Балатонский гамбит

– Я тоже из Питера, – Наталья улыбнулась.

– Я ей винтовку Федуловой дал, – снова подошел Иванцов. – Ты же знаешь, что это за винтовка, Наталья Григорьевна, это же не винтовка – песня. Ее в музей отдать, а ей и винтовка не помогает. Вот только слезы лить, – он с укором покачал головой.

– Довел человека, Степан Валерьянович, – упрекнула его Наталья. – Воспитательной работой заниматься надо, а не только результаты требовать. Девушка только на фронт прибыла, растерялась, стесняется, а ты ее запугал только, и все.

– Я, Наталья Григорьевна, сам из деревни. А начальство требует, чтоб снайпер норму давал. А у меня только расход патронов и больше ничего. Ты небось к полковнику Чижову? – спросил, успокоившись.

– К нему. Подбросишь до дивизии, Степан Валерьянович? Хоть на телеге, а то ноги отобью пешком идти, – попросила Наталья. – До тебя на попутке добралась.

– Устроим, Наталья Григорьевна, – кивнул тот. – Сейчас Харламыча кликну.

– Я к полковнику съезжу, поручение генерала выполню, – Наталья обернулась к девушке, – а потом к вам вернусь, так мы с тобой чайку попьем, потолкуем. Успокоиться надо, тогда все на место встанет. Поначалу у всех не получается. Вот я с детства по-немецки говорю лучше, чем по-русски, можно сказать. А как первый раз на допрос вызвали, так я, как умная собака, все понимаю, а сказать не могу, язык приклеился. Но потом освоилась, привыкла. Степан Валерьяныч, – крикнула она капитана, – у тебя чайку для меня найдется?

– А как же, Наталья Григорьевна, – ответил тот. – Для тебя у нас все найдется, золотце. Как Харламыч тебя отвезет, так сразу и скажу ему, чтоб занялся.

– Договорились, Надя? – Наталья тронула снайпера за рукав.

– Так точно, товарищ лейтенант, – ответила та в явном замешательстве.

– Меня по имени можно. Наташа и все. Ладно? А на Валерьяныча ты не дуйся, он командир хороший, заботливый, таких бы побольше. К женщинам не пристает, уважает их, опекает. Вы с ним еще подружитесь, я уверена.

5

Маренн осторожно сдвинула руку Йохана со своего тела. Он повернул голову; густые, красиво очерченные брови дрогнули. Она наклонилась, убрала волосы с его лба.

– Тс-с-с, – приложила палец к его губам.

Едва шевельнув губами, он поцеловал ее палец, но глаз не открыл.

– Не спишь? – тихо спросила она.

– Сплю. Еще сплю. Куда ты?

Она встала, накинув на обнаженное тело полосатый плед, подошла к окну, приподняла штору – снег все так же кружился за окном. Было темно, тихо. Она вернулась к постели, легла рядом с Йоханом, прижавшись к нему всем телом. Он в полусне провел рукой по ее груди, бедру, сначала вниз, потом вверх.

– Я счастлива. Я очень счастлива. Я даже не могла себе представить, что операция в Арденнах так для меня закончится. Ничего подобного мне не пришло бы в голову, когда я уговаривала Кальтенбруннера включить меня в состав группы вместо Джилл. Я счастлива, – она поцеловала его в висок.

– Я скажу, чтобы сделали кофе, – он приподнялся на локте, но она снова притянула его к себе.

– Не надо. Не надо привлекать личный состав к моему обслуживанию. Это лишнее. У Мартина в госпитале найдется кофе, все найдется. Главное – не опоздать.

– Пока еще есть время. Тебя отвезут на БТРе, это быстро.

– Тогда поцелуй меня.

Он повернул ее спиной, убрал длинные волосы. Почувствовав его дыхание на шее сзади, она закрыла глаза и откинула голову.

– Йохан, – за дверью послышался голос Шлетта. – «Дас Райх» наконец-то убралась с дороги. Сейчас двинется «Гогенштауфен», а за ними – мы.

Он нехотя отпустил ее. Она вздохнула с сожалением, но ничего не сказала. А что тут скажешь – «Дас Райх» убралась с дороги, значит, «Лейбштандарт» будет выступать. Ей бы сейчас хотелось, чтобы «Дас Райх» толкалась на дороге целую вечность. Может быть, даже затонула там. Хотя бы на время.

Он встал, застегивая мундир, смотрел на нее, с раскиданными по подушке длинными каштановыми волосами.

– Одевайся, – сказал негромко. – Тебя отвезут.

Она кивнула.

– Сейчас.

– Я тоже счастлив, – затянув ремень, он наклонился, приподнял ее за талию и поцеловал в губы. – Я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю, Йохан, – она нагнулась вперед, поцеловала его ускользающие пальцы. – Я люблю тебя.

И сдернула со спинки стула свой зеленый полевой китель.

* * *

– Благодарю, оберштурмфюрер, – спустя сорок минут она спрыгнула с БТРа на дворе госпиталя. Было еще темно, на востоке только-только засерели заснеженные верхушки гор. Машина развернулась и уехала, свет фар проплыл по блеклым стенам домов. Маренн быстро поднялась по каменным ступеням лестницы и вошла в госпиталь. Ее сразу встретил доктор Виланд. Она заметила, он был встревожен.

– Доброе утро, Мартин. Как пациент? – она внимательно посмотрела на него, снимая шинель. – Показатели сердечной деятельности, давление?

– Все в порядке, фрау Ким, – Виланд опустил голову, протирая очки. – Мы все подготовили. Все прошло удачно.

– Тогда в чем дело?

– Вам звонили, из Берлина, – сообщил он.

– Кто, Джилл? – Маренн подошла к рабочему столу, взяла карточку ротенфюрера Карпински, которого должна была оперировать.

– Нет, фрейляйн Джилл не звонила. Оберштурмбаннфюрер Скорцени, – сообщил Виланд. – Три раза.

– А что случилось? – Маренн даже не подняла голову. – Он заболел?

– Нет, об этом он ничего не сказал, – Виланд пожал плечами. – Просто хотел поговорить с вами.

– И что вы ему ответили?

– Я ответил, что вы в войсках. Он сказал, что позвонит еще.

– Вы правильно ответили, Мартин, – она посмотрела на снимок, затем повернулась к доктору. – Разрез будем делать, не разделяя крупных мышечных групп, это впоследствии позволит нам быстрее закрыть рану, я думаю. А эндотрахеальная интубация поможет обеспечить вентиляцию легкого. Вы согласны?

– Да, вполне, – Виланд кивнул и снова протер очки.

– Здравствуйте, Ханс.

Подошел санитар. Маренн надела халат, он помог завязать сзади тесемки. Подал стерильную марлевую повязку.

– Благодарю, – Маренн кивнула, потом взглянула на Виланда – он выглядел растерянным.