Тихая ложь

Наступила неловкая пауза. Лайла достала табак, свернула две сигареты и толкнула одну из них по столу в сторону Сиван.

– А теперь скажи мне, как ты могла? – произнесла она, и не успела Сиван ответить, как она повторила снова, – Как же ты могла?

– Я…

– Нет! Не отвечай!

Сиван откинулась на спинку стула и дрожащими руками прикурила сигарету.

– Лгунья! Просто жалкая лгунья, вот ты кто!

– Да, я лгала тебе…

– Ты что, думала, что у тебя есть на это право?

– Нет…

– Знаешь, что мне больнее всего?

Сиван поняла, что Лайла не собирается ничего с ней обсуждать, и решила дождаться окончания ее гневного монолога.

– Больнее всего для меня то, что ты лишила меня матери. Ты лгунья и эгоистка, и поделом тебе, что за всю жизнь тебя никто не полюбил. Вот тут сидит Май, и я говорю ему: «Уходи, она и в подметки тебе не годится». У тебя нет сердца. Она, может, и была больна, но у нее было большое сердце, и она была настоящим человеком. А ты воровка! Проститутка!

– Хватит, Лали, достаточно! – вмешался Май.

Лайла встала, и глаза ее наполнились слезами.

– Ненавижу тебя! – прорыдала она и выбежала из ресторана.

– Оставь ее, – сказал Май. – Дай ей успокоиться. Она еще вернется.

Сиван вспомнила, как однажды рассрердилась на Лайлу, которой тогда было тринадцать лет, и как та, не тратя понапрасну слов просто развернулась и выбежала из дома босиком и без телефона. Тогда Сиван тоже испугалась, что Лайла навсегда перестанет с ней разговаривать, но не прошло и двадцати минут, как она вернулась домой и извинилась.

– А если нет?

– Этого просто не может быть, Си.

– Расскажи мне, как все было.

– Я встретил ее в Сен-Луисе, и мы поехали в Баррейриньяс. Добрались мы туда поздно, и нам пришлось переночевать. Наутро мы взяли лодку и приплыли сюда. Лайле все очень понравилось. Мы прошлись по деревне, а потом поехали с Серджиньо в дюны. Лайла была такая счастливая, прямо светилась вся. Вечером мы пришли сюда пообедать. Ирани вспомнила меня, и я представил ей Лайлу как дочь своей подруги Сиван.

– Вы помните Сиван? – спросила Лайла.

Ирани затруднилась с ответом.

– Тогда может быть вы помните ее сестру Бамби?

– Ее я хорошо помню, – хлопнула в ладоши Ирани. – Правильно, было две сестры – Бамби и, теперь я вспомнила ее имя, Сиван. Я не сообразила сразу, потому что мы звали ее Сивани. Они сняли вместе с аргентинцами дом у Буны. Такие красивые сестры! Как поживает Бамби, и что стало с ее девочкой? Она теперь, наверное, уже такая большая!

Лайла достала из рюкзака фотографию и протянула ее Ирани.

– Да, да, – закричала Ирани. – Вот это беременная Бамби, а рядом с ней – ее сестра Сивани. Все правильно. Какая была ночь!

– Вы можете рассказать мне о той ночи?

– Они пришли к моей матери. У Бамби начались схватки, и было уже поздно куда-либо ехать. Мама проверила ее и решила, что она в состоянии родить дома. Ты знаешь, что у мамы на руках родились все дети в Атинсе? Так что у нее был огромный опыт. Было полнолуние – хороший знак. Поначалу Сивани все время была рядом с Бамби и держала ее за руку, но потом, когда схватки усилились и Бамби стала корчиться от боли, мама позвала моих старших сестер, а Сивани отправила посидеть со мной. Мне тогда было пятнадцать. Мы сидели на веранде и любовались луной. Сивани очень нервничала и все время курила. Через некоторое время мама позвала Сивани внутрь, а вскоре у Бамби родилась девочка, и все закончилось хорошо.

– А что случилось потом?

– Если я правильно все помню, – взволнованно произнесла Ирани, – у Бамби началась послеродовая депрессия. Мама объяснила мне, что такое иногда случается. Она не хотела даже притрагиваться к своей дочери, и мама объяснила Сивани как ухаживать за ней. Через несколько дней они зашли к нам вдвоем поблагодарить мою маму, а вскоре оставили Атинс и уехали в Сан Пауло, чтобы оформить все бумаги. Они хотели, чтобы девочка получила бразильский паспорт, а заодно хотели оформить бразильское гражданство и для Бамби[47 - Родители ребенка, родившегося в Бразилии, тоже имеют право на гражданство.].

– А кто же был отцом девочки? Ты не знаешь?

– Знаю, но раньше это был секрет. Мама сказала нам, что если нас спросят, мы должны говорить, что ничего не знаем.

– Почему секрет?

– Он был женат, и его жена ждала ребенка. Вскоре после того, как они приехали в Атинс, он оставил ее и не возвращался в течение года.

– Постойте! – перебил ее Май, который до этого переводил каждое слово, но не вмешивался в разговор. – Так вы его знаете? Вы можете с ним связаться?

– Все знают Родриго да Ламара, – скромно сказала Ирани. – в двухтысячном году он стал чемпионом Бразилии по серфингу. Потом он оставил это дело, но время от времени все еще приезжает сюда с другими серферами и всегда приводит их к нам обедать.

– Ну вот, – вздохнула Сиван, – теперь у нее есть отец и мать, и я ей больше не нужна.

– Успокойся, Си, – обнял ее Май. – Ее мать это ты. Может быть, ты и не идеальная мать, но ты – самая лучшая мать из всех, кого я знаю. И она вернется. Я уже достаточно хорошо знаю вас обеих и могу с уверенностью сказать, что никогда еще не видел таких отношений между матерью и дочерью. Нам с Лири до этого далеко. Вы не можете жить друг без друга. И поверь мне, она не такая, как Бамби, она такая, как ты!

– Ты ведь слышал, что она мне сказала?

– Я тебя прошу!

– Она сказала это серьезно, Май.

– Можно я скажу тебе, как это вижу я?

– Говори. Ты ведь все равно скажешь.

– Вы обе превращаете то, что могло быть драмой с хорошим концом, в трагедию.

– И что мы теперь должны делать?

– Прежде всего, расскажи мне все новости. Я тут всего одну неделю, а чувствую себя так, словно прошел год. Полное отключение.

Так как делать все равно было нечего, Сиван отодвинула на время свое горе в сторону и рассказала Маю о Мааян с Пелегом, о Яале с Карни и о Михаль и Михаиле. Она не стала рассказывать ему о Лири с Солом, потому что он наверняка и так обо всем знал.

– Я договорилась с Михаилом о том, что он будет присматривать за Михаль после ее возвращения домой. А еще я договорилась с Ноамом, что он возьмет ее к себе в Илель на несколько дней и организует для нее уроки верховой езды – она помнит об этом еще со своей юности. Он совсем не такой уж плохой брат. Просто иногда я забываю о том, что не все люди делают все с такой же скоростью, как я.

– Так, – засмеялся Май, – значит кубик Рубика сложился.