Тихая ложь

– Я пыталась объяснить вам, что она не в состоянии за собой следить. Может, когда-то она и могла это делать, но то время прошло. А теперь послушайте меня, Ноам. Вам придется раскошелиться, хочется вам этого или нет. Михаль не может жить в джунглях. Она достойна другой жизни. Я не знаю сколько у нее есть денег…

– У нее есть достаточно, – раздраженно прервал ее Ноам. – У наших родителей была четырехкомнатная квартира на улице Нахмани и кое-какие накопления. После их смерти все было поделено пополам. Я не прикасался к ее деньгам. Не знаю, что вы там обо мне думаете, но я не вор. И, клянусь вам, я совершенно не знал, что она живет в таких условиях.

– Я знаю места, где живут люди подобные Михаль и где о них заботятся.

– Когда наши родители умерли, я предложил ей пойти в подобное место. В поселке Кфар Идуд было учреждение для людей со специальными потребностями. Я даже записал ее туда. Но она хотела жить одна. Говорила, что все может сама. Прямо воевала со мной. Это была квартира нашей бабушки, и я решил, пусть она в ней живет.

– Может быть тогда этого было достаточно. А теперь вам придется либо убедить ее снова пойти в место вроде Кфар Идуда, либо обеспечить ей нормальные условия жизни. Потребуется полный ремонт с заменой всей мебели. Это обойдется в сто пятьдесят тысяч шекелей. Кроме того ей потребуется помощь с уборкой, стиркой и покупкой продуктов как минимум раз в неделю. Это будет стоить еще двадцать четыре тысячи шекелей в год. Но в первом случае у нее будет еще и компания.

– Как раз компания ей и не нужна. Я не могу заставить ее делать то, чего она не хочет.

– Я прекрасно это знаю.

– У вас есть человек, который прямо сейчас может заняться ремонтом? Лучше всего сделать его пока она лежит в больнице и ни о чем не подозревает.

– Успокойтесь, я получила ее разрешение. И еще одна вещь.

– Что еще?

Сиван увидела, что он испугался.

– Я прошу вас, чтобы вы навещали ее почаще. Скажем, раз в месяц. Это для нее очень важно. Я знаю, что у вас есть дети, работа и все такое прочее, и не прошу ставить Михаль на первое место, но связь между вами важна для вас обоих. Вы еще молоды, но с годами поймете, что эта связь гораздо прочнее того, чем вам сейчас кажется. Я не хочу, чтобы вам пришлось впоследствии сожалеть о том, что вы забыли о своей сестре.

Ноам молча кивнул.

– Вот и хорошо. А теперь поднимемся ко мне. Тут больше невозможно находиться.

Сиван позвонила Филипу, объяснила ему положение дел и договорилась, что Омар и Бадья начнут работу со следующей недели.

– Нам повезло, что они сейчас свободны, – сказала она Ноаму. – Я пошлю вам номер их счета в банке. Вам нужно заплатить аванс.

– Я сразу же переведу им деньги.

Был конец августа, суды были закрыты, и работы у Сиван было немного. Она вспомнила, что уже месяц назад заказала раму для приобретенной у Сола картины, и поехала забирать ее. Придя домой, она сняла оберточную бумагу и еще раз осмотрела картину, снова поразившись ее глубине и трогательности. Намеченная несколькими линиями фигура женщины посреди поля или моря. Резкие мазки кисти, множественные оттенки зеленого. Женщина парит в воздухе и словно уносится легким ветерком к горизонту. На нее можно было смотреть часами и каждый раз замечать что-то другое. Сол действительно был выдающимся художником, не идущим ни в какое сравнение с Лири. Несмотря на резкие цвета картины, была в ней какая-то хрупкость. Сиван прислонила картину к стене кабинета в ожидании того часа, когда Омар повесит ее.

– Привет, мам.

– Привет, – ответила Сиван, вернувшись в гостиную.

Лайла уронила сумку, полную грязной одежды, на пол, забралась с ногами на диван и растянулась на нем.

– Знаешь, как мне было здорово? Нет, ты не поймешь.

Действительно не понимаю, подумала Сиван.

– Что случилось, мам? Все в порядке? – повернулась к ней Лайла.

– Да-да. Я только что вернулась.

– Где ты была?

– Помогала Михаль. Ее положили в больницу. Именно поэтому я и уехала в воскресенье из Иерусалима.

– А почему ты должна была это делать? – спросила Лайла. – Ты что, отвечаешь за всех несчастных мира сего? Пусть ею занимается ее семья.

– Сегодня с севера приехал ее брат, который будет ей помогать. Но если рядом со мной находится человек, нуждающийся в помощи, я всегда буду стараться помочь ему.

– Таких как ты больше нет… Я просто умираю. У нас есть что-нибудь поесть? Я договорилась встретиться с Гайей в семь. У меня мало времени.

– Есть салат с тунцом.

– Ну ладно, я поем во дворе.

– Как было в Ашдоде?

– Непередаваемо! Я влюбилась, и ты не поверишь в кого. В жизни не догадаешься. Это просто свалилось на меня с неба. Так я это чувствую. То есть это только начало, но на этот раз все по-другому. По-особенному. У меня сердце прямо выскакивает из груди.

– Как же ты могла? – Сиван не могла больше сдерживаться.

– Еще как могла. Ведь после Лиора прошло уже два года, и вот, наконец, я встретила того, кого искала. Ты знаешь как это здорово?

– Но ведь он не для тебя. Разве ты этого не видишь?

– Май тебе рассказал? – Лайла изумленно посмотрела на Сиван. – Я же просила его ничего тебе не говорить.

– Он не должен был ничего мне рассказывать. Просто я вас видела.

– Где?

– Возле нашего дома во Флорентине.

– Так почему же ты к нам не подошла? Ты что, пряталась? Следила за нами?

– Ни за кем я не следила. Я увидела вас случайно. И я не понимаю, как ты не понимаешь, – рассердилась Сиван. – что он самый неподходящий для тебя человек.

– Ты его совсем не знаешь! Как ты можешь говорить такие ужасные вещи?

– Разве это ужасно если мать двадцатичетырехлетней дочери не хочет, чтобы она влюблялась в пятидесятилетнего мужчину, который к тому же флиртует с этой матерью? – произнеся последнюю фразу Сиван поняла, что допустила ошибку.

– Что? – закричала Лайла, меча громы и молнии, встав с дивана и остановившись напротив Сиван.

– Ты с Маем… – пробормотала Сиван.

– Я с Маем? Ты что, совсем спятила? Ты хоть сама-то слышишь, что говоришь? – Лайла попыталась взять себя в руки, но снова сорвалась на крик. – Я и Май?!

– Тут, по-видимому, какое-то недоразумение. Успокойся, Лали.

– Не понимаю, – пробормотала Лайла себе под нос и снова перешла на крик. – Не понимаю! Так вот что ты обо мне думаешь? Какая еще мать может подумать такое о своей дочери? И как давно ты думаешь об этом и ничего мне не говоришь? Ты ничего не понимаешь!