Хроники Нордланда. Пепел розы

– Одну скирду успели в грангию заложить. – Кивнул Кальтенштайн. – На две недели хватит. Есть прошлогоднее сено, солома, овса довольно. Полно репы и моркови, горох прошлогодний есть.

– А дальше?..

– А дальше, – вздохнул тот, – скота станет меньше. И людям, и защитникам крепости нужно есть. Об этом не беспокойтесь, ваше высочество.

– Ты все-то не выпивай, сестре оставь, поросенок! – Услышал Гарет, мельком глянул: молодая женщина поила из глиняной кружки детей молоком только что подоенной козы. И снова задумался о том, куда мог отправиться за помощью Гэбриэл. Получалось: или к эльфам, или в Гармбург, встретить кардинала и привести его с людьми сюда. К эльфам было дальше, но безопаснее. В Гармбург было ближе, но теперь, понимая всю напряженность обстановки, учитывая близость Дракенфельда и Лавбурга, предательство Мэйхью, Гарет считал, что для Гэбриэла отправляться туда, даже вдвоем с эльфом – самоубийство.

– Могло быть гораздо хуже. – Видимо, чтобы подбодрить его, заметил Кальтенштайн. Гарет вздохнул. Как говорит его брат: могло, да. Каким бы ни был исход, герцогство ждут голод, смута, и масса сопутствующих проблем. И как герцог, он привычно начал рассчитывать про себя средства, возможности… И фоном для этих невеселых расчётов оставались напряженные мысли: куда рванет Гэбриэл? Он ведь отважен и дерзок до абсурдности. Он на все способен, его Младший. Абсолютно на все. Даже собрать небольшую ватагу из невесть, каких наемников, и заявиться под стены Кальтенштайна уже завтра. Гарет, не особенно на это надеясь, принялся подсчитывать в уме, сколько времени Гэбриэлу понадобится, чтобы привести сюда эльфов – если они пойдут, конечно, – и сколько – чтобы добраться до Гармбурга и привести сюда подмогу оттуда. Получалось – не меньше двух недель. Дождутся. Если, конечно, корнелиты не пойдут на приступ. А если пойдут – если они эти приступы переживут. А если переживут… От этих мыслей лицо Гарета постепенно становилось таким же, как у его спутника.

После долгих размышлений и разговоров, поступить решили так: друзья разделятся, и Марк, как наименее известная в лицо личность, с двумя школярами отправится в порт, чтобы нанять рыбачью шхуну до Валены. Эта шхуна будет ждать в бухте неподалеку от университетских стен, и Гарри, Кир и Флер сядут на нее в последний момент. Тоже переодетые разумеется – девочку переодели в мальчика, даже подстригли. Флер притихла. Она имела собственное мнение о происходящем, о чем, разумеется, никому не сообщала. Девочка привыкла к тому, что ее считают глупой девчонкой и не слушают, распоряжаются ею: иди туда, сюда, будь здесь… А она уже не глупая девчонка, она не дура! Она достаточно большая, чтобы спуститься со скалы на веревке – а кто бы знал, как это страшно! Она ведь справилась, и брата нашла, и всех спасла. И что?! А ничего! Ей не только спасибо не сказали, ее вообще ни во что никто не ставит! Когда она открывает рот, чтобы что-то сказать, ее или вообще не слышат, словно она место пустое, или одергивают, иди, мол, не мешай. И Флер для себя все решила. Она вернется к маме. Пусть Гарри и его друзья делают, что хотят, а она будет с мамой. Мама в плену, среди чужих и злых людей, и у девочки больно сжималось сердечко, когда она думала об этом. Мама у нее такая хорошая! Добрая, веселая, любящая. Она знает столько волшебных сказок, большую часть которых сочиняет сама! И все ее сказки такие добрые, волшебные, и в то же время трогательные; они рождают в сердце ее дочки огромное желание маму защитить и беречь. Даже ее акцент вызывал во Флер недетскую нежность, усиливая ощущение хрупкости, ощущение «не от мира сего». Флер порой даже злилась на Фиби, которая, становясь взрослее, все чаще ссорилась с мамой и даже ее гобелен пренебрежительно называла «пылевой тряпкой», утверждая, что никогда в жизни не станет тратить время и силы на столь бесполезное занятие. А Флер восхищалась маминым гобеленом. На нем их замок даже лучше, чем настоящий! Мамочка переживает о ней, Флер. – Думала девочка, и слезы текли по щекам. – Она в плену, и не знает, что ее дочка и сын живы. Пусть Гарри делает, что хочет, ищет союзников, зовет на помощь – а она, Флер, будет с мамой! Она ее успокоит и защитит.

Привести план в исполнение оказалось невероятно легко. Шагая с нею и Киром по узкой улочке Фьесангервена, ведущей к бухте, Гарри про нее словно бы и вообще забыл, вполголоса переговариваясь со своими спутниками – Папаша Ури выделил им четверых сопровождающих, – и обсуждая какие-то подробности их дальнейших планов. Флер осторожно отстранилась от брата, готовясь. И как только появилась такая возможность, бросилась со всех ног в боковую улочку.

– Флер, стой!!! – Опрометчиво закричал Гарри. Девочка даже не обернулась.

В деревеньку Дичь Клык и Ветер, неразлучная парочка, приехали под вечер. Вообще-то, они знали, что поживиться там особо нечем, слишком близко она была от Найнпорта и Редстоуна. Там и кур-то почти не осталось. Народ бежал из нее со страшной силой, больше половины домов стояли заколоченными. Но их последний рейд по дальним деревням вышел настолько неудачным, что с собой они почти ничего не везли, и надеялись разжиться хотя бы свежими овощами. Огурцы, горох, ревень – все это уже вовсю плодоносило, а с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Ягодный для Поймы Ригины год для юга обернулся настоящим бедствием: чем ближе к Красной Скале, тем хуже взошли посевы, и тем больше всякой вредоносной нечисти угрызало деревья и скудные всходы. Вокруг замка, на скале, на кустарник и даже на лопухи напали какие-то странные жуки, большие, продолговатые, с металлическим блеском и специфическим запахом; они обглодали дочиста все, что росло, начиная с сирени и заканчивая подорожником. Барон отправлял слуг и даже своих любимцев собирать и жечь этих жуков, но тщетно: зелень не спасли. И Барр ничего сделать не смогла, не углядев здесь никакой магии. В самом замке было как-то особенно много нынче пауков, многоножек, двухвосток, мокриц и какой-то еще неведомой кусачей твари, они заползали в постели, падали в еду и питье. Барр грешила на лесную ведьму. Пусть та не может видеть ничего за пределами своего леса, но отправлять оттуда своих вредителей вполне способна. Вот только опознать ее магию и найти способ борьбы с нею Барр пока так и не смогла. Она могла их сжечь, но горели они, гады, вместе с тем, на чем сидели и по чему ползали.

Деревенька Дичь, находясь так близко к Красной Скале, страдала от нашествия ползучих тварей так же, как и Редстоун. И, спешившись на окраине и привычно нырнув через полосу лопухов и лебеды на грядки, Ветер скоро издал разочарованный возглас:

– Вот «»», а?!

– Эй! – Окликнул его Клык, и таким голосом, что Ветер проглотил все вопросы и споро вернулся на дорогу.

– Тихо! – Поднял руку Клык. Ветер прислушался. На другом конце деревни выла собака.

– Ну, и че? – Спросил Ветер. – Собачатина воет. Ты че, я собак не ем и есть не буду, иди на фиг!

– Да ты что, не понимаешь?! – Клык выглядел озадаченным. – Нет? Еще послушай!

– Ничего не слышу. – Признался Ветер, но и он вдруг ощутил какую-то тревогу. Что-то было не так, прав Клык – тишина какая-то… неправильная. Вообще-то, как только они появлялись на улицах любой деревеньки в Пустошах, – а Клык и Ветер оставили себе привычную униформу Красной Скалы, – как вся деревня вымирала, люди прятались, прятали детей и животных. Но полукровки чувствовали живое присутствие, страх, общую напряженную эмоцию. Здесь же все словно вымерло.

Не совсем. Собака выла. И чувствовалось какое-то присутствие, какое-то недоброе внимание.

– О, кошак! – Снимая напряжение, обрадовался Ветер. Их в башне осаждали крысы, наглые до ужаса, воровавшие и портившие значительную часть их добычи, и Ветер давно хотел обзавестись кошкой. Даже припас для этого торбу с завязками – те кошки и коты, которых он ловил и пытался привезти домой прежде, удирали от него ловко и изобретательно.

– Держи торбу наготове! – Азартно сунул ее Ветер Клыку, и направился к крупному черно-белому котяре с умильным:

– Кыся-кыся-кыся! Иди сюда, поганец, вкусняшку дам!

Кот, о, диво, бросился к нему, как к родному, с отчаянным плачем. И вырываться и не подумал, напротив, прижался к нему, норовя втиснуться подмышку или еще куда. В торбе отчаянно закричал, но быстро притих.

– Он же чей-то! – осуждающе произнес Клык.

– Да ну тебя, – фыркнул Ветер, – достал ты с совестью своей… И откуда ты среди нас взялся-то такой, а? – Он оглядывался. То, что в деревне было так пусто, ему определенно нравилось: что-нибудь, да раздобыть получится. В их положении ничто не лишнее. Гнутый гвоздь, и тот пригодится.

Воющая собака вдруг взвизгнула отчаянно и притихла. Теперь насторожился и Ветер. Обнажил короткий меч, сжал в руке, черпая уверенность от ощущения его рукояти. Они с Клыком переглянулись, и Клык тоже обнажил меч.

Плохого они не ждали: оба решили, что нарвались-таки на своих бывших дружков. Но это их не особенно пугало; они отлично знали, что в драке те не многого стоят. Да и отбрехаться всегда был шанс, недовольных новыми порядками на Красной Скале среди любимчиков Хозяина становилось все больше, а отношения у Клыка, спокойного и незлобивого, были нормальные почти со всеми. Авось, думал он, даже драться не придется.

Драться, в самом деле, не пришлось. Во всяком случае, не с бывшими товарищами. На главной деревенской площади – маленькой, на одном конце которой находилась небольшая церковка святой Клары, на другом – кабак, и посреди – лавка, Клык и Ветер застали картину, ужаснувшую даже привычных к крови и трупам обитателей Красной Скалы. Здесь произошло какое-то жуткое побоище, валялись вперемешку трупы людей, лошадей, собак, коров и коз, повсюду были даже птичьи перья. Кто-то, или что-то, не просто убивало, но рвало тела на части. Двери в кабак и в лавку были выломаны, вырваны, окна разбиты и местами тоже вырваны вместе с рамами, а то и с частью кладки. Кони захрапели, чуя кровь, заволновались, артачась и не желая ступать на брусчатку площади, запятнанную кровью.

– Смотри! – Дрожащей рукой указал Ветер. У дверей церкви, оставшихся целыми, валялись три тела в знакомой черной одежде.

– Наши… что ли? – Нервно сглотнув, спросил Клык.

– И это тоже, – отмахнулся Ветер, – еще смотри… – Он не договорил. Из-за церковной стены появилось… что-то. Оно было похоже на человека – ну, в целом. Только кожа его была цвета жженой умбры, такие же волосы, руки были длиной почти до земли и украшены острыми и длинными когтями, глаза полыхали бледно-зеленым огнем, а в оскаленном рту белела масса белых острых щучьих зубов. При виде них тварь зашипела и ринулась к ним, так шустро, что Клык даже не успел понять, насколько это страшно и противоестественно. Заорав, он бросился ему навстречу и, увернувшись от броска длинной руки, полоснул мечом по горлу. Ветер, бросившись ему на помощь, налетел на чудовище с другой стороны и принялся колоть и кромсать его со спины изо всех сил, при этом вопя так, словно кромсали его самого. Тварь уж давно не дергалась и не хрипела, а они еще рубили и кромсали ее, на всякий случай отрубив голову и лапы. Остановились, тяжело дыша и опираясь друг о друга.

– Чё… это… было… – Выдохнул Ветер.

– Хер… его… знает… – Клык утер лицо, попятился от тела. – В жизни… такого… не видал… – И бросился к ближайшему плетню: его рвало. Ветер поймал коней, поглаживал, успокаивал – лошади нервничали, храпели, выкатывая белки испуганных глаз. Кот жалобно мяукал в мешке.

– Смотри, – повторил Ветер, – у дверей-то, среди наших, голые пацаны валяются. И это-вот, оно того, раненое было… Хрен бы мы его уделали…

– Церковь целая. – Морщась и нервно сглатывая, сказал Клык. – Там, внутри, поди, есть кто.

– Да и хрен с ними! Поехали скорее отсюда!

– Ты держи коней, я посмотрю… – Клык, не обращая больше внимания на протесты и угрозы своего приятеля, пошел к церкви.

– Эй! – Постучал он в двери. – Эй, есть кто живой? Вы того, выходите, сваливать отсюда надо!

Ответом ему была гробовая тишина, и внутри, и снаружи. Даже насекомых, кузнечиков там, или мух, не было слышно.

– Клык, поехали отсюда а?! – Почти взмолился Ветер, которому было дико страшно. Клык уже пошел в его сторону, когда ему почудился позади какой-то звук. Дернувшись, он резко развернулся.

Волкодав, их приятель, сваливший с Красной Скалы первым, был крупный, спокойный, мрачноватый полукровка, нелюдимый, сильный и молчаливый. Такие редко, но попадались среди выкормышей Хозяина Драйвера: чуждые его идеям и стойкие к ломке и промывке мозгов. Не то, чтобы он думал иначе, просто ему все это не нравилось. Как и Арес, Волкодав был добродушным и не склонным к насилию парнем, при этом очень красивым и сильным, ради чего в свое время и попал в Домашний Приют под именем Бальдр. У него были золотые руки и жадная до действия и работы натура, он не желал ни драться, ни мародерствовать, ему хотелось стать кузнецом. И здесь, в Гремячем, он, не покладая рук, трудился над созданием собственной кузни. Жаль, научиться было не у кого, он вместе с Клыком или Ветром – один всегда оставался дома, – ездил по деревням и внимательно рассматривал кузни, попадавшиеся им во время налетов, как там все устроено, что там есть и как работает. Кое-что и крал, не без того. Пока что и кузни у него, как таковой, не было, и работать в ней он не умел, но мечта его, большая и светлая, не меркла и подстрекала действовать и искать. В мечтах он ковал роскошные мечи, бесподобные кинжалы и ножи, и слава о нем гремела по всему острову… В реальности, правда, до этого было очень далеко. Но он не отчаивался. Вот выберутся отсюда, попадут на Север, там он обязательно пойдет в ученики к какому-нибудь мастеру.

Ну, а пока нет парней, можно и девчонку потискать. Никому из них и в голову не приходило уединяться для этого; вечерами, сидя у очага, они пускали ее по кругу, не прекращая при этом болтать и пить пиво. Но Волкодаву почему-то больше нравилось заниматься этим, когда никого больше рядом не было. Можно было и фантазию включить, благо, девка была послушная и безропотная. Как скажешь, так и встанет или ляжет, что скажешь, то и сделает. Волкодав любил что-нибудь эдакое… ну, к примеру, он – рыцарь, а она – монашка. Или еще что. Она, к примеру, эльфа, а он… В общем, таким и в самом деле лучше было развлекаться наедине. Ну их, Клыка и Ветра с их комментариями и подначками! Так и норовили присоединиться и все испортить, в балаган превратить. Волкодаву хотелось романтики, красоты какой-то, чистоты… Хотя бы и выдуманной. И он требовал от Клэр, чтобы она изображала из себя неискушенную девочку, которая ничего не умеет, ничего не знает и вообще…

В этот раз парней не было долго. Больше трех дней. Волкодав всласть успел наиграться, поработать, и даже начать волноваться. Да и скучно стало. Но того, что Клык и Ветер вернутся не одни, а с кучкой крестьян, он ну вообще не ожидал и даже представить себе такого не мог! На коне Клыка ехала дряхлая тощая бабка, прижимающая к себе какие-то узлы и хмуро взирающая на полукровок, на коне Ветра – четверо чумазых малышей непонятного пока пола, в одинаковых грязных рубашонках и одинаково стриженных под горшок. Пешком с парнями пришли священник, низенький, полноватый, бледный и дерганый, и три бабы, две молодых и одна постарше. Увидев это сборище, поднимающееся на холм, Волкодав выронил из рук лопату и застыл, не в силах издать ни звука. Бабы нервно поглядывали на него, стискивая какие-то пожитки, увязанные в холщевые мешки, жались к коням.

– Это… – Набрав воздуху, возмущенно произнес Волкодав, – это… чего?!

– Это из той деревеньки, Дичь которая. – Пояснил Клык виновато. – Там у них такая хрень случилась… Короче, – он увлек Волкодава за собой, чтобы крестьяне его не слышали, – сваливать надо в Элодис отсюда. Эти дайкины говорят, что их деревенька – не единственная. На них напали такие уроды, что тебе и во сне такие не приснятся. Карги, это так, фигня. Там и упыри какие-то были, мы одного с Ветром замочили, и то потому, что он того, это, раненый уже был. А привели их наши. Понял?.. Они этих привели, а эти на них сами же и напали. Сначала деревенских порвали, вместе со скотиной и собаками, а потом и наших порвали.

– А дайкинов-то нахрена притащил?! – Яростно прошипел Волкодав. – С ума рехнулся?!

– А мы их в Элодис с собой отведем! Ну, типа, мы их спасли, мы это, хорошие парни, все такое. Чтобы там нас того, не приняли за мародеров каких.

Волкодав помолчал, соображая. Кивнул:

– Ну, ладно. Мозги у тебя есть, хорошо. Но почему валить-то?

– Не понимаешь? – Яростно зашипел Клык. – Эти уроды – с Красной Скалы! И главное – что наши их удержать не могут! Это хуже каргов, понял?! Когда мы его замочили, он не в крысу превратился, это, не в собаку… Не-ет, Волкодав, он стал одним из нас. Только дохлым. И по ходу, давно.

– Чего?!

– Что слышал! Я даже знаю этого парнишку, он из Конюшни… был.