– Надо поехать в больницу в Сен-Луис, – сказала она.
– Не надо. Просто я беременна.
– Беременна? – удивленно спросила Сиван. – От кого? Как это могло случиться?
– От Родриго.
Сиван была в шоке. Она уже успела забыть о Родриго. Хоть Атинс и был заброшенной деревушкой, время от времени здесь появлялись другие туристы, преимущественно любители серфинга или экзотической природы, а также бразильцы из Сан Пауло и Рио, которые приезжали сюда прикупить участки земли, а так как сестры были здесь уже своего рода старожилами, многие из них обращались к ним за советом. За символическую плату они направляли приезжих к дяде Уола Диснея, который организовывал для них экскурсии по окрестностям, или к Луке, у которой можно было полакомиться жареными креветками или рыбой, выловленной в реке всего за час до этого.
– Ты спала с Родриго? – с сомнением спросила Сиван.
– Да, сестренка, – насмешливо произнесла Бамби, но в голосе ее слышалась тревога.
– Когда?
– По пути в Атинс. Когда ты задремала в машине.
– Я тебе не верю!
– Придется поверить. Ты спала, мы остановились в манговой роще, и это случилось.
– И что теперь? – Сиван глубоко вздохнула. – Не можешь же ты вернуться к Яалю с ребенком. Может, сказать ему, что он его?
– Лучше я скажу, что он твой.
– Ты что, совсем спятила?
– Ладно, там будет видно. Может, я вообще сделаю аборт, так что мы слишком рано беспокоимся.
– Ты хочешь сделать аборт? Не знаю, как здесь отнесутся к этому. Бразилия ведь все-таки католическая страна. Нам надо вернуться домой.
– Если хочешь, можешь вернуться, а я остаюсь здесь. Здесь мне хорошо, здесь я счастлива, и мне не хочется никуда возвращаться. Разве ты не видишь, Ваня? Разве ты не чувствуешь, что наше место здесь?
Нет, Сиван так не чувствовала. Да, она любила Атинс, окружающую его дикую природу, море, дюны, еду, уединение. Короче говоря, все. Но здесь не было Яаля, и это не был дом.
– Давай посмотрим, что получится, Ваня, хорошо? Давай ничего не будем сейчас решать.
– Это было началом конца, – сказала Сиван Лайле и Маю. – У нас оставалось еще два чудесных месяца, а потом все изменилось к худшему. Резко изменилось.
– Это потому, что я подросла, – произнесла Лайла, – и она стала ощущать меня.
– Именно так и случилось. Она начала поправляться. Сначала на килограмм, потом еще на один. «Я такая толстая, просто как корова, нет, как бегемот», говорила она про себя. Она попыталась перестать есть, но ребенок в ее чреве требовал пищи. Мы вконец разругались: она говорила, что не будет есть, я же запихивала в нее еду силой. Когда пошел седьмой месяц – сейчас я ужасаюсь от одной мысли о том, что прождала так долго, – я убедила ее поехать в больницу в Сан-Луисе, пригрозив, что если она не поедет, я позвоню Яалю, все ему расскажу и вызову его сюда. Я не знала, любила ли она его тогда, или с трудом переносила саму мысль о нем, но она ни в коем случае не хотела, чтобы он приезжал. В Сен-Луисе Бамби обследовали и сказали, что у нее будет дочь и что она развивается нормально. Я была безмерно счастлива, но на Бамби это известие подействовало совсем по-другому. Она стала испытывать глубокое отвращение к своему телу, называла себя всякими ужасными словами, но я уже не сочувствовала ей, она лишь сердила меня все больше и больше. Одно я знала совершенно точно – ты не унаследовала ее пороков. Я была абсолютно в этом уверена и была готова сражаться за тебя до последней капли крови, и чтобы ничего с тобой не случилось, я ухаживала за Бамби как за принцессой двадцать четыре часа в сутки. По мере того, как роды приближались, она становилась все более капризной, все более нетерпеливой, но я готова была вытерпеть все, что угодно, так как знала, что как только ты появишься на свет, она непременно полюбит тебя.
– Бамби родила тебя ночью пятого марта. Весь день лил проливной дождь, но к вечеру он прекратился, и часам к десяти над дюнами взошла полная луна. Когда утром у Бамби начались схватки, мы поначалу не поняли, что происходит, так как неправильно вычислили дату и роды начались на две недели раньше. Времени не оставалось даже на то, чтобы поехать в Баррейриньяс. Мы с Бамби не имели ни малейшего понятия о родах, не знали, как выглядят схватки, думали, что все происходит само собой – ну, поболит немного, и все. Поначалу я пыталась помочь ей, как могла – гладила ее, обнимала, вытирала пот со лба влажным полотенцем. Но по мере того, как схватки усиливались, она стала терять контроль над собой, кричала, обзывала меня всякими ужасными словами. Я расплакалась, и в конце концов Лука выставила меня из комнаты. Я сидела на веранде с Ирани, смотрела на луну и запомнила лишь то, что за пару часов выкурила целую пачку сигарет. Лука позвала меня снова лишь тогда, когда показалась твоя головка, а через пять минут все было кончено.
– Как же я люблю тебя, мамочка!
– Я полюбила тебя с первого мгновения, и всегда знала, что никогда не буду любить никого на свете так крепко, как я любила тебя. И, как это ни странно, я ощутила все чудо материнства.
– А она?
– Она не хотела тебя. Даже не взяла тебя на руки. Лука нашла в деревне кормилицу, и я относила тебя к ней и сидела рядом, наслаждаясь каждым мгнованием этой близости. Бамби решила отдать тебя в приют. День за днем с утра до вечера я пыталась отговорить ее от этой мысли, но она стояла на своем, – Сиван улыбнулась. – Но, как и все, что она делала, Бамби все продумала заранее, и к тому моменту, когда она в конце концов предложила нам поменяться ролями, я уже давно чувствовала себя твоей матерью, и была готова на все лишь бы не потерять тебя. Мы уговорили мать Ирани подписать документы, что она приняла роды у меня, и дело было сделано. Потом мы поехали в Сан Пауло, нашли адвоката и оформили твое свидетельство о рождении и паспорт, а также бразильский паспорт для меня.
– Откуда у вас были деньги на адвоката?
– Бамби связалась с Яалем, рассказала ему историю о том, что я родила девочку от какого-то бразильца, который бесследно исчез, и сказала, что мы собираемся вернуться. Она попросила у него денег на дорогу, и он, не говоря ни слова, выслал их, а заодно уведомил всех в кибуце о нашем возвращении.
Девушка, работающая у Ирани, поставила перед ними блюдо со знаменитыми крабовыми котлетами, рецепт которых перешел ей по наследству от матери.
Лайла встала из-за стола и подошла к Сиван. Та тоже встала, и они надолго застыли в объятиях друг друга.
– Так ты отказалась ради меня от всего, посвятила мне всю свою жизнь…
– Ну, за это мне медаль не полагается, – улыбнулась Сиван. – Это просто наша женская природа. Хочу рассказать тебе еще об одной вещи, о которой я никогда никому не рассказывала, но которую угадала Зейнаб. Когда мы плыли по медленной реке, я почувствовала, что меня ждет какое-то грандиозное событие, что того, что было, никогда больше не будет. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Я ведь не знала тогда, что Бамби спала с Родриго, но каким-то образом знала, что ты уже существуешь в ее утробе. Я чувствовала это. Во мне зародилось что-то новое, и этим новым была ты.
– Ай да Зейнаб! Вот это да! Послушай, а как же Яаль? – вдруг вспомнила Лайла. – Он знает? Это наверное было для него настоящим потрясением.
– Да, он знает. Я все ему рассказала, и он даже обрадовался. Сказал, что с тех пор, как решил подарить нам эту квартиру, он испытал необъяснимое спокойствие. Он всегда считал, что в тебе есть что-то от Бамби, только раньше он связывал это с тем, что ты являешься ее племянницей.
– Тогда у нас остается лишь один вопрос, – подал голос Май. – Раз теперь ты знаешь, кто твой отец, ты можешь с ним связаться.
– Мне надо подумать. По большому счету он со мной никак не связан. У меня есть двое биологических родителей, но ни один из них не хотел и не ждал моего появления. И он точно не обрадуется, увидев меня. Его жена не знает, что он изменил ей, и я совершенно не собираюсь вот так вдруг разрушать его семью.
– Я уверен, что не найдется ни одного отца на земле, который отказался бы от такой дочери как ты, – возразил Май, – но решение остается за тобой, и ты можешь обдумывать его сколь угодно долго.
– С другой стороны, – продолжала Лайла, – мне будет гораздо проще сказать ему, даже если мне придется испытать разочарование, чем носить это в себе многие годы. Я не трусиха, но при одной мысли об этом мне становится страшно.
– Посмотри на меня, – сказала Сиван. – Как я всю жизнь этого боялась.
– Но ведь ты в конце концов набралась смелости. И я тоже наберусь!
Они закончили ужинать и пошли к своей фазенде. Сиван сняла сандалии и осталась босиком. Май взял ее за руку и пошел рядом. С другой стороны от нее шла Лайла.
– Смотрите! – вдруг воскликнула она.
Прямо перед ними над дюнами и озерами всходила полная луна. Все трое остановились как вкопанные.
– Как колотится сердце, – произнесла Лайла, обняв Сиван за плечо. – Ведь точно такая же луна светила в ту, мою первую ночь.
– Вот поэтому я тебя так и назвала.
Они продолжили свой путь.
– Послушай, Майчик, – позвала Лайла.
– Слушаю.
– Я подумала над тем, что ты мне сказал, и решила, что лучше я сама выберу себе отца. Такого, который будет любить меня и примет меня такой, какая я есть. И я выбрала тебя. Ты не против?