Тихая ложь

Сиван не стала протестовать. Какая разница – у нее или у них? Когда они добрались до домика, Сиван хотела просто упасть на диван, но Бамби настояла на том, чтобы она легла на их кровать. Сиван смутно запомнила, что Бамби даже помогла ей раздеться, поставила возле нее стакан воды и потушила свет. Стало темно, все перед глазами Сиван кружилось, но вскоре она задремала.

И вдруг сверху на нее легло тяжелое мужское тело. Несмотря на алкогольный туман, окутывавший ее голову, Сиван поняла, что это был Яаль. Он обнял ее, и она почувствовала у себя во рту его язык. Потом она ощутила, как он целует ее грудь и живот, а его руки ласкают ее тело. Она хотела оттолкнуть его, закричать, но случилось нечто совсем другое: она ощутила покой. Ее мышцы расслабились и божественное ощущение распроситанилось на нижнюю часть живота. К тому времени у нее уже был кое-какой сексуальный опыт. Она заставила себя добраться до постели с тремя или четырьмя парнями, но все это было не более, чем приятно. Она и понятия не имела, что еще она могла почувствовать. То, что она ощутила теперь, невозможно было себе представить. Через несколько минут она закончила, а потом ощутила, как он прижался к ней всем телом, а его упругий член снова ищет знакомое влажное отверстие.

– Не сердись, – пробормотал он. – Я люблю тебя.

– Она обняла его, ощущая под руками сильные мышцы спины пловца. Все вокруг было в розом цвете, все было просто замечательно! Несмотря на то, что она не занималась сексом уже больше года, Сиван не чувствовала боли. Только счастье. Яаль закончил, пробормотал имя Бамби, промычал что-то невнятное, закашлялся, постучал себя кулаком в грудь и моментально уснул.

Лишь по прошествии многих минут Сиван решилась высвободиться из его объятий и пошарила вокруг в поисках своей одежды. Так, трусики, штаны, рубашка. А где лифчик? Нет, она была без лифчика. Носки. Ну вот, теперь все. Сиван почувствовала облегчение. Яаль лежит в кровати, а она стоит посреди комнаты. Одетая. Теперь можно не бояться, что кто-то увидит ее, узнает, расскажет Бамби.

Сиван открыла дверь и увидела стоящую за ней Бамби. Было очевидно, что она стоит там уже давно, опираясь на перила и держа во рту сигарету.

– Ну как сестричка, оклемалась? Как ты себя чувствуешь? А я как раз пришла тебя проведать, – произнесла она с наигранным спокойствием.

Сиван в ужасе смотрела на нее широко открытыми глазами, ловя ртом холодный ночной воздух.

Бамби невесело усмехнулась.

– Надеюсь, ты получила удовольствие.

– Яаль дома, – произнесла Сиван. – Он спит.

– Да Бог с ним, – Бамби пренебрежительно махнула рукой, держащей сигарету. – Я его знаю как облупленного. Когда он пьян, он падает на кровать и храпит. И ничего от него в этом случае не добьешься.

Сиван обошла Бамби и пошла по тропинке.

– Завтра увидимся, сестричка! – прокричала Бамби ей вслед.

Придя к себе, Сиван легла на кровать и стала смотреть на мерцающие за окном звезды. Ей было все равно, знала Бамби или не знала, послала ли она Яаля сама или нет, спала она в ту ночь с диск-жокеем или не спала. Абсолютно все равно. Она получила свое – самую счастливую ночь в своей жизни. До сих пор она чувствовала тяжесть его тела, обжигающее тепло его прикосновений. По крайней мере теперь она знала, что такое безумная страсть.

– Так ты спала с мужем своей сестры? О, Господи! Мама! – с упреком сказала Лайла. И тут до нее дошло. Она нашла в интернете дату Пурима в 1995 году – восемнадцатое марта – и принялась считать на пальцах: апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь.

– Я родилась в начале марта, – посчитала она еще раз. – А где мое оригинальное свидетельство о рождении? Оно вообще существует?

Сиван достала со дна коробки матерчатую папку с вышивкой, в которой хранился бразильский паспорт Лайлы и ее свидетельство о рождении.

– Пятое марта, – проверила она. – Но ведь ты сказала, что я родилась дома. Ты могла назвать им любую дату. Конец декабря, январь, февраль. Всего несколько недель разницы. Если ты забеременела от Яаля, ты не стала бы называть им точную дату.

Если бы Сиван не знала, что продолжает врать Лайле прямо в лицо, она бы возмутилась, а так она ответила тихо и почти умоляюще:

– Это правда, Лали. Я могу доказать тебе, что ты родилась пятого марта 1996 года в деревне рыбаков под названием Атинс. Ты можешь посмотреть в интернете где это, а я покажу тебе дом, в котором ты родилась. Ты родилась в суперлуние, когда огромная луна червонного золота поднялась над дюнами, озерами, маленькой церковью и домами, сделанными из глины. Клянусь тебе твоей и своей жизнью.

Лайла уронила паспорт и свидетельство о рождении, сжала губы и зажмурилась, сосредоточившись на своих мыслях.

– Я всем нутром чувствую, что родилась в полнолуние в этой мистической бразильской деревне, – произнесла она, просидев так довольно долго. – Я знаю, что в моих жилах течет бразильская кровь. Если бы ты мне солгала, я обязательно почувствовала бы это.

– Я так тебе и сказала.

– Тогда давай сосредоточимся на тебе с Яалем. Ты ведь понимаешь всю величину своего предательства, правда? Ведь ты не была настолько пьяна, что не понимала, что ты делаешь. По твоим же собственным словам, ты все прекрасно понимала. Ты воспользовалась им и своей сестрой.

– Да.

– Если бы ты была мужчиной, а он женщиной, и если бы это произошло в наше время, тебя могли бы обвинить в изнасиловании.

– Но это произошло не в наше время. Это случилось давно и в кибуце, – сказала Сиван, поежившись. – Я действительно была сильно пьяна, и он тоже. И я его не насиловала. Сложно объяснить.

– Ну хорошо, тебя можно понять. Ты его любила. Короче, я вижу, что в случае с Лиором я, при определенных обстоятельствах, не стала бы отталкивать его от себя. То есть, мне хочется думать, чтобы мне хватило бы на это сил, но, по правде сказать, я не уверена, что у меня бы получилось. Любовь побеждает все, и мы вынуждены сдаваться перед ней.

– Продолжим? – спросила Сиван, и сердце ее забилось сильнее.

– Не сегодня. История очень захватывающая, но мне пора бежать на работу. Я совсем забыла про время. Завтра продолжим. Целую. Пока.

Когда Лайла ушла Сиван медленно, стараясь прийти в себя, собрала фотографии, а потом позвонила Маю.

– Как дела? Я прослышала, что моя дочь уже почти что член вашей семьи.

– Не девушка, а сказка! Я сказал Саару, что он может жениться хоть завтра. На этот раз мы с ним едины во мнении. Он в нее влюбился.

– Хотела бы я, чтобы так оно и было, – сказала Сиван. – Давненько я уже не видела ее с такими горящими глазами. Хотела спросить, как здоровье твоего отца.

– Ужасное. В последнее время он вообще не встает с кровати. Почти совсем угас. Просто не знаю, что и делать.

– Может уже и нельзя ничего сделать.

– Знаешь, что обиднее всего? Вместо того, чтобы примириться с его положением, со старостью, со смертью, я все время обвиняю себя в том, что не был достаточно хорошим сыном. Ведь я его единственный сын, он так мною гордился, а я годами вообще не видел его. Я, конечно, любил его, но он оставался в своем Ашдоде, а я был сначала в армии, потом в Хайфе, потом в Бразилии. Я почти не думал о нем, все время был занят своими делами. А сколько сил я отдал Лири! Она была для меня и солнцем и луной, и весь мой мир вращался вокруг нее. А отцу я так и не оказал заслуженного уважения. Не хвалил его. Если бы я знал, как к нему относятся его ученики – они до сих пор пишут ему письма, посылают цветы, приходят навестить его. А я все это упустил.

– Перестань себя корить, Май. Даже не зная тебя достаточно хорошо, я могу сказать, что ты был прекрасным сыном, а он был прекрасным отцом. Что значит, ты не думал о нем? Ты строил свою семью. Так поступают все, и я тоже была такой. Ты должен быть рад, что твой отец прожил такую долгую жизнь, что в последние годы у тебя появилась возможность быть рядом с ним, заботиться о нем, уделять ему столько внимания. Если бы я могла исправить то, что случилось с моей сестрой, я была бы самым счастливым человеком на свете. Но она умерла когда ей было всего двадцать семь, а я осталась одна, – Сиван замолчала и мысленно упрекнула себя: с чего это вдруг она стала говорить о Бамби?

– Ты права, – ответил Май. – Абсолютно права. Мне повезло, что мы снова сблизились. Особенно после развода с Лири. Я рассказал ему все как другу, и он понял меня и безоговорочно поддержал. Просто я, наверное, боюсь приближения конца. Я хочу сказать ему, что даже когда я был далеко, он всегда оставался со мной. И он останется со мной даже когда уйдет от меня.

– А ты оказывается лирик.

– Какой уж там лирик, – засмеялся Май. – Просто я слишком чувствительный.

– А Лири тоже там?

– Лири? Нет. Она поехала в Негев, там у них творческие мастерские. И ты знаешь, кого она с собой потащила?

– Кого?

– Сола, соседа своего. Я думал, она терпеть его не может, но она сказала, что хочет снова вернуть его в художественную среду. Временами я ее совсем не понимаю, и она считает, что так было всегда, но я не жалуюсь. Художники – странные создания. Слава Богу, что ты не художник, а адвокат.

– Когда мы снова увидимся? – засмеялась Сиван.

– Не знаю, – вздохнул Май. – Через пару недель я должен снова поехать в Бразилию. Они все время морочат мне голову, приостановили из-за меня все работы. Уже и билет куплен, но теперь вот отец… Короче, не знаю.

– Разве можно летать в Бразилию? А как же ковид?

– Там все снова открылось в середине августа, а у меня есть бразильский паспорт. Мне нужен лишь отрицательный результат теста и действительная медицинская страховка. Но сейчас все это не важно. Я не оставлю отца пока его состояние не стабилизируется.