчас заметил и признал это: они действительно были на редкость похожи! И возможно, возникла вдруг в его мозгу неожиданная мысль, не только внешне. Кто знает, может быть, будучи на словах его девушкой, встречаясь, целуясь, занимаясь с ним любовью, говоря ему нежные слова, уверяя его в неизменности и вечности своих чувств, она втайне занималась тем же, чем занимается эта Лиза. Вела двойную жизнь. Усыпив его бдительность, и без того не слишком надёжную, напустив ему пыли в глаза, пользуясь его доверчивостью и близорукостью, гуляла направо и налево, когда и с кем хотела, ни в чём себе не отказывая и безудержно отдаваясь своим желаниям. А он ничего не знал, ни о чём не догадывался, думать не думал ни о чём подобном. Безусловно, безоговорочно верил своей Свете. Ему и в голову не могло прийти, что она способна обмануть его, посмеяться над ним, изменить ему. Кто угодно, но только не она. Она же особенная, единственная в своём роде, не такая, как все. Она лучше, выше, чище всех остальных. Она совершенство. Даже тень подозрения не смеет пасть на неё, даже мельчайшая крупинка грязи не может пристать к сияющим белым одеждам, в которые он мысленно облачил её.

Его порождённое любовью самоослепление, неумение и нежелание видеть истинное положение вещей, смотреть правде в глаза были поистине безграничны. Он, наверное, убил бы на месте любого, кто решился хотя бы намекнуть ему на то, как на самом деле обстоят дела, как ведёт себя и кем в действительности является его обожаемая Света. И, зная это, никто и не отваживался. Даже самые близкие друзья. Кому ж охота нарываться на неприятности. Все молчали. Лишь ухмылялись втихомолку, понимающе перемигивались и вполголоса обсуждали это у него за спиной. Правда во всей своей бесстыдной, безжалостной, бьющей по глазам наготе открылась перед ним, как чёрная зияющая бездна, лишь сегодня, после слов Влада. Открылась – и добила его, уже до этого разбитого и раздавленного, окончательно. Смяла, растоптала, уничтожила его…