Тихая ложь

Сиван сменила тему, рассказав Маю о Михаль и Ноаме, о своей беседе с Лайлой, о вечеринке в кибуце, о Яале.

– Послушай, Си. Ты же сама говорила: что прошло, то прошло. Да, иногда мы запутываемся в своей любви, но пора уже забыть об этом и продолжать жить дальше. Я позвоню тебе в конце недели. Давай постараемся встретиться. Приезжай в Ашдод. Сходим на море. Из твоих рассказов я понял, что в молодости ты тоже занималась серфингом. Почему же ты никогда не ходишь на море вместе с Лайлой? Она все время говорит мне, что мечтает кататься на волнах с отцом. А почему не с матерью? Почему бы тебе не доставить ей это удовольствие?

– Я не хожу на море с тех пор как умерла Бамби. Это было только для нас двоих, и я хотела, чтобы так оно и осталось, – Сиван была еще не готова рассказать Маю истинную причину того, почему она никогда больше не будет кататься на волнах.

– Ну хорошо, пусть будет так. Но знай, что я всегда буду рад, если ты изменишь свое решение.

Надгробия

Продолжить беседу на следующий день не удалось: с утра Лайла помогала своей подруге, вечером она снова ушла на работу, а в пятницу, как и обещала, уехала с Сааром на север. Встретиться с Маем на выходных Сиван тоже не смогла: состояние его отца ухудшилось, и Май с матерью поехали с ним в больницу. Читать Сиван не хотелось, смотреть телевизор – тоже, работать – тем более, и она решила навестить свою подругу и напарницу Тамару.

Дом Тамары стоял на вершине холма, с которого открывался чудесный вид на Тель Гезер. Они побродили по окрестностям, и Сиван, наслаждаясь свободой от городского шума, рассказала Тамаре о последних событиях, происшедших в ее жизни. После обеда они расстались, и Сиван отправилась домой.

Проезжая по шоссе в направлении Рамлы, она обратила внимание на указатель «Батахия». Название показалось ей знакомым. Не то ли это место, где выросла Карни Салу? Сиван свернула на заправочную станцию и остановила машину.

Тель Гезер, Батахия, Гезер.

Сиван достала телефон, набрала в поиске «Пинхас Поти» и тут же получила ссылку на старую статью об убийстве Бат Цур, ее дочерей, сестры и мужа Земера, которое произошло в Батахии. Сиван вернулась на шоссе, доехала до поселка и еще какое-то время продолжала продвигаться вперед по проселочной дороге пока та не уперлась в расположенное в небольшой рощице кладбище. Сиван оставила машину на совершенно пустой стоянке и принялась ходить между могилами, пока не нашла то, что искала. Меж двух могил ее дочерей возвышалось надгробие могилы Бат Цур, а рядом – могила ее девятнадцатилетней сестры Лейлы. Неподалеку находилось еще одно, более скромное, надгробие, на котором было выбито: Земер Салу.

Так вот на что намекала Михаль, говоря о докторе Джекиле и мистере Хайде! Она имела в виду Карни. Оказывается, эта утонченная красавица, вызывающая у публики лишь восхищение, портила стены оскорбительными надписями, призванными шокировать всякого, кто их прочтет. Теперь Сиван поняла, почему Карни жила в таком невзрачном доме. Она пришла туда, вооруженная знанием ужасной правды, чтобы добить семью Поти. Но все получилось не совсем так, как планировалось. Она пришла туда с яростью, которая гнездилась в ней с детства и сделала все, что должна была сделать – запугивала, обвиняла и наказывала родителей убийцы ее брата Земера. Но со временем она поняла, что бросая грязь в других, она перепачкалась и сама. А когда ее отношения с Пелегом зашли в тупик и она влюбилась в Яаля, в ее душе наступил покой и желание мстить пропало. Именно эта любовь, настоящая любовь, которая внезапно пришла к ней в возрасте тридцати шести лет, изменила в ее жизни все.

Целый час Сиван разглядывала пять ухоженных надгробий. Каким же психопатом нужно было быть, чтобы сотворить такое! Но при чем тут Алазар и Бат Эль? Возмездие за грехи, не тобой сотворенные… Солнце село. Сиван вернулась в машину и поехала домой. Она не собиралась выяснять отношения с Карни. Если сейчас Карни тридцать шесть, значит в тот год, когда Пинхас убил ее брата, ей было всего одиннадцать.

Сиван решила позвонить Яалю.

– Привет! Как дела?

– Порядок. А как ты, Яни?

– Я говорила с Лайлой и рассказала ей о том, что произошло между нами.

Яаль замолчал, и Сиван поняла, что он лихорадочно пытается сообразить, что сказать.

– И как она отреагировала?

– Она приняла это.

– Она думает, что я ее отец?

– Нет.

– Если ей так хочется, я не против быть ее отцом.

– В этом нет надобности. Она уже остановила свой выбор на Мае.

– Кто такой Май?

– Мой новый знакомый, – Сиван решила пока не говорить, что Май, кроме всего прочего, был отцом нового приятеля Лайлы.

– Здорово.

– А как ты? У тебя есть кто-нибудь?

– По правде говоря, да, – Яаль закашлялся. – Я думаю, ты знаешь кто это. Ты видела ее в больнице.

– Чтобы ты знал, Яаль, я знакома с Карни Салу.

– Да, правда, вы знакомы. Это здорово.

– Когда ты собираешься приехать в Тель Авив? Мне надо поговорить с тобой. О нас, и о ней тоже.

– Так ты не рада тому, что мы вместе, – грустно произнес Яаль. – Я вижу, что ты сердишься. Карни совсем не такая, как Бамби. Бамби я всегда любил и буду любить, и никто мне ее не заменит.

– Да нет, Яаль. Я рада за вас. Дело тут совсем в другом. Это не телефонный разговор.

– Если это срочно, я могу приехать во вторник. У Карни сейчас съемки, а я в любом случае хотел к ней присоединиться.

– Это срочно. Приходи ко мне после обеда, и мы поговорим, чтобы никто нам не мешал.

На следующее утро Сиван поехала во Флорентин, чтобы передать Омару и Бадье ключ от квартиры Михаль, а заодно упаковать дорогие Михаль вещи, стоящие на этажерке.

– Все остальное выбросите в мусор, – распорядилась она. – А как продвигаются дела с кухней?

– Через неделю будет готова. Столяр – приятель Филипа. Уж он для вас постарается.

– Я знаю. То, что мы делаем – это не просто работа. Это мицва[36 - Основное значение – предписание, заповедь в иудаизме. В обиходе – всякое доброе дело.]. Я хочу, чтобы когда Михаль вернется из больницы, все было готово.

– Будет! – успокоил ее Омар. – Вот сейчас перекурим и начнем.

Разобравшись со строителями, Сиван поехала проведать Михаль. Та выглядела уже совсем здоровой, но врач сказал Сиван, что Михаль должна остаться в больнице еще как минимум на неделю пока они не убедятся в том, что болезнь прошла окончательно.

– Как дела, Михали? Как вы себя чувствуете?

Михаль приложила палец к губам, а потом демонстративно сложила руки на груди.

– Вы сердитесь?

– Чего это я буду сердиться? Вы мне никто.

– Как вы можете такое говорить? – удивленно спросила Сиван.

– А что еще я могу сказать? Бросили меня тут как бездомную собаку и исчезли. Я-то думала, что вы мне друг, а вам, оказывается, нет до меня никакого дела.

– Еще как есть дело! Но ведь у меня есть и своя жизнь. Не могу же я все время находиться возле вас как вам бы хотелось.

– Ничего я не хочу! Не морочте мне голову и не решайте за меня, что я хочу и чего не хочу!

– Вы можете унять свою мисс Пигги? Мне надо вам кое-что сказать.