Тихая ложь

– Предлагала, но от этой идеи пришлось отказаться, так как у меня нет бразильского паспорта, а всем остальным прибывающим в страну необходимо оставаться на карантине. Но я не волнуюсь за нее, потому что она будет там не одна, а с отцом. А вы тоже туда поедете? – успел спросить он.

– Разумеется, – и Сиван отключилась.

Она прибрала в комнате Лайлы, выключила свет, позвонила Тамаре и объяснила ей создавшееся положение. Уже заканчивая упаковывать чемодан, Сиван услышала звонок.

– Скучаешь по мне, любовь моя?

– Всегда.

– Я уже достаточно хорошо знаю тебя, чтобы догадаться, что ты как раз укладываешь чемодан.

– Ты что, прорицатель?

– Лайла решила приехать в Атинс и попросила меня помочь ей, – засмеялся он.

– А тебе не пришло в голову посоветоваться со мной?

– Послушай, Си, – произнес он уже серьезно. – Лайле скоро двадцать пять. Она уже не девочка. Мне кажется, что в определенном смысле мы даже можем кое-чему у нее поучиться. Меня она точно многому научила. Она хочет знать правду, и я считаю, что она имеет на это полное право. Знаешь, что она мне сказала? «Я хочу умереть, зная правду». Это ее собственные слова. Ни она, ни я не собирались скрывать от тебя эту поездку. В воскресенье мы договорились встретиться в Сен-Луисе, а потом я отвезу ее в Атинс. Присоединяйся.

– Мне удалось достать билет только на вечер субботы, так что к воскресенью я никак не успею. Как ты знаешь, из-за ковида все прямые рейсы отменены. Чтобы добраться до вас мне придется облететь чуть не полсвета.

– Ну так что? Подумаешь, большое дело!

– Я присоединюсь к вам, только сделай мне одолжение – присмотри за ней.

– Разумеется.

– И еще, Май. Постарайся не ронять перед ней мое достоинство.

– Не беспокойся.

– Я расскажу тебе, как все было. Это займет несколько минут.

– Ты можешь рассказать и поподробнее. Я слушаю.

Все вокруг изменилось, и в то же время осталось на своих местах. Баррейриньяс превратился из безымянной деревни в оживленный город. Небольшой, конечно: большинство строений – одноэтажные; главные улицы заасфальтированы, но на окраинах до сих пор – пыль и грязь. На главной улице теперь было раз в десять больше магазинов, чем раньше. Вдоль реки построили набережную, с которой открывался вид на порт и на длинный песчаный пляж, заканчивающийся дюной, полого спускающейся к воде. Вдоль набережной – туристические агенства, кафе и рынок с произведениями прикладного искусства.

Сиван попыталась стряхнуть пыль со своего португальского. Май послал за ней лодку и сказал, что она должна найти парня по имени Уол Дисней. Именно так. Бразильцам нравились имена великих людей западной цивилизации и они частенько называли своих детей Линкольнами, Андерсенами, Вашингтонами или Джеферсонами. Даже великого Пеле на самом деле звали Эдсон в честь изобретателя Томаса Эдисона. Уол Дисней оказался бразильцем индейского происходжения, невысоким и темнокожим, с широкой улыбкой, обнажающей коричневые зубы. Сиван спустилась вместе с ним в лодку, которая хоть и была новее той, на которой они двадцать лет назад прибыли в Атинс, но ничем принципиально от нее не отличалась – алюминиевый корпус и шесть сидений, покрытых брезентовым навесом.

Было время заката. Поверхность воды стала сначала серебряной, а затем золотой, мангровые заросли по обоим берегам потемнели, облака приобрели оранжевый оттенок, перешедший через красный в бордовый, а потом врозово-фиолетовый. Сиван расслабилась, убаюкиваемая мерным покачиванием лодки, и почти физически ощутила присутствие Бамби и Родриго, молчаливо сидящих позади нее на корме. В какой-то момент она обернулась и увидела, как голова Бамби склонилась на плечо Родриго, взгляд которого был прикован к мангровым зарослям.

Сиван добралась до Атинса уже в темноте. На берегу ее поджидал джип, рядом с которым стояли Май и худощавый бразилец по имени Серджиньо, присматривающий за участком Мая. Все уселись в джип и поехали куда-то довольно далеко. Атинс, в отличие от Джерри, простирался на обширной территории, а отель, в котором они остановились, находился на берегу лагуны, образованной возле устья одной из многочисленных речек, стекающих в море. Номер представлял собой бунгало, построенное из дерева, глины и кирпичей ручного изготовления под соломенной крышей, а кровать была накрыта балдахином из кружевной москитной сетки.

– Как все изменилось, – удивилась Сиван. – Двадцать лет назад мы спали просто в гамаках, подвешенных во дворах рыбацких домиков, а потом, когда приехали еще несколько аргентинцев, сняли вместе с ними избушку, построенную из глины пополам с соломой с колонкой для умывания и туалетом во дворе.

– Да, изменилось.

– А где Лайла?

– У Ирани.

– Как я понимаю, она уже все знает.

– Знает.

– Это ты ей переводил?

– Я.

Сиван была рада тому обстоятельству, что Май все это время был рядом с Лайлой.

– И как она это приняла?

– Непросто. Дело ведь не только в том, кто она и что она. Дело в разочаровании.

– В разочаровании во мне.

– А еще дело в том, что все, что она себе представляла, оказалось ложью. Она сейчас в шоке, и мне это не кажется, это так и есть.

– Ты думаешь, она готова встретиться со мной?

– Послушай, Си, – произнес Май, взяв Сиван за обе руки. – Дело не в том, что было и что будет. Ты – ее мать, и она прекрасно это понимает. Да, она очень сердится на тебя, но она ни за что не позвала бы тебя сюда, если бы не хотела, чтобы в этот момент истины ты была здесь, рядом с ней.

Сиван кивнула.

– Ну что, пойдем к ней? – спросил Май, улыбнувшись.

– Да. Только прежде я хочу тебе кое-что сказать. Можно?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хотела сказать, – Сиван смутилась, но преодолела минутную застенчивость. – Хотела сказать, что никогда-никогда не любила никого так, как люблю тебя. Даже Яаля. Жаль, что я не встретила тебя тогда, когда мне было двадцать. Не он, а ты должен был быть моей мечтой. Именно такого, как ты, я всегда хотела, и о таком мечтала. Мне очень жаль, что я выбрала не того, и понапрасну растратила многие годы, но я ужасно рада, что все-таки смогла найти тебя. Вот что я хотела тебе сказать.

– Ты знаешь, Си, как я тебя люблю, и я ужасно волнуюсь от осознания того, что ты тоже меня любишь. Во всем, что с нами произошло, есть свой скрытый смысл. Если бы мы встретились двадцать лет назад, у тебя не было бы Лайлы. Все случилось именно так, как и должно было случиться. У нас впереди еще много лет, чтобы любить друг друга, и это – главное.

Правда

Они пошли пешком. Песок под ногами уже остыл. Вокруг, как и прежде, расстилались обширные пустые пространства, поля, болота, там и сям под деревьями паслись небольшие стада коров, но теперь везде, куда ни кинь взгляд, горел электрический свет. Время от времени рядом проезжали багги или пикапы, из окон домов доносились звуки музыки. Дойдя до центральной площади, они миновали старую церковь, свернули в один из переулков и оказались перед домом, на котором красовалась вывеска «Cеu alberto» – открытое небо. Часы показывали только восемь часов, но ресторан был почти пуст. Одинокая официантка убирала со столов грязную посуду.

Они нашли Ирани на кухне. Как и большинство бразильцев, в жилах которых текла индейская кровь, она была невысокой, крепко сложенной, смуглой, черноглазой и черноволосой. Лайла с бутылкой пива в руке сидела не веранде, обращенной в сторону моря, положив загорелые босые ноги на стул. Сердце Сиван затрепетало. Как же они все-таки похожи, подумала она.

Завидев Сиван и Мая, Ирани бросилась к ним, вытирая на ходу мокрые руки о фартук, и принялась оживленно что-то рассказывать, смеясь между предложениями. Сиван наклонилась и обняла ее. Не успели они дойти до стола, возле которого сидела Лайла, как из дома вышел муж Ирани Лусимар и восторженная церемония приветствия повторилась, что дало Сиван время собраться с силами перед предстоящим разговором с Лайлой.

Лайла радушно улыбнулась Ирани и Лусимару, удостоив Сиван лишь вежливого кивка головы. В течение часа все вспоминали те давние дни, когда Сиван была частым гостем в «Открытом небе». Май вспомнил о своем пребывании в Атинсе и спросил нет ли каких новостей о Буне, на что Ирани ответила, что Буна теперь живет в Сан-Луисе и что в последнее время он сильно болеет. Май поделился с ними забавной историей о том, что у Буны было сорок братьев и сестер от десяти разных матерей, и что его отец никак не мог запомнить имена всех своих детей, из-за чего в семье возникали постоянные споры.

Сиван посмотрела на Лайлу, которая все это время смотрела в сторону. Что ей оставалось делать? У нее была только одна дочь.

В конце концов Ирани и Лусимар ушли на кухню и оставили Сиван, Мая и Лайлу втроем.