Басурманин. Дикая степь

– Ну, да ладно, что с тобой поделать, – встал, наконец, Гридя. – Поможем.

Обрадовался купец, словно только того и ждал. Подскочил с земли, как младой, засуетился. Будто уверен был, что не откажут. Спешно костёр разметал, хоть и не просили его – явно торопился. Не по нутру Владиславу оказалась эта суета! Ох, не по нраву!

– Неладное чую, не к добру сие! Давай за подмогой пошлём? – схватил Владислав Гридю за рукав.

Тот лишь ухмыльнулся.

– Ты же неробкого десятку, княжич! И силушкой не обделён. Вон как лихо нас раскидал. Игнату, вишь как, дюже тяжко пришлось под натиском твоим богатырским. Чего спужался-то? – наскоро поправляя упряжь, отшучивался подручник. – Сами управимся. Не впервой, чай!

Княжич оглядел ратников. Незнамо откуда взявшееся беспокойство никак не хотело покидать. Но, глядя, как спокойны воины, поразмыслил: может ему привиделось дурное, и в том, что купец поспешает, нет ничего худого?

Путь до лесочка оказался недолог. Редкие деревья перелеска кончились, а луг, широкой скатертью раскинувшийся за ним, хорошо проглядывался. Окинув взором окрест себя и не приметив никакой опасности, княжич немного успокоился.

За лугом началась низкая поросль с редкими деревьями, а за ней овраг. Послышался шум воды. Всадники спустились с пригорка, и их взорам предстало удручающее зрелище: груженная по виду тяжёлыми мешками и тюками телега, наполовину свалившаяся в реку.

– Эко тебя угораздило! – воскликнул Гридя, спрыгивая с коня.

– Да, вот же. Никак самому не управиться, – продолжал жалиться купец.

Воины спешились. Ухватившись за оглобли, тяжи и навесы враскачку, не без труда вытянули телегу из реки. Поклажа и впрямь оказалась очень тяжела. Княжич с недоверием поглядывал на купца. Странный он всё же. Пока ратники управлялись, он стоял под деревом, коня сваво не привязывал, оглядывался, и даже не помышлял лезть в воду. Но стоило повозке оказаться на берегу, вновь заколготился, задёргался, забегал.

– Передохни?те, малость, – заботливо суетился купец. – А я покамест пойду хворосту для костра принесу. Обсохнуть надобно.

Сказал, и словно в воду канул, исчезнув в кустах.

– Не по нраву мне сей купец! – только и успел вымолвить княжич.

Над головой просвистела стрела и вонзилась в грудь стоявшему рядомратнику.

– Вороги! – вскричал подручник, и тут же был сражён другой.

Дружинники повскакали с мест, похватались за щиты да мечи. Поздно. Отовсюду летели стрелы, жаля смертоносным остриём верных княжеских ратников.

Владислав не успел опомниться, как оказался в двойном кольце из павших ратников и, перешагивающих через убитых, отовсюду наступавших басурман.

– Я вам живым не дамся! – успел выкрикнуть княжич, пятясь к телеге и выхватывая из-за пояса кинжал.

В какой-то миг перед глазами оказалось лицо купца. Немолодой басурман, крепко держа того за грудки, взмахнул рукой, острым кинжалом перерезал ему горло и, скалясь, отбросил в сторону. Что-то тяжёлое больно ударило княжича по макушке. В очах померкло, ноги подкосились, и он повалился наземь.

Глава 4

Три телеги, доверху груженные тяжёлыми тюками, медленно тащились к городским воротам. Первая лошадь спотыкалась и возчик, больше похожий на захудалого купца, чем челядина, похлопывал её по шее, дёргая за поводья. Прихрамывая на обе ноги, словно его переехал обоз, следом шёл другой возчик. То и дело, озираясь по сторонам, он оглядывался на третьего, тощего как жердь, проявляя нетерпение и беспокойство.

– Эй, отворяйте! – придерживая лошадь за усцы, прокричал первый возчик в добротном, перепачканном сажей кафтане, когда телеги остановились у ворот.

– Чего везёте? – из башни высунулся ратник.

– Товары везём, купца, что по реке пришёл. Отворяй уж, небось, заждались нас.

Ратник исчез, и почти сразу в воротах появилось двое крепких стража. Один, что помладше, высокий, плечистый, остался стоять, преграждая путь всякому, кто решился бы пройти мимо него в речные ворота. Другой, рябой, постарше и пониже ростом, недоверчиво взглянул на людей, подошёл к первой телеге, ткнул кулаком пару тюков, перешёл ко второй. Осмотрев со всех сторон третью, потыкал ещё один мешок, с виду рыхлый.

– Зерно?

– Т-тк-кани, п-пушнина всякая, ш-шерсть, – отозвался худой возчик.

Ратник кивнул и пошёл к воротам. Проходя мимо средней телеги, ещё разок ткнул кулаком в поклажу и махнул рукой:

– Проезжайте.

– Б-благодарствуем!

Громыхая по вымощенному брёвнами настилу, обоз въехал в ворота. Одна телега, скрипя навесами, направилась к княжескому терему. Две другие, свернув в узкую улочку и проехав пару дворов, остановились. В лучах заходящего весеннего светила заплясали тени и, словно хоронясь от досужих взглядов, скользнули к городской стене.

– Чего встали? Ни проехать, ни пройти.

От неожиданности возчики вздрогнули и обернулись. По деревянному настилу, ругаясь почём зря, плюгавенький мужичок в рваной рубахе тащил на верёвке козу. Злясь на весь белый свет, он осыпал упирающуюся животину ударами лозины.

– Шевели копытами, скотина беспутная. Всю душу мне вынула, окаянная. И вы тут с телегами вашими. Чаво шастаете? Чаво вынюхиваете?

Возчики переглянулись и наперебой стали успокаивать встречного.

– Добрый человек, не серчай, сделай милость.

– З-зап-плутали м-малость.

– На торжище надобно нам. Товары знатные везём.

– Д-дорогу не ук-кажешь?

– А… Купеческие, стало быть? – пробурчал мужичок, покосившись на заику. – С пристани значится? Заждался вас, заблудших-то, Нечай, тиун боярина Яра Велигоровича с зорьки самой челядь от себя не пущает, вас дожидаетси. На всё торжище крику с утра: «Где эти шельмы! Куда подевалися?» Мальчонку сваво загонял, всё на реку посылат.

– Да разве ж в том наша вина?

– М-мы люди п-подневольныя!

– Ну да, ну да! – закивал головой мужик и об чём-то своём задумался, подёргивая за верёвку козу, которая смирнехонько стояла возле телеги и поглядывала вокруг.

– Т-так дорогу ук-кажешь? – дёрнул его за рукав заика.

– Туда, туда ехайте. Вон, где колокольня небо подпират, – махнул мужичок в сторону. – Токмо, вы того, станут бранить, так вы молчки, молчки. Да очи долу. Тиуну перечить не моги. Он у нас нраву лютого! Кто слово поперёк сбает, тому батагов наваляет, ног не сдвинуть, рук не поднять. Эх, горемыки!

И, хлестнув козу для верности ещё разок, мужичок потащил животину дальше.

Подождав, пока плюгавый скроется из виду, возчики стеганули лошадей, и обоз медленно пополз вдоль крепостной стены. Несколько раз останавливались телеги, прежде чем добрались до торжища. Как же тут было многолюдно! Купцы заезжие предлагали заморские диковинки, аксамитовые ленты и ткани, пушнину, соль. Мужики подолгу задерживались у телеги кожевника. Свой-то в прошлую зиму помер бездетным. Теперь вся надежда была только на пришлых торговцев. Ребятки малые цеплялись за мамкины юбки, путаясь под ногами.

Между лавками и лотками сновали то тут, то там пышнотелые девицы в нарядных сарафанах. Длинные косы, украшенные лентами, спелыми колосьями лежали на груди или свисали за спиной. Дольше всего они задерживались у лотков с костяными гребнями, вышитыми накосниками, украшенными жемчугом корунами и перевязками. Много было и деревенских девиц в простеньких сарафанах и берестяных очельях. Они приезжали с матушками на торжище за нарядами к свадьбе. Височные кольца разных размеров да жемчужные ширинки бережно заворачивались в платки и отправлялись в лубяные кузовки, купленные на соседнем лотке у Щени и его сыновей. Каких только корзин тут не было: ивовые, берестяные, и прочие из разных веток, большие и маленькие, круглые, длинные, коробами. А ещё у Щени самые знатные в округе детские люльки. Каждого покупателя Щеня отправлял на соседнюю улицу в кузню, где в подручниках подъедался сын его сестры Пруша. Вешая рядом с подтопком колыбельку, молодухи могли не опасаться, что она оборвётся. Прушины кольца с мотком славились по всей округе. Крепкие. Надёжные.

– Веретёнца, иголочки!