С точки зрения вечности. Sub specie aeternitatis

Вверх поднимались слаженно, почти строем, и всю дорогу резвились – восторгались, пели песни, травили байки, и так шли, пока не выдохлись. Остановились около маленькой, ничем не примечательной постройки – не то избушки, не то сарайчика. Здесь не было, конечно, ничего достойного внимания, но жара и свежий морской воздух сделали своё дело, и все посыпались на землю, как горох.

Время подходило к обеду. Внизу шумела вода. На противоположном склоне паслось стадо коз.

Миша лежал в траве, подложив под голову футболку и укрывшись сверху кепкой. Рядом сидела Наташа Епифанова и с интересом смотрела на его то поднимающийся, то опадающий живот, а потом как хлопнет ладонью. Миша приподнял кепку.

– Кого ждём? – спросила Наташа.

– Ну, можешь спускаться, – пробурчал Миша, недовольный тем, что его потревожили так невежливо. – И все, кто желает…

– А ты?

– А я вылетаю следующим рейсом, – отрезал Миша и опять закрылся.

Ввиду того, что шеф на время снял с себя полномочия, расходились все вразнобой: кто-то остался загорать, кто-то, напротив, поспешил к обеду… Полчаса или час спустя возле избушки осталась только примятая трава, да козы, равнодушно жующие свою жвачку.

Потом появились трое погонщиков на лошадях и с гиканьем и свистом стали сгонять стадо вниз.

Марине надоело ходить строем. Она присела в стороне тропинки, чтобы вытряхнуть песок из кроссовок, да так и осталась сидеть, задумавшись, глядя на мир вокруг сквозь опущенные ресницы.

Этот мир был наполнен красками, звуками и запахами, совсем непривычными для городского жителя, и в то же время такими знакомыми и родными, что, сидя неподвижно, сроднясь с природой, Марина казалась самой себе выступом утёса или кустом, внезапно выросшим у дороги.

Поперёк дороги промелькнула чья-то тень, и перед ней бесшумно нарисовался Резников. Он бесцеремонно уселся рядом, заглянул Марине в лицо и захохотал. Она не реагировала, всё ещё продолжая быть кустиком. Тогда он уселся напротив, точь-в-точь скопировав её позу, и начал тяжко вздыхать, явно её передразнивая.

Марина лениво открыла глаза:

– Иди отсюда, Васька, чего уставился? Откуда ты вообще взялся?

– Пошли вместе, а то ещё потеряешься. Тут вон, смотри, джигиты на конях скачут. Бросит поперёк седла – и поминай, как звали.

– Какой ты надоедливый, – недовольно пробурчала Марина, однако опасливо покосилась на гарцующих невдалеке незнакомых мужчин. Остальные ребята уже ушли далеко вниз, даже голосов не было слышно.

– Штё?

Марина встала. Василий тоже подскочил, как пружина.

– Вот и умница. Сразу бы так. Руку давай!

Он протянул свою растопыренную пятерню, схватил её за руку и, не дав опомнится, помчался по крутой извилистой тропинке.

– Резников! Пусти! Ненормальный!

Но он только хохотал, как безумный, увлекая её за собой. Куда они мчались, не разбирая дороги, Марина не понимала. Он свернул на едва приметную тропинку, которая вилась между скал, и теперь упрямо тянул Марину куда-то вверх.

– Куда ты меня тащишь? Мы не так шли! – но она сопротивлялась только на словах, подхваченная как безвольный листик мощным ураганом его воли. Чувствовалось, что он ориентируется среди всех этих стёжек-дорожек с такой же лёгкостью, как в лабиринтах метро, и у их пути есть какая-то цель. И, наконец, они её достигли. Ничего не объясняя, Василий просто притянул Марину к себе, закрыл своими ладонями её глаза, поставил её впереди себя, провёл так немного, а затем убрал руки… Марина охнула и невольно отступила на шаг: перед ней, окружённая со всех сторон высокими скалами, зеленела роскошная поляна, похожая на огромную малахитовую чашу. Лёгкий тёплый ветерок гнал огромные бесшумные волны от края до края, а на их поверхности дружелюбно качались пёстрые головки цветов. Вокруг не было ни души, только высоко в небе парила какая-то птица. Зачарованная небывалой красотой, Марина не чувствовала в этот момент, что голова её покоится на груди у Резникова, а его руки крепко обнимают её за плечи.

– Боже мой! – тихо прошептала она.

Никто из них впоследствии не мог вспомнить, был ли это только миг, или они стояли так долго, вместе любуясь открывшейся им красотой, потому что с той минуты, как они увидели эту зачарованную поляну, время перестало существовать. Помнилось только, как они вместе устремляются вниз, с радостными криками, точно две диковинные птицы, и падают, падают, кувыркаясь и радуясь, в эту душистую, нехоженую траву… Наверное, это был тот самый вход в иной мир, который иногда вдруг открывается избранным, навсегда наполняя их души какой-то нездешней радостью, пока они там, и нездешней печалью, когда они, неведомо как, оказываются вновь за его пределами. Но пока что они были там, они были там вдвоём, и целиком подчинились законам этого неведомого мира, где всё было просто и волшебно, где воздух был напоём веяньем древней магии, неведомых культов, ушедших культур и – неповторимым очарованием детства. Они баловались и кувыркались, плели венки и одевали их друг на друга, теряли друг друга в высокой траве и находили вновь… Но оставим их одних – пока они так счастливы.

В лагере между тем произошёл небольшой переполох по поводу прибытия ещё одной группы – из Питера, и это наполнило жизнь обитателей лагеря весёлой вознёй, как будто повторялся вчерашний день: снова ставили палатки, снова кто-то что-то потерял и не мог найти, снова слышались крики приветствия, завязывались новые знакомства, а старые друзья радостно устремлялись друг другу навстречу.

Впрочем, не все, не все… Один из вновь прибывших – высокий черноволосый красавец – бродил между палатками как неприкаянный, с удивленным лицом. Не будет преувеличением сказать, что вся женская половина лагеря, затаив дыхание, следила за его передвижениями. Парень был слишком, вызывающе красив – этакий принц, мечта девичьего сердца. Покружив по лагерю, но, видимо, не обретя того, кого искал, он подошёл к Парижанке.

– Девушка, я тут слышал фамилию Резников… (точно, как раз перед этим Славик сказал: «Поколочу этого Резникова, он опять свистнул мой фотоаппарат!»). Хотя обед давно уже прошёл, отсутствию Золотиловой и Резникова никто не придал значения. Заметили, что нет Марины – любительницы поесть. Да и Резников где-то затерялся. В те дни как-то совсем не связывалось – Марина и Василий, это звучало всё равно, что… нитка и кочерга.

Парижанка не поняла вопроса. Она решила, что это попытка привлечь её внимание, и проговорила с уклончивой благосклонностью:

– Ну и что? Фамилии разные бывают.

– Разумеется. И что этот Резников – какой он из себя?

– Какой? – Ира остановилась взглядом на любознательном незнакомце и вдруг улыбнулась: – Да на тебя здорово похож, только немного пониже и поминиатюрнее.

– Ага! Такой худой, кудрявый и приставучий?

– Точно.

– И где же оно есть?

– Я точно не знаю. Но возвращаться он должен вот по этой дороге.

Долго не раздумывая, Володя (так звали нашего принца) отправился в указанном направлении, однако дорога, сколько мог видеть глаз, был пуста. Впрочем, за многие годы он привык прислушиваться к внутреннему голосу, и теперь этот голос настойчиво посылал его вперёд, точно обещая какую-то награду. Конечно, встреча с другом детства, с которым не виделись полгода, была сама по себе наградой, но казалось, к чувству предвкушения радостной встречи примешивается что-то ещё – какое-то непонятное то ли волнение, то ли беспокойство, Володя сам понять не мог, но что-то точно гнало его в спину. Он целеустремлённо продвигался вперёд по совершенно безлюдной тропинке, как вдруг услышал крик, за ним другой – и уверенно устремился на голос. Это был чей-то детский, немного капризный голосок, который звал:

– Вася! Василий! Ну, где ты? Ну, я так не играю! Вася! Я боюсь! Ва-ась!

Случилось так, что и Володя прекрасно знал это место – это был их давний секрет, когда их ещё детьми вывозили летом в солнечный Крым из туманного Питера. Он уверенно пошёл на голос, и вскоре вышел на поляну, в который раз на миг остолбенев от открывшейся перед ним в узком проёме скал красоты. Сначала ему показалось, что поляна пуста, но вскоре сверху он заметил – там, на поляне, по колено в траве стояла невысокая девушка, в нескольких шагах от неё схоронился Василий. Володя отлично видел сверху его согнутую и точно приготовившуюся к прыжку фигуру. Этот узкий проход среди скал – как брешь в стене времени. И как будто не было этих долгих лет учёбы и возмужания, и они опять дети – охота началась. «Как обычно!» – успел подумать Володя, вихрем слетая вниз.

Марина обернулась на шум, да так и застыла, во все глаза глядя на неизвестно откуда взявшегося стремительно приближающегося гиганта, так странно похожего на куда-то исчезнувшего Резникова. В голове тут же всплыли альпинистские ужастики про чёрного альпиниста. На миг её объял суеверный страх. Хотелось крикнуть, но голос не слушался, и ноги точно приросли к земле. Но дальнейший сюжет развивался по оригинальному сценарию: когда незнакомец оказался всего в нескольких шагах от неё, из травы вдруг выпрыгнул живой Резников, и оба, свалившись в траву, начали бить и тузить друг друга, сопровождая свои действия пыхтением и воинственными выкриками. Этот великан совсем подмял под себя Василия. И тут Марина вдруг очнулась. С криком: «Не трогай его, дубина!» она отважно бросилась на незнакомца и вцепилась ему в шею, в волосы. Но тот оказался увёртливым, как уж: секунда – и Марина повисла в воздухе, смешно дёргая ногами и продолжая кричать. А Василий, вместо того, чтобы вскочить и ринуться ей на помощь, катался по траве, схватившись за живот, и корчась от конвульсивного смеха. Чьи-то руки плавно, как в лифте, опустили Марину на землю. Она подскочила, точно резиновый мячик, и с распахнутыми во всю ширь глазами обернулась к своему обидчику. Он смеялся вместе с Резниковым, но встретив её взгляд, вдруг странно притих. А Марина смотрела на него во все глаза, позабыв даже, что стоит перед живым человеком: казалось, перед ней была ожившая статуя какого-то античного божества. Заметив её восхищение, Володя спросил:

– Ну, как, девушка, нравлюсь? Зачем же вы меня так немилосердно побили?

Приподнявшийся было Резников снова рухнул на землю от нового приступа хохота. Глядя на него, не могли удержаться от смеха и Володя с Мариной. Наконец, все понемногу успокоились. Василий поднялся, отряхнулся и церемонно произнёс:

– Разрешите представить: Володя Григорьев, друг детства. Ну, вот ты сама видишь, какой. Жаль, что ты его немного потрепала… надо было больше! – он снова рассмеялся. И они стукнули друг друга по рукам. – А это Марина. Вот… Ты на неё не обижайся!

– А я и не обижаюсь. У женщин поступки всегда опережают мысли.

Марина фыркнула. Василий выразительно взглянул на друга, как бы рекомендуя ему воздерживаться от подобных комментариев, а потом обернулся к ней:

– Философ! Не обращай внимания, – что Марина и восприняла буквально: не сказав больше ни слова, она отвернулась от обоих и пошла по проложенной в траве тропинке прочь. Друзья смотрели ей вслед.

– Ну, как тебе? – спросил Василий. Володя выставил вперёд большой палец и коротко произнёс:

– Во! – Они опять хлопнули друг друга по рукам, обнялись и счастливо рассмеялись.

– Что-то от тебя долго не было вестей. Заинтересовал меня своими исследованиями, а затем – тишина.

Володя пожал плечами: