Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»

– Понятно, – он не двигался, но продолжал поглаживать пальцами ее клитор. – Он получил по заслугам, этот дрянной мальчишка. А когда же ты поняла, что тебя возбуждает чужая боль, Кончита?

Она хорошо помнила этот момент.

– Когда я увидела, как кричит тонущий мальчик. Я связала блудливые руки этого сорванца за спиной и держала его в яме, залитой водой. Я… я держала его обожаемый пенис на рыболовных крючках, пока он цеплялся за жизнь.

– Очень хорошо, Кончита. Ты хорошая девочка, – с этими словами он слегка надавил и без труда проник глубже в нее. Женщина застонала. Ей не было больно. Больше того, она наконец-то ощутила то вожделенное тепло внутри живота, которое ей приходилось добывать мелкими крупицами ценою чужих страданий. Она ощущала, как его член внутри ее пульсирует, испещренный толстыми кровеносными сосудами, но не внедряется, не пробивается дальше, не принуждает ее принять себя. Она задыхалась от ощущений, которыми наполнилось ее тело. – Теперь я хочу, чтобы ты взяла перо и записала все, что ты делала.

– Я не могу… – простонала она.

– Постарайся. Бери перо и пиши, – он пододвинул к ней те самые фотографии, что лежали на столе и перевернул их обратной стороной. И, прикоснувшись обжигающими губами к ее щеке, снова запустил руку в жаркую щель между ее ног, вызвав судорогу по всему ее телу. – Пиши коротко и точно. Про всех. Тогда я продлю твое удовольствие.

Она писала долго. С трудом, словно сквозь сон, выписывая крупные красивые буквы признаний ярко–алыми чернилами. Пес все это время умело поддерживал в ней огонь, медленно продвигаясь все глубже, заполняя собой все ее пространство. Он чувствовал, как мышцы ее влагалища сокращаются вокруг его члена, сжимают его изнутри и удовлетворенно отметил, что женщина уже начинает незаметно для самой себя двигаться, вторя своим внутренним импульсам.

– Все! – зло и гордо выплюнула она слова, бросила ручку на пол и смахнула туда же исписанные фотографии, которые разлетелись, словно пачка жутких открыток. – Вот твое покаяние!

Пес улыбнулся и пробежался рукой по ее груди.

– Нет, это еще не оно. Но ты молодец, Кончита. Ты все сделала правильно.

Теперь он, наконец, вошел в нее до конца. Скользнул мягко, настойчиво. Стон вырвался из ее груди. Ей по-прежнему не было больно. Он двигался, очень коротко, неторопливо, выверено и аккуратно, быстро доводя ее до экстаза. Чудовищное возбуждение накатило волнами, захлестнуло, накрыло ее с головой, и впервые в жизни ей не было больно, а было просто хорошо. Она стонала, ее тело раскраснелось, расплылось по столу, превратилось в податливую глину. Она не контролировала собственные движения, Фаусту пришлось сконцентрироваться и терпеть, потому что волны этого изголодавшегося по ласке тела набирали обороты. Она сжимала его, скользила, вбирала, обдавая все новыми всплесками жара и солоноватой нежной влаги. Она полностью отдалась своим импульсам, и, конечно, эта игра с собственной природой довольно скоро довела ее до своего естественного финала. Буря ощущений захлестнула ее неожиданно и сильно, так что она закричала, а ему пришлось снова с силой прижать ее ко столу, потому что тело женщины выгнулось в какой-то сумасшедшей судороге. С трудом переждав это невероятное волнение, от которого у него самого закружилась голова, Фауст почувствовал, как ее бедра рефлекторно и конвульсивно сжимаются, и слегка вздрогнув от томной сладкой боли в паху, отпустил сдерживаемое семя и наполнил чашу ее вожделения. Тихонько постанывая, настоятельница обмякла под ним и, вышибленная из мира непривычными чувствами, отключилась. Пес усмехнулся и вышел из ее тела.

Он прошелся по кабинету, восстанавливая дыхание и наслаждаясь приятными откатами. В этот момент из-за туч выползла огромная полная луна и залила всю залу холодным серебристым светом. Он собрал раскиданные листки с признанием и просмотрел их. Всего жертв было семь. Она честно указала имена и обстоятельства смерти каждого мальчика, приписав в конце каждой отповеди «Он это заслужил». из-за спины послышался всхлип. Он обернулся. Кончита пришла в себя и теперь развалилась на тяжелой дубовой плите, глубоко дыша и подставив лицо сиянию луны.

– Я прожила эту жизнь зря… – она провела кончиками пальцев по животу. – Все это время, столько сил, столько боли, а оказывается, можно было это получить и так…

– Мда. А вот это – то покаяние, которого я ждал – удовлетворенно сказал пес. – Это называется оргазм, Кончита. Жаль, что ты поняла это только теперь, когда все кончено.

Она недоуменно воззрилась на пса.

– Я же сказала, что согласна на суд! И написала все, что ты простил!

– Да, но суда не потребуется. Эти признания не для меня нужны. И умрешь ты за другой грех. Ты ведь по-прежнему не догадываешься, кто я.

Он опустил руку в тень, и из нее с мягким шелестом материализовалась изогнутая коса. Пес изменился. Теперь назвать его стройным или красивым или вообще мужчиной было невозможно – это был зверь. Жуткий, беспощадный, с когтями и зубами. Страх, куда больший, чем все, что она испытывала прежде, мистический ужас перед ликом умирания охватили душу женщины.

– Скажи, настоятельница, ведь когда после очередного убийства ты начала молодеть, ты решила, что это Знак Божий? Одобрение, святость, снизошедшая к тебе свыше как награда за праведность твоей войны? – прорычал он и начал приближаться.

– Т-ты Судья… – прошептала она, беспомощно закрывая лицо руками.

Величественные залы главного кафедрального собора заполнились рыком, визгом и стонами уже совершенно иного характера.

Ночь накрыла дождливый город темным одеялом. Фауст закурил и подставил разгоряченное лицо дождю. Тело млело и наслаждалось. После хорошего секса и качественно проведенной казни даже ливень не смог бы его огорчить, а мелкий дождик даже радовал и обострял чувственность. Мелкие капли не могли смыть с колючей шерсти кровь, но смягчали и размазывали ее. Главный собор за его спиной тянулся к темному небу ярко подсвеченными шпилями готических башенок, словно руками, вымаливая прощения за свои не самые святые будни. Но теперь это было в прошлом. Пес удовлетворенно подумал ,что это редкий случай, когда после его действий в местности действительно что-то может поменяться и притом к лучшему. Потом он достал из кармана письмо, которое пришло вместе с наводкой и перечитал его еще раз.

Дорогой Фауст!

Проезжая по административным делам через Стикс я справился на твой счет у кураторов и узнал, что ты тут поблизости, в серой зоне. Данное письмо высылаю до востребования, на случай если немилосердная судьба занесет тебя в этот мрачный оплот средневековья. Я имею ввиду Дродорф. Но раз ты это читаешь, ты уже и сам все понял про это место.

Так вот, дабы скрасить твое пребывание в сем скорбном городе, дарю тебе одно интересное сведение.

Примерно с год назад, когда судьба оказалась немилосердна ко мне, и я сам топтал лужи в этом гнезде порока, взор мой упал на настоятельницу местного кафедрального собора, мисс Кончиту Конивралле. Должен сказать, что эта набожная мадам уже тогда имела полную голову весьма специфических тараканов и наворотила дел с отягчающими обстоятельствами, которых хватило бы на две смертных казни по гражданским законам. Приведу пример – она является главой местной религиозной школы для подростков, и под ее мудрым руководством уже произошло более 16 случаев членовредительства у детей, четверо без вести пропавших и три несчастных случая с летальным исходом. Анубисы шепнули мне по секрету, что эти несчастные случаи касались в основном многократных случайных напарываний половыми органами на длинные острые и режущие предметы и поедания стекла. Однако, она имеет серьезное влияние на глав администрации города (боюсь даже предположить каким образом, но они упорно покрывают ее) и поэтому федерального одобрения или направления ее дело не получило. Мой же скромный опыт подсказывает, что рано или поздно она начнет из детей «сосать».

Так что, малыш, зайди в церковь, проведай монашку и будь хорошим мальчиком. И если я оказался прав в своих подозрениях – наслаждайся.

Поддерживая нашу с тобой игру, задание твое назначаю таким: ты должен добиться от нее покаяния.

Твой друг,

S.

Пес усмехнулся, представляя себе Снейка, с его надменной аристократической улыбочкой, быстро выводящего каллиграфические буквы старомодным пером. Затем, пользуясь окурком, тщательно сжег письмо. Вытянул руку, сосредоточившись на неестественной шероховатости на верхнем небе, и практически сразу почувствовал ткнувшуюся в ладонь бархатную морду лошади. Связь между ними была настолько крепкой, что ему не нужно было даже звать ее. Его персональный призрак прекрасно чувствовал малейшие колебания желаний своего хозяина. Леденящий душу вой и быстрый цокот копыт по мокрой мостовой прокатились по каменным улицам старого города, пробуждая каждого, кто знал мадам Кончиту, госпожу настоятельницу головного собора Дродорфа, поселяя страх, отрезвляя, встряхивая и напоминая, что час покаяния рано или поздно наступает для всех.

Глава VI. Опасность всюду.

Выехали ровно в 6. Кошка без лишних слов устроилась досыпать свое на мягком заднем диване и благополучно продрыхла до полудня. Лошадь несла громоздкую, похожую на катафалк фирменную КСную колесницу совершенно не напрягаясь. Широкое бороздчатое днище судна парило в дюжине дюймов над дорогой, повинуясь малейшему изменению в траектории движения синего чудища. Другие всадники, коляски, телеги, колесницы и даже редкие машины старались убраться с их дороги, завидев фирменный ромбик КС-СМЕРТЬ на матовом обтекаемом фасаде. Потом Фауст свернул с оживленной магистрали на довольно безлюдное шоссе, чтобы немного срезать путь через краешек серой, вулканической пустыни.

Довольно долго Кира работала. Фауст то и дело слышал быстрое щелканье клавиш биобука у себя за спиной, шуршание бумагами и невнятное бормотание. Часам к четырем это бормотание вылилось в витиеватое досадливое ругательство, после чего кошка перелезла вперед и плюхнулась в бархатное кресло рядом с ним, задрав ноги на приборную доску, и уставилась в круглое, переходящее на крышу окно.

Кобыла без устали шла полным галопом, выбивая тяжелыми, подбитыми металлическими скобами копытами искры из каменистой дороги. Фауст привычно сжимал глянцевые пластиковые узды в одной руке, положив вторую на отполированную деревянную ручку управления высотой с выгравированным на набалдашнике черепом. Моторчик тихо свистел, радио шипело и плевалось на грани слышимости, отказываясь ловить нормально хоть какую-нибудь волну. Высаженные вдоль тропы чахлые тополя мелькали практически сплошной серебристой стеной, а позади них стелилась до самого горизонта сухая ровная гладь всех оттенков серого цвета. Эта часть дороги проходила через Долину мертвых.

– Расскажи мне о своей работе, кошка.

Кира смерила его взглядом и покачала головой.

– Не надо пытаться сблизиться со мной, пес. Мы договорились. Не нужно делать вид, что тебе интересно. Я, конечно, благодарна за попытку, но это лишнее. Перед Волфтейном я твое усердие обязательно подчеркну.

Фауст покачал головой, собирая в кулак все свое терпение.

«Взяла и огрела! Я вот искренне, между прочим, спросил. В этот раз. Не выспалась что ли. Или не получилось чего и злится теперь».

– Во-первых. Волфтейн и так будет доволен, даже если я привезу тебя в багажнике с кляпом во рту – ты жива, – теперь была его очередь мерить ее взглядом. – Во–вторых, как ты могла заметить, у нас за окнами невероятно увлекательный пейзаж, который до вечера существенно не изменится и если честно, то я просто засыпаю последние полчаса. Поэтому, пожалуйста, поговори со мной немного, желательно о своей работе, чтобы не нарушить наших обоюдных личных границ и не выйти за рамки делового общения.

Кошка насупилась и уставилась в окно. Молчание затягивалось, и Фауст как можно более мягким тоном продолжил.

– Что ты делаешь переносной энэргометр я понял. Только не понимаю, причем тут театры и концерты.

– Эмоции, – она слегка запнулась, но, прочистив горло, все же ответила. – Мне нужно набрать образцов разных Форм и занести в его базу. Формы чувств и эмоций чаще всего встречаются в людных и культурных местах. Формы природных сил я уже набрала раньше, весь прошлый и позапрошлый год я моталась по миру. Я сначала сама собирала эту штуку из подручного. Частно, как хобби. Мне природа Форм всегда была интересна. Хоть это уже биоэнергетика… но я пришла к такому выводу, что в мире, сотканном из энергий, в любом случае рано или поздно упрешься в науку об энергиях.

Сначала она говорила, тщательно подбирая слова, будто пытаясь объяснить теорию относительности имбицилу. Фауст молчал, не желая ни открывать карты раньше времени, ни лишать кошку чувства умственного превосходства, которое, как он отметил за время их знакомства, для нее почему-то было очень важно. Но через какое-то время, как и подобает поглощенному своим делом ученому, она увлеклась. Теперь речь ее превратилась в воодушевленный монолог, наполнилась бурной жестикуляцией и сопровождалась горящим взглядом. Поглядывая на кошку то в зеркало заднего вида, то краем глаза, пес поймал себя на том, что его лицо непроизвольно растягивается в умиленной улыбке. Примерно в ту же секунду и она это тоже заметила и тут же оскорблено замолкла. Скрестила на груди лапы, нахмурилась и оттого распушилась, то есть стала выглядеть еще более потешно.

– И что ты лыбишься, гад?

Пес пожал плечами, решив не отпираться.

– Ну нравится мне, когда люди проводят жизнь, занимаясь любимым делом, Кир. Радуюсь я этому, когда вижу. Так значит, ты вывела гриб, способный различать базовые энергии, из которых сплетен наш мир?

– Формы, да. Архитипические первообразные потоки сил.

– И более мелкие энергии и эмоции?