Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

– Она… сумасбродная девица, как и все в этой порочной семейке. Она сама убила своего братца.

– М. И если папаша не закроет рот, ты откроешь правду об их греховности всему городу, не так ли.

– Вот именно, – прошипела женщина. Прядь каштановых слегка вьющихся волос выбилась из-под белого платка и падала на ее лицо.

– У меня все еще один вопрос, Кончита, – он, наконец вышел в полосу света и она рассмотрела его как следует. Антрацитовые глаза, пробирающие, оголяющие душу. Красивое, крепкое, стройное тело с звериными чертами. Длинная узкая морда с тонким, слегка горбатым носом, и поблескивающая чудовищными зубами недобрая ухмылка. – А кто же тогда делал снимки?

Решение было принято мгновенно. Черт с ним, с трупом, придумает что-нибудь – этого щенка нужно убить. Она выхватила спрятанный в широком рукаве кинжал и с воплем кинулась на мужчину. Ей показалось, что она врезалась в каменную стену, покрытую густой гладкой шерсткой. Он как-то ловко выкрутил и ее руку и ее саму, так что кинжал мгновенно выпал из ослабевшей кисти, руку и голову пронзила жуткая боль. А пес оказался у нее за спиной и более того цепко схватился за гриву шелковистых волос, успев ко всему прочему сорвать с нее монашеский целомудренный платок. Он без труда опустил ее на колени.

– Кто ты такой, черт тебя бери!? – закричала она, в бешенстве от собственной беспомощности. Много лет имея дело с подростками она уже и забыла, что взрослые мужчины могут быть несколько сильнее.

Он наклонил лицо к ее голове. К ее уху. Его рот был так близко, что по затылку, шее и спине побежали мурашки.

– Я твоя смерть, Кончита.

Женщина взвыла. Она завизжала со всем отчаянием, на которое была способна ее душа. Она поверила сразу. Как-то вдруг ей стало понятно, что этот – не врет, что он не нанятый горожанами хулиган, чья задача ее припугнуть и на полпути не остановится. Она билась в стальной хватке, как птица в силке, пытаясь укусить, достать, поцарапать своего палача. Он держал ее крепко и просто ждал. Пока слабость и какое-то безразличие не накатили на нее, не залили ее тело свинцовой усталостью. Она тяжело осела на мраморный пол.

– Что ты хочешь от меня?

– Покаяния.

При этом слове она взвилась с новой силой.

– Покаяния!? Покаяния!!?? Ты пришел убивать, так убивай! Судить меня ты не смеешь! Никто кроме Бога не смеет судить меня! Ты подавишься моей жизнью, чертова нелюдь, но покаяния от меня ты не дождешься!

– Я как-то так и подумал, – спокойно согласился пес и словно бы не прилагая никаких дополнительных усилий пошел к столу, увлекая за собой визжащую женщину. Он грубо уложил ее на гладкую отполированную поверхность тяжелого стола и к ее несказанному ужасу навалился сверху, прижимая, лишая возможности двигаться. Она наконец-то поняла, что он собирался с ней сделать и бережно взращенный с самого детства страх сковал все ее естество ледяными кандалами.

– Я все скажу! Я все скажу! И предстану на народном суде! – запричитала она и слезы полились из ее прекрасных глаз, обжигая кожу на щеках. – Я сделаю все, что захочешь, только НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!!

Одной рукой он прижимал ее к столу, парализуя движения, а второй развязывал или распарывал шнуровку на ее платье.

– Я рад, что ты согласна сотрудничать, но все же ты не очень поняла кто я, Кончита, – его губы были прямо рядом с ее ухом, но не касались кожи. Он нащупал колючую веревку на ее талии.

– Вот оно в чем дело, Кончита. Ты решила, что ты любишь боль? – и, извернув длинный костяной коготь острой стороной перерезал ее, словно она была сделана из сахара, а не из пеньки. – Никто на самом деле не любит боль, Кончита. И ты ее тоже не любишь. Я тебе это докажу.

Ее дыхание перехватило от ужаса, отвращения и ожидания. Теперь она лежала в раскрытом платье, оголенная, полностью доступная. Но пес не торопился насиловать свою жертву.

– У нас впереди вся ночь, Кончита. Я хочу услышать твою историю, – она вздрогнула и напряглась, когда почувствовала его руку на своем теле – он начал гладить ее. Еле прикасаясь, он проводил кончиками пальцев, спрятанными под длинными жесткими когтями, по ее спине.

– Пожалуйста… – слезы с новой силой полились из ее глаз. – Не надо.

– Я ничего не делаю тебе, Кончита. Просто глажу. Так как же ты докатилась до такого? Порядочная девушка из скромной итальянской семьи…

Он говорил и говорил, тихо и вкрадчиво прямо над ее ухом. Он рассказывал в подробностях всю ее жизнь. И его голос, а может быть слова, которые он произносил, неожиданно начали действовать на женщину совершенно необыкновенным образом. Любое тело не может все время находиться в напряжении, особенно истерзанное нервным потрясением. Незаметно, постепенно, она начала расслабляться. Прикосновения стали ощущаться острее и кожа стала отвечать на них мурашками. Почувствовав это, пес расширил сферу своих маневров, начав прикасаться к бокам и груди. Затем и к бедрам. Он не теребил, не царапал, не хватал ее – а просто нежно поглаживал. И все говорил, говорил.

– Прекрати… – шептала она, но собственное тело стало каким-то чужим, неподвластным ей. Оно вдруг стало отзываться не на ее мысли и приказы, а на его гипнотические движения.

Вот его рука скользнула вниз по животу и женщина снова встрепенулась, дернулась, сжалась. Она приготовилась к грубому внедрению жестких колющих пальцев в ее святая святых, куда уже много лет не допускалось ничто и никто. Страх и слезы снова охватили ее. Она дрожала.

«Все немножко сложнее, чем я думал. Ну ничего».

Он плотнее прижался к ее спине теплым крепким торсом и осторожно прикоснулся губами к нужным, уже вычисленным во время поглаживания точкам на спине и шее. Он почувствовал, как волна энергии зародившись в глубине его живота прокатывается по его телу, поднимая волоски на шкуре и захлестывает женщину, заставляя ее потерять контроль над собой. Он умел заражать возбуждением. Умел растопить, расслабить, захлестнуть страстью. В этом и был его маленький секрет, обнаруженный уже давно, еще во времена обучения. Он не знал, как это делает, и не смог бы объяснить – просто умел.

– Я по-прежнему ничего тебе не делаю, Кончита.

У нее неожиданно закружилась голова. Все тело обдало жаром, ноги подкосились. Действительно, вопреки ожиданию его рука снова только гладила ее. Нежно прикасаясь к лобку и тонкой коже в углублениях между ногами, не пыталась проникнуть внутрь.

– Ты не девственница, Кончита. Нет, ты даже была замужем, – продолжал нашептывать он. – Как порядочная девушка, ты вышла замуж за того, кого тебе указала семья. Он был груб с тобой, Кончита? Ты поэтому испугалась сейчас, он брал тебя сразу, с болью, без подготовки?

Она неожиданно для себя закивала в ответ. Его слова били в самую цель, именно так – с болью, без подготовки.

– Бедная девочка… – его рука мягко массировала ее половые губы. – Ты ведь заставила его сожалеть об этом?

– Да, – ей действительно захотелось ответить, захотелось рассказывать. Она открыла глаза и сквозь туман головокружения в них мелькнули черные бесы. – Я заставила эту свинью пожалеть о каждой секунде моих мук. Заставила сожалеть о его гордыне.

Расслабление неотступно завоевывало все новые области ее тела, а от клитора вверх и вниз разливалось ласковое удовольствие, которому не хотелось сопротивляться.

– Он был обуян гордыней, Кончита, – он не спрашивал, а утверждал.

– Да! Вы все, мужчины, так гордитесь, что рождены с пенисом! Поклоняетесь ему! Бросаете в жерло его похотливого удовлетворения своих жен и дочерей!

– Все мужчины…. – она не заметила, в какой момент его пальцы стали проглаживать внутреннюю сторону ее половых складочек. Ей было горячо.

– Все мужчины! С самого детства! Мальчишки! Как только взросление касается их молодых душ, они превращаются в похотливых членистоногих! Они распускают руки! Они начинают смотреть на девочек, уже не как на людей, а оценивать их тела, примерять на свои грязные фантазии!…

Тут она почувствовал, что в лоно ей ткнулась горячая упругая округлость кончика его члена.

– Нет, НЕТ! Не смей! Ты животное! – она попыталась увернуться, хотя преодолевать горячее томление собственного тела оказалось тяжело и попытка была довольно слабой. Пес по–прежнему крепко держал ее, прижав теперь к ящичкам стола и ее ноги.

– Не двигайся, Кончита. Я ничего тебе не делаю, я не двигаюсь, просто стою. Я не хочу случайно сделать тебе больно, так что не двигайся, – действительно он просто уперся в нее, словно прижал упругую дверь к ее входу. И продолжал ласково поглаживать. – Рассказывай дальше, Кончита. Расскажи про мальчишек. Кто из них был самым мерзким?

Ее зубы сжались.

– Кристофер. Кристофер Муан был самым мерзким дьяволом из всех. Шестнадцатилетний подонок, он постоянно ухмылялся. Все время подшучивал над сестрами учителями, над невинными девами, демонстрировал свою зрелость!

– Ты наказала его, Кончита.

– Да. О, да, я наказала этого гордеца! Я заставила эту свинью любить таких же свиней, как он сам!

– Ты скормила его свиньям, Кончита?

На секунду она запнулась. Он слегка отстранился от нее и она с удивлением обнаружила, что под плотной дверью его члена в ней скопилась целая волна жаркой густой влаги. Когда он прижался снова, она задохнулась, потому что теперь практически вся головка скользнула внутрь. Женщину обдало волной жара. Он не двигался, не давил, ее мягкая плоть просто сама расступилась и впустила его в себя. Она охнула и опала на стол.

– Ты скормила его свиньям? – повторил он свой вопрос, не изменившись в тоне.

Она замотала головой, растрепывая волосы.

– Нет. Я… я закопала его на скотном дворе. Он заслуживал это. Он визжал как свинья.