Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

– А зарядить не пробовал?

– Пробовал, но там другая проблема: что то с кабелем. Так вот и хожу без телефона.

– И как тебе?

– Как-то непривычно… А где Аарон? – решил уточнить Филипп, не досчитавшись одного из друзей.

– Выбежал за кофе, – успокоила его Я'эль. – Мы-то подумали, что это он вошел, поэтому не среагировали.

– Да, вы были хорошо сконцентрированы на процессе, – облегченно сказал Филипп. – И прав ли я, предполагая – судя по той мизансцене, которую я увидел – что вы отрабатывали сцену знакомства Омида с Жасмин в баре?

– Так и есть, – подтвердил его догадку Саад. – Хотя что тут странного: мы оба сидим, рядом с нами люди, мы общаемся друг с другом…

– Вы можете сидеть и дома, а люди рядом – актеры, помогающие в данную минуту с текстом, – утвердительно прозвучал контраргумент Филиппа. – Но то, как вы сидели, как смотрели друг на друга, ваши позы – мне это все не оставило выбора: это было знакомство. Вам даже не обязательно было говорить что-либо.

Так, под общие возгласы одобрения, состоялось возвращение Филиппа после недельного отпуска поневоле. Понимая, что труды, которые он вкладывал в любимое дело и всем сердцем желал, чтобы его любили и все остальные участники, не пропали зря и огонь страсти не угас, Филипп вдруг почувствовал необычайную гордость.

То было новое чувство особой гордости, которое он раньше еще не испытывал. Скорее всего, он не смог бы его правильно описать, если бы его об этом попросили, и не исключено, что тому виной было бы крепко державшее его за плечо чувство стыда. Он хотел бы ослабить эту хватку и оттолкнуть от себя эту обличающую длань, но это чувство усиливалось и вгоняло его в цикл. Филиппу было стыдно за то, что он смалодушничал и исчез со сцены, никого не предупредив об этом, никому не рассказав о своем состоянии, ни с кем не поделившись своими сомнениями. Ему было стыдно еще и за то, что повел за собой поверивших в него людей, а потом свалил, подвергнув их риску последовать его путем. Ему было страшно подумать о том чувстве, которое он ощутил бы, не найдя в помещении театра никого, кроме Ленни, добросовестно проделавшего половину доверенной ему работы и уверенно продвигавшемуся к своей очередной Победе – никого, кто бы знал о том, каким он являлся человеком.

Люди, окружившие его, что-то щебетали, жестикулировали, спорили о чем-то между собой, и все это они делали с улыбкой. Новая волна недавно обнаружившего себя чувства необычной гордости стала снова накатывать на Филиппа, и постепенно хватка на его плече стала ослабевать. Он улыбнулся в ответ на улыбку, кивнул в знак одобрения решения, смысл которого не совсем, если честно, и понял, и вот уже кровь в его плече начала циркулировать в обычном режиме. Боль начала отступать, чувство стыда теряло свою форму…

– Дядя Филипп! – раздался за спиной радостный возглас Аарона.

Услышав этот титул, Агнесса и Симон удивленно переглянулись. Заметив это, Я'эль и Артур взяли на себя ответственность быстренько объяснить им, что к чему, заверяя, что родственной связи между теми никогда не было.

Успев перекинуться парой реплик с Аароном и остальными, Филипп вдруг на какую-то неделимую долю секунды явно увидел себя стоящим у самого края высокой скалы, под которой собрались все, кто сейчас находился в «Кинопусе». По одну руку рядом с ним, вновь обретая свою форму и силу, появлялось уже знакомое чувство, которое он готов был покорно принять, и в плече вновь возникла тупая боль. С другой же стороны к нему подлетел некто, которого Филипп не звал, но появлению которого он был рад. Всем своим внешним видом он давал знать, что несет с собой облегчение, однако голос его звучал довольно строго и обличающе. Еще Филипп успел подумать о сходстве этой сцены с судом, а после глянул вниз на собравшихся… и шагнул вперед.

– Рискнул, короче, – улыбался от уха до уха Маленький Риск, болтая по привычке своими маленькими ножками. Его коллеги бросили на него свои взгляды: Большой Страх – с укором, а Здоровая Дерзость лишь подмигнула ему и, тоже улыбнулась, вновь уделяя внимание сцене. Каждый из них знал об отношении других к происходящему, каждый играл свою роль.

– Вы здесь уже с час, я понимаю, нет? – поинтересовался он. Было около полудня, и по его расчетам…

– Два, – своим бархатным голосом остановила его размышления Я'эль. – Два часа. Мы решили работать подольше, чтобы успеть подготовить имеющийся материал к твоему возвращению и шлифовать его дальше, если останется время.

Глубоко вздохнув, Филипп прогнал подкативший к горлу комок.

– И сколько времени вы… мы еще будем работать сегодня?

– Столько же. После у нас перерыв, а потом уже на сколько нас хватит – от двух до трех часов примерно.

– Так… так… Не могли бы вы показать мне сейчас сцену знакомства Жасмин с Хакимом с переходом на разговор двух братьев? – тихо попросил Филипп.

– Аарон, Агнесса, Саад – работаем, – отчеканила Я'эль, хлопнув в ладоши. – Симон, Артур – следим за репликами.

Филипп был приятно удивлен, видя, как умело организовывала работу своей маленькой команды Я'эль.

«За эту неделю они не только не растеряли то, что накопили, но и улучшили свои профессиональные и личные качества», – слышал Филипп в своей голове все тот же строгий голос.

– После того, как они закончат, я покажу вам несколько эскизов, – добавил Марк Эго, обращаясь ко всем. Вполне могло оказаться, что все уже видели эти эскизы, и он тем самым лишь хотел приободрить друга, который несомненно боролся с какой-то мучившей его проблемой. – Это чтобы вы не подумали, что я не работал. Так, Филипп, давай к нам!

– Ага… Нет, сейчас я хотел бы отсюда понаблюдать, – может быть и не очень тактично, но уверенно отказал ему Филипп, не постеснявшись, однако, одолжить телефон, предварительно переведя программу диктофона в режим записи.

Он занял место в центре второго ряда, по привычке положил рядом с собой телефон, уперся локтями в колени и, сцепив пальцы в замок, уткнулся в него носом, ощущая своими ладонями каждый тяжелый выдох. Время от времени он клал руки на спинку кресла перед ним, подпирал голову то одной рукой, то другой, затем снова возвращался в исходное положение. Он нервничал, но старался не переносить свое напряжение на актеров. Досмотрев обе сцены до конца, он еще некоторое время посидел в кресле, словно обдумывая, что сказать терпеливо ожидавшим его замечания актерам, а после встал и, медленно проходя мимо рядов к сцене, сказал:

– Мне все нравится в каждой из сцен, и я не могу не отметить, как хорошо вы сами над ними поработали. У Саада отлично работает жестикуляция, а то, как Агнесса обменивается взглядами с Аароном заслуживает отдельной похвалы. Артур – тоже молодец! Я сейчас иначе буду относиться к позиции брата. И тем не менее при всем при этом… у нас есть одна большая проблема.

В повисшей тишине звучали лишь шаги Филиппа, добравшегося до сцены, и шорох разворачиваемых пакетов с едой, которым Томми и Ленни оповещали всех о том, что настало время их отдыха, во время которого они обычно внимательно наблюдали за работой актеров.

– У нас есть две отличные сцены, но я не вижу, как их можно соединить и сыграть на одном дыхании. Они такие разные, а переход получается таким резким. Речь даже идет не об этих двух сценах, а обо всей пьесе в целом. Я прекрасно вижу фильм, который можно снять на ее основе, но я полностью упустил понимание того, как сыграть все это на сцене театра, если вообще когда-либо обладал им.

Филипп подошел к краю сцены и сел, свесив ноги. Взгляд, выдающий его полное разочарование, уткнулся в пол. Кто-то глубоко вздохнул. Словно пытаясь найти источник этого многозначительного звука, Филипп посмотрел в ту сторону, откуда он до него донесся. Аарону было суждено первым встретить этот бесстрастный и абсолютно холодный взгляд, и его пробрал холод. Филипп оглядел всех, кто был перед ним, исключая лишь Ленни с Томми, которые активно пережевывали свои сэндвичи.

Когда взгляд Филиппа встретился со взглядом Саада, тот сказал:

– Это не страшно. Это бывает. Проходит вдохновение, улетает муза. Потом все вернется. Режиссер сможет найти правильное решение, на то он и режиссер.

– Я никогда им не был.

– Что? – как-то сразу и очень кратко переспросил Саад.

Томми в этот момент видимо показалось, что они ставят какую-то сцену и отыгрывают ситуацию, о чем не поленился вполголоса поделиться впечатлениями с Ленни, но тот вовремя осадил его.

– В каком смысле? – снова спросил Саад.

– В прямом, Саад, в прямом. – Холодная маска исчезла с лица, и на нем снова нарисовалось глубочайшее разочарование. – Я никогда не был режиссером, художественным руководителем, постановщиком, кем бы там еще меня ни называли. Я никогда не был профессионалом в театре. Это всего лишь… всего лишь мое хобби.

Филипп снова опустил глаза, а после, сделав глубокий выдох – то ли от облегчения, то ли от безысходности – снова уперся локтями в колени и опустил лицо на ладони, словно он, пристыженный, пытался спрятаться от всех в этих ладонях, как в самой глубокой на свете яме.

Если суть фразы «Дядя Филипп!» Я'эль и Артур смогли по-быстрому объяснить Агнессе и Симону, то сейчас они были в тупике: кто бы им объяснил, что происходит. Кто-то на их месте мог бы в лучшем случае встать, тихо собрать свои вещи и выйти из «Кинопуса» в последний раз. Те, что с нравом покруче, могли бы вспылить и устроить Филиппу скандал, обвинив его в шарлатанстве и авантюризме. Может быть Филипп и заслуживал всего этого, но на лице Саада не было и тени гнева. Молча переглянувшись с Аароном, он кивнул ему.

«Не хватало нам, чтобы еще ты оказался профессионалом», – услышал Филипп голос слева от себя.

«Точно, повидали мы таких – и хватит», – поддержал его другой голос справа.

«Если честно, Филипп, то мы и так знали, что ты не профессиональный режиссер. Аарон рассказывал нам о тебе.»

«Еще бы я не рассказал вам, когда вы приперли меня к стенке, давай, мол, рассказывай, кто это и откуда он все это понимает и умеет.»

«А помните, как он нам задания давал по нашим ролям, когда мы «Ромео и Джульетту» ставили? – добавился третий, женский голос. – Я тогда всю пьесу перечитала заново, выискивая даты и имена, словно маньячка какая-то. Времени-то у меня было завались – всего три фразы в спектакле.»

«А я статью в газете вспомнила, – прозвучал бархатный голос прямо по центру, – а еще как мне пришлось играть мужчину, историю которого сама же и придумала – аптекаря.»

После этой фразы послышался легкий шорох и этот же голос прозвучал с более близкого расстояния.

«Не знаю, довелось бы нам сделать все это, если бы случай не свел нас с тобой, Филипп.»

А Филипп все слушал и слушал. Помимо этих голосов он слышал пульсацию крови в сосудах, колкий звук время от времени сглатываемой слюны, шуршание томмиевского целлофана, и еще все тот же строгий голос, который не говорил ничего определенного – скорее он, удовлетворенный сдержанным обещанием Филиппа, напевал себе под нос – если такой у него и был вообще – какую-то незатейливую мелодию. А может это был сам Филипп?

Особо не мешкая, он опустил руки, открыв взору покрасневшее лицо и слегка воспаленные глаза.