Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена

– Ну вытянули мы с вами «Ромео и Джульетту», ну писали о нас. Я считаю, что это просто получилось.

– Нет, не просто, – наконец заговорил Симон свои басом, торопливо садясь на край сцены слева от Филиппа. – «Просто» такое никогда не получилось бы, если б не сила воли, не твое желание не пустить все на самотек и не сдаться рутине. Вот это сделать действительно просто. Это все умеют. Большинство профессионалов как раз таки и обращают все в обыденность, в серость, а то, что ты уже нам успел дать, нас обогатило.

У Филиппа кольнуло в сердце.

– Поверь, то, что мы сделали было важно, а то, что делаем – важно вдвойне. Если надо снять фильм – снимем, только, если честно, я не уверен, что у нас все получится качественно, по правилам. Это потребует больших вложений, и умений… и знаний… и вообще. Не уверен я в кино. А вот в спектакле я уверен. Мы сделаем. Мы склеим и эти две сцены, и поймем как собрать все остальное. Мы ведь, если захотим, сможем сделать все, что угодно.

– Ты ведь просто захотел сделать то, что другие не могли, и, в принципе, не видели как это можно было сделать. Ведь так? – спросила Я'эль.

– Ну так… – тихо ответил Филипп, разглядывая узоры на длинной юбке Агнессы, которая уже сидела справа от него.

– Ну а теперь – ты уж нас извини за дерзость – теперь уже мы хотим сделать Блудного Сына, и если ты нам не помогаешь, то хоть не мешай. Только с текстом подсоби, ладно? Очень уж он у тебя хорошо получается, – добавила она после короткой паузы.

Меньше, чем за полминуты вокруг Филиппа собралась группа самых близких ему людей. Они окружили его кольцом, не очень плотным, но достаточно ощутимым для того, чтобы он смог вдруг представить себя в надувной шлюпке, дрейфующей в открытом море, и эта шлюпка была единственным предметом на земле, который в эту минуту гарантировал ему жизнь и давал надежду на будущее. Кто-то тихо вздохнул, кто-то положил руку на его плечо.

«Кстати, а где же чувство стыда? Куда пропала его железная хватка?»

Филипп чувствовал на себе сочувствующие, теплые взгляды и на все сто был уверен, что это тепло исходило от их улыбок.

«Собраться. Говорить медленно. Дышать. Держаться.»

– А я… я еще вспомнил хозяина – забыл, как его звали – хозяина «Закусочной». Аарон, Я'эль и Саад знают, о чем я говорю. Мы все потом обязательно поедем туда еще раз. Очень хорошее место…

Аарон сжал своей ладонью его плечо, на котором она неподвижно лежала с минуту.

– Принц Датский… – тихо сказал Филипп, единственный, кто мог почувствовать это. Он улыбался от того что вдруг явно ощутил, как теплеет у него на душе. – Я помню, как отец мне сказал однажды: «Ты будешь счастливым, если в тот час, когда это будет необходимо, рядом с тобой будет тот, кто поможет тебе раскрыться и по достоинству оценить твой талант». Мы с ним время от времени говорили о всякого рода жизненных ситуациях, но я по своей юности и несознательности почти все пропускал мимо ушей. Но эта фраза застряла у меня где-то между правым и левым ухом. Видимо, отец вложил в нее все свое актерское мастерство и должным образом донес ее до меня. Так она там и пролежала три с лишним десятка лет, чтобы сегодня вдруг вот так взять и проявиться. «…Тот, кто поможет тебе раскрыться и по достоинству оценить твой талант». Вот кто был профессионалом! «Ты будешь счастливым, если…»

Такие сцены не всегда бывает легко закончить, и иногда на помощь приходят спасительные круги, руки помощи и соломинки разного рода. На этот раз это был Томми, внезапно чихнувший так громко, что Ленни, находившийся в непосредственной близости от источника этого взрыва, не сдержался и одарил его подзатыльником, сопроводив каким-то неудачным, но крепким ругательством, состоявшим из обрывков нескольких матерных слов, каждое из которых он, видимо, хотел произнести. Хохот, поднявшийся с края сцены, уже было не заглушить.

Каждый из участников этой молчаливой сцены с объятиями и улыбками чувствовал себя причастным к чему-то очень важному. И каждый, независимо от себя, ощущал свою важность. Никто из них не стал обмениваться своими мыслями и ощущениями. Да и нужно ли было им это?

Филипп объявил, что сегодня он уйдет раньше остальных и не появится еще с неделю, заверив, что на этот раз никому из них не стоит беспокоиться о его состоянии.

– Я в полном порядке, и сегодня я с полной ответственностью говорю вам: через неделю мы будем работать с полным текстом пьесы. По сути, он уже готов, мне лишь нужно время, чтобы выплеснуть его на бумагу.

Страх. Удивление. Гордость, граничащая со стыдом. Неизбежность риска. Разочарование. Снова стыд. Внезапное ощущение бесценности момента.

Иногда такая цепочка состояний может привести к Счастью.

Глава 17. «Садитесь поудобнее…»

– Мы сделаем это очень осторожно, – заговорил наконец Филипп, отвечая тем самым на многочисленные безмолвные вопросы, задаваемые его друзьями.

Они терпеливо ждали момент, когда он начнет знакомить их со своей историей: актеры, впервые увидевшие его четыре месяца назад – на сцене, старые друзья, знавшие его чуть ли не с детских лет – в зале. Все понимали, что сейчас они будут посвящены в ту историю, которая была распечатана в нескольких экземплярах на белых листах бумаги, хранящихся в папках. Они были сложены в аккуратную стопку на стуле, рядом с которым он стоял. Немного нервничая в течение краткого введения в особенность сегодняшней репетиции, Филипп время от времени брал одну из папок в руки, а после возвращал ее на место, снова брал, и снова аккуратно клал ее на вершину стопки.

Но не меньше их интересовала и другая история – та, что не была записана на бумаге, та, которая до самого своего конца будет существовать лишь в черновом варианте с многочисленными исправлениями, ссылками на другие источники, исправленными словами и целиком перечеркнутыми страницами, ни одна из которых не может быть вырвана из Великой Книги Жизни. Лишь после того, как будет написана последняя строчка на последней странице, книга эта приобретет свою окончательную форму, и лишь тогда исчезнут все исправления и помарки, каждая глава будет пронумерована, озаглавлена и вынесена в стройный список под названием «Содержание», будет решено, каким из графических набросков можно стать цветными иллюстрациями, украшающими повествование, а каким суждено быть забытыми, и все страницы будут упорядочены и подшиты. За исключением имени и двух наборов чисел, вписанных, соответственно, после слова «Жизнь _____________» и в трафарет из двух скобок с тире посередине, обложка этой книги ничем не будет отличаться от обложек миллиардов других таких же книг, которые либо уже заняли свои места на полках, либо бумага и чернила для создания которых еще даже не были произведены на свет.

По правде говоря, всех присутствующих, за исключением лишь Томми, который сейчас охотно помогал с установкой аудиотехники подключившемуся к работе Ласло, интересовала текущая глава этой книги. Она продолжала строиться прямо сейчас, в данный момент, на сцене этого театра, который с каждым днем все быстрее приближался к своей обновленной форме. Но каким именно содержанием хотел Филипп заполнить сейчас эту форму? Входило ли в его планы рассказать о себе и о своей внутренней борьбе, или все же он всецело посвятил себя заботе о судьбах вымышленных ими персонажей? А что если он совместил обе цели, закодировав сеанс целительного общения с друзьями на страницах, находящихся в этой папке, которую он никак не может оставить в покое хоть на пару минут?

– Сейчас мы еще раз прогоним все, что уже знаем и что не раз прогоняли на репетициях, но сделаем мы все в формате обычной, но не стерильной читки. Я видел вас в действии и доверяю вашим актерским навыкам и инстинктам, и именно поэтому я хотел бы попросить вас помочь мне. Я сделал несколько незначительных изменений в первой части текста, с которой вы все знакомы, и так как у нас не намечается пополнений в коллективе – да и поздно уже будет, я уверен – я немного перераспределил роли между вами. В тексте вы встретите указания читать речь персонажа, ранее вами не воплощаемого, или же вы будете читать реплики сразу за нескольких. Текст рассказчика – да, не удивляйтесь, у нас появился еще и Рассказчик, что-то наподобие древнегреческого Хора – будет эдаким переходящим знаменем.

Обрисовывая нюансы новой формы своей работы, Филипп наблюдал за тем, как изменялись выражения лиц друзей. Каждый из них по-своему и в разной последовательности проходил через состояния удивления, сомнения и азарта. Наконец, он почувствовал, что все они были спокойны и готовы к началу.

– Вы уж потерпите немного. Я должен попытаться ощутить, разглядеть как можно больше аспектов своей авантюры, для чего мне нужно попросить вас сделать ее своей собственной. Одному мне это, скорее всего, будет не под силу, но, зная вас, я с нетерпением предвкушаю тот момент, когда мы все откроем первую страницу и начнем… читать. И я ощущаю свежесть от легкого прикосновения ее величества Надежды.

Наконец, он переложил многострадальную папку за стопку и перешел к раздаче остальных экземпляров, торжественно зачитывая имена участников авантюры, прописанные на обложках.

– В процессе читки вы познакомитесь с новыми персонажами, которых я сейчас не буду озвучивать. Скажу лишь, что окончательное имя старшего сына – Дариуш, а его отца – Гиваргис.

Словно ему еще чего-то не хватало, Филипп решил выступить с кратким вступительным словом.

– Сегодня у нас особый день. Сегодня мы представляем на свой собственный суд то, что мы с вами создали за эти несколько месяцев. Никоим образом я не считаю это… – Филипп бережно вынул из папки свой экземпляр, демонстрируя всем титульный лист, – своим личным достижением. Мы все это время подпитывали друг друга идеями, поддерживали делами и словами, доказывали правильность выбранного нами уникального пути и не давали усомниться в безумности нашей общей авантюры, и именно это позволило нам дожить до сегодняшнего дня и быть готовыми в этот момент и в этом месте сделать то, что мы однажды просто очень сильно захотели сделать. Именно поэтому я пригласил сегодня всех наших друзей, которые согласились помочь нам в этом. Спасибо вам большое, дорогие наши Ленни и Ласло, Максимилиан и Минервино, Марк, Лина и Аби. Без вас нам было бы не дойти до сегодняшнего дня. Именно поэтому вы сейчас и с нами. Да вы, собственно говоря, никогда нас и не покидали. Не так ли? – обратился он к актерам, с нетерпением ожидавшим начала работы.

– Так, так! Именно так! А как же?! – согласно подтвердили они слова Филиппа, не нашедшие однако поддержки со стороны Лины и Марка Эго.

– Вот-вот, и на любые их возражения по этому поводу я поспешу заверить: нам ли этого не знать?!

Под дружные возгласы одобрения Филипп сделал небольшой поклон, обратившись в сторону сидящих в зале дорогих гостей. Когда же эмоции сошли на нет, он понял, что вступительную речь пора уже было завершить. Сделал он это от имени всей труппы обретающего свою форму и сущность нового театра.

– Ну а теперь мы, наконец, хотим представить вашему вниманию нашу новую работу. Мы надеемся услышать от всех вас любые комментарии, указания и замечания, которые вы сочтете важными для улучшения конечного результата. Принято говорить: «Не судите нас строго». Мы же просим вас: судите нас строго, ибо мы вам верим и доверяем. Теперь же, с легким сердцем и чистой душой, мы начинаем.

Заняв свое место, Филипп сделал еще одно внеочередное дополнение.

– По ходу читки Максимилиан и Минервино будут корректировать свет прожекторов, подсветку, пробовать фильтры. Они большие мастера своего дела и знают что и когда можно пробовать, не нарушая естественный ход репетиции. Однако им не чужды эксперименты в реальном времени, поэтому если вдруг что-то из их действий вам покажется неуместным не спешите осуждать их в непрофессиональности, ведь может статься, что это мы что-то да где-то не улавливаем. У Макса и Минни сейчас начинается репетиция особого рода, за которой, я уверен, вам будет приятно наблюдать. И не судите их строго.

В зале воцарилась тишина, которую не посмел нарушить даже Томми, который умылся, только что закончил переодеваться и был готов к выходу. По существу, у него еще оставалось немало дел на сегодня, но Ленни успел до начала читки разъяснить ему ситуацию и разрешил прогулять половину рабочего дня. После недолгой паузы Филипп сделал глубокий вдох и кивнул. Перевернув титульный лист, Я'эль, несколько озадаченная специальным указанием с ее именем, начала читать.

«Подходите ближе, если вам интересно послушать историю, которая не оставляет меня в покое вот уже несколько лет с того времени, когда я впервые ее услышал…»

Молчаливое удивление снова нарисовалось на лице Я'эль, но она не запнулась и продолжила.

«Садитесь поудобнее, ведь если она вам до времени не наскучит, то будет очень кстати не беспокоиться о поиске вакантного кресла ближе к ее концу. Дожевывайте побыстрее ваш гамбургер, иначе скоро вы будете выглядеть нелепо, вытирая ладонью свои жирные губы. А теперь выберите одну из стран Ближнего Востока и представьте себе в ее столице огороженный высокой стеной с неброскими, но мощными воротами богатый дом, возвышающийся над окружающими его домами поменьше, которые, словно в трепетном уважении, отдалились от него и с интересом наблюдали за происходящими в нем событиями.

Хозяин этого дома – знатный и глубоко всеми уважаемый человек по имени Гиваргис, отец двоих сыновей. Старшего зовут Дариуш, младшего – Омид. Вот, казалось бы, и все основные персонажи истории, за судьбами которых мы будем наблюдать. Однако в реальной жизни все может перевернуться с ног на голову если на жизненном пути появится та или иная незначительная на первый взгляд фигура. Иногда об этом говорят: «Все изменилось по воле случая». Но обладает ли случай волей?»

– Как вы думаете, коллеги, чем закончится сегодняшняя репетиция? – без всякого самомнения спросил Маленький Риск у так же послушно занявших свои места Большого Страха и Здоровой Дерзости. – Сможет ли он…

– Меня больше волновало то, как она начнется, – спокойным голосом прервал его первый. – Мы ведь прекрасно понимаем, что наша заслуга в том, что произошло за эту неделю, мягко говоря, немала. Так что в этом я позволю себе – и вам порекомендую – не сомневаться: он сможет. Но вот сейчас мне кажется, что я получил ответ и на интересующий меня вопрос. Заметьте, еще позавчера у него не было этой идеи.

– Здесь и Сейчас… Не то, чтобы он стал злоупотреблять своими привилегиями, – задумчиво продолжила Здоровая Дерзость. – Пусть вмешивается, пусть дает надежду, но только пусть не создает иллюзию того, что он может делать это вечно. Мы прекрасно понимаем, что нарушать его планы нам не дано, и что даже если мы и создаем то или иное настроение он всегда вправе брать его за основу, за данность и действовать по своему усмотрению. Но и он должен понимать, что ему опасно становиться осязаемым, контролируемым, а там уже и рукой подать до перспективы быть пойманным и превратиться в какой-нибудь натюрморт.

– Уж как знать, – многозначительно заметил Большой Страх, приподняв левую бровь и склонив голову вправо. – В такие моменты творческие люди говорят, что их якобы посещает муза. А ведь в действительности они попросту попадают в точку, в которой сходится множество их возможных состояний, в которых они бывают способны обрести себя, нащупать свою сущность и ощутить – смешно сказать – Счастье.

– Но ведь каждый из них может достигнуть этого состояния, – справедливо заметил Маленький Риск.

– Да, – согласно кивнул Большой Страх, – просто у творческих личностей это все выражается в создании чего-то нового, в наполнении их собственного и окружающего их миров чем-то новым, ранее не существовавшим. Потом они все, конечно же, умирают, но свидетельства обретения ими Счастья будут жить.

– А после прохождения ими этой самой точки они… – вопросительно посмотрел на собеседника Маленький Риск.