Балатонский гамбит

– Не нужно излишне переживать насчет Берлина, Мартин, – с упреком заметила она доктору. – Вас это никак не задевает. Ведь это мне звонили, а не вам. И раз я здесь, я поговорю. Кто бы там ни был. Не волнуйтесь. Идемте к раненому.

* * *

Он позвонил спустя час. Маренн отказалась подходить.

– Скажите, что я занята, – приказала санитару.

– Фрау Ким, – осторожно произнес Виланд, глядя на нее поверх маски и очков. – Несколько минут у нас есть.

– Хорошо, – Маренн положила инструмент, сдернула перчатки, сняла повязку с лица. – Приготовьте мне новую повязку и перчатки, – приказала санитару. – Продолжайте дренирование, Мартин, и следите за содержимым, чтобы не образовывалось много сгустков, иначе процесс затянется, и нам будет очень трудно соединить разорванные концы.

– Я понимаю, фрау, – кивнул тот.

Она вышла из операционной, прошла в кабинет, взяла трубку.

– Почему ты уехала в Венгрию? – Скорцени спросил резко, не здороваясь.

– Потому что получила приказ, – ответила она спокойно. – Я выполняю приказы, как и все. Я не сама себе их выписываю.

– Но в этом не было насущной необходимости, как мне сказал де Кринис. Он хотел, чтобы в Венгрию поехал Грабнер, ты только что вернулась из Кюстрина.

– Ты все-таки заметил, что я вернулась из Кюстрина? – она усмехнулась. – Это радует. Но приказы отдает не де Кринис, а Главное медицинское управление войск СС и подписываются они рейхсфюрером, если тебе это до сих пор неизвестно.

– Грабнер сидит в Шарите, а ты ездишь по фронтам.

– Оберштурмбаннфюрер Грабнер не сидит в Шарите, он там много и серьезно работает. У него еще беженцы, которые попадают под бомбежку, меня освободили от этого. И я не понимаю, что тебя не устраивает. Это же хорошо, если меня нет дома, никаких неудобств. Джилл и Ральф не будут следить за тем, что ты и как делаешь.

– Сколько ты там пробудешь? Я приеду за тобой.

– Не надо, – она сказала очень сдержанно, даже холодно. – В этом нет необходимости. Занимайся своим, я даже не знаю, какое кодовое название имеет все то, что ты делаешь, потому сказать не могу. А вот фрау Гретель Браун-Фегеляйн кодового названия не имеет, потому про нее я скажу прямо, – все-таки не утерпела, хотя говорила себе, не надо, не надо, что толку. – Ты можешь встречаться с ней открыто, если, конечно, ее муж не возражает. Я к тебе больше отношения не имею, ты совершенно свободен. Я уже говорила, нам нечего делить, поэтому мы можем просто сказать друг другу до свидания. И не надо валить все на Рауха или тем более занимать время Вальтера. Они здесь не при чем.

– А кто при чем?

– Никто. Это мое решение. И оно окончательное. Прошу больше не тревожить меня и не занимать оперативную связь. Тут хватает, о чем поговорить, кроме наших личных дел. Увидимся в Берлине. А сейчас, извини, у меня идет операция.

Она быстро положила трубку и вернулась в операционную.

– Как дела, Мартин?

– Оптимальный доступ к аорте в четвертом межреберье достигнут, – сообщил хирург.

– Хорошо, – она снова надела маску и перчатки, подошла к столу. – Будем ставить катетер бронхоблокатора.

6

На взгорке, у самого кювета, одиноко возвышался старый каштан. Его ветви клонились к земле, а подрубленная снарядом макушка безвольно свисала на сучьях. Густая дорожная грязь плотным слоем покрывала ствол, поэтому он казался серым. Только сверху слегка припорошило снегом – просто окутанный пеплом великан, задремавший на перепутье дорог.

Напряженно всматриваясь в туманную даль, – нет ли попутки, – Наталья подошла к дереву, плотнее запахнула воротник шинели. Ветер усилился, пошел противный мелкий снег. До штаба полковника Чижова ее довез Харламыч на телеге, а вот назад к Иванцову придется испытанным транспортом – на своих двоих. Может, все-таки поедет кто-нибудь, подвезут. А лучше всего сидеть было при штабе, не рыпаться. Но комсорг одолел. Не понимает, что ли, какая у нее фамилия. Комсомолка Голицына. Такое не придумаешь. Но Васильков – парень простой, про князей слышал что-то ненароком только в школе, голову себе не забивает. Одно с другим у него не вяжется. Даешь план по вступлению – и баста.

Вдруг вдалеке послышался легкий шум. Он постепенно нарастал. Наталья оглянулась – едут, что ли? Но это только ветер загудел. Он дул все сильнее, злее. Белесый туман превращался в сизо-бурый, снег летел в лицо. Ветви старого каштана с гулом ударялись друг о друга. Все могучее дерево, сотрясаясь, стонало. Что-то с шорохом покатилось по земле, Наталья вздрогнула – всего лишь сук. Глаза слезились. Отвернувшись, Наталья терла веки рукой, глаза щипало. Вдруг рядом остановилась машина. Наталья и не заметила, как она подъехала. Дверца щелкнула.

– Куда направляемся, лейтенант? – спросил мужской голос.

Наталья быстро повернулась – перед ней стоял военный в звании майора. По синему верху фуражки она сразу поняла – НКВД. Только этого еще не хватало.

– Гвардии лейтенант Голицына, – отрапортовала она, отдав честь. – Следую в роту капитана Иванцова. Находилась в штабе полковника Чижова по поручению генерала армии Шумилова.

– И что это вас Чижов в такую погоду одну отправил? – майор покачал головой. – Садитесь, подвезу. Мне по дороге. Я на батарею еду, они как раз рядом с Иванцовым стоят.

– Спасибо, товарищ майор.

Хочешь не хочешь, а все лучше, чем пешком. Наталья обошла машину и села на заднее сиденье. Машина тронулась.

– Простите, не представился, – майор повернулся, протягивая ей руку. – Аксенов. Командирован из Москвы со спецзаданием. А вы из связистов?

– Нет, я переводчица при штабе.

– В темноте не разглядел, – кивнул он. – Переводчица с немецкого? – взглянул на нее заинтересованно.

– С английского. Еще могу и с французского, – ответила она. – Но пока не понадобилось ни разу. Только когда «шерманы» прикатили, так какую-то инструкцию американскую читать пришлось.

– Мне как раз человек с хорошим немецким нужен, – полуобернувшись, Аксенов положил левую руку на спинку сиденья. – Ребят моих подучить. У вас как?

Наталья пожала плечами.

– Не знаю. Немцы не жалуются. Понимают, вроде. И я их понимаю. Бывает, конечно, австрияки попадаются или из Мюнхена южные немцы, там посложнее произношение. А так двадцать раз не спрашиваем. Ни они меня, ни я их.

– А вас как зовут? – майор наклонился вперед, присматриваясь к вошедшей.

– Наталья Григорьевна, – ответила она. – Можно Наташа.

– Сергей Николаевич. А вы, Наталья Григорьевна, на фронте давно?

– Со Сталинграда.

– А сами откуда?

– Из Ленинграда.

– А язык откуда знаете? Закончили что-то?

– Ничего закончить я не успела, кроме школы, – Наталья вздохнула. – Хотела на историко-филологический поступать в университет. Но тут война. Я на летние каникулы к старому другу своего отца поехала, в станицу. Думала, отдохну месячишко, а там поступать. А тут, как началось, – майор понимающе кивнул. – Я хотела в Ленинград вернуться, не вышло. Осталась у дяди Миши. Думала, до Волги не дойдут. А как дошли, – и чего это она разговорилась, да еще с энкавэдэшным майором, за зубами язык держать нужно, помалкивать. – Как дошли, с нашими частями ушла. В госпитале работала санитаркой. Немцы фронт прорвали, мы с девчонками впятером, у нас раненых – все тяжелые, деваться некуда. А впереди только зенитчики, и те девчонки, только со школы. Один офицер над ними. Бегают вокруг пушек, плачут, кричат, страшно, – голос у Натальи дрогнул, – маму зовут. А что звать – стрелять надо. Танки прут. Пушки на прямую наводку. Их там всех перебило. Мы с подружками тоже пошли, когда тех почти не осталось. Так что сразу пришлось пострелять. Двух девчонок у меня на глазах в клочья разнесло. Ну а трое в живых остались, я в том числе. Наши переправу навели, и моряки подоспели, Каспийской флотилии. Вот такое крещение было у меня, Сергей Николаевич. Потом уж легче стало. Когда Паулюс сдался, много переводчиков потребовалось, вот тогда узнали, что я немецкий знаю, я с учительницей занималась до войны. Меня Михаил Степанович Шумилов взял к себе. Так я при нем. И сейчас тоже.

Машина свернула и остановилась у домика с черепичной крышей, где располагался штаб батальона.

– Приехали, товарищ майор, – доложил шофер. – Расположение Иванцова.

– Спасибо, Сергей Николаевич, – Наталья взялась за ручку двери. – Очень выручили.