С точки зрения вечности. Sub specie aeternitatis

– Надо сказать: Васенька, ты такой милый, добрый и хороший, пропусти меня, пожалуйста, хотя мне и не очень хочется от тебя уходить.

– Васька! – вместе с улыбкой в её голосе послышалась угроза.

– Ладно, последнюю часть пока можно опустить.

Народу у Миши, кажется, стало ещё больше. Марину встретили весёлыми возгласами:

– О, Мальчонка! А мы решили, что ты запасаешься влагой на неделю, как верблюд в пустыне. Вон Таквоша уже бегал к проводнику предупредить, что вагон может остаться без воды.

Сергей предложил Марине свои колени, но она заупрямилась. Впрочем, настала пора расходиться, чтобы не тревожить других пассажиров.

Пока Паша старательно намывался, Сергей и Марина стояли у открытого окна в коридорчике и беседовали, перескакивая с одного на другое. Слова и мысли мелькали, как предметы за окном.

– Нет-нет, Серёжа, надо уметь забывать всё плохое. И прощать. Без этого счастья быть не может.

– Мне в жизни пока мало в чём везло. Вот только с тобой повезло здорово.

– Спасибо, Серёжа. Только ты мне таких вещей не говори. Мне уже и так сегодня сказали, что вы меня избаловали.

– Что правда, то правда, но кто посмел?

– Мне сейчас представилось: вечер, луна, и вода такая тёплая-тёплая… Помнишь, как тем летом мы бегали купаться по ночам? И Юрка.

– А к нам Резников подселился – ты знаешь? По-моему, он неплохой парень, да?

– Не знаю, но без него было бы скучно.

Вышел Паша, и они замолчали.

– Всё у них секреты, секреты, – пробурчал Паша обиженно.

– От тебя, Пашенька, никаких секретов. Мы говорили о том, какая ты прелесть и как мы все тебя любим, когда ты не упрямишься и не мучаешь нас своими философствованиями. Чао!

Нет, вы как хотите, а я на слишком подробные описания не отважусь. Во-первых, иной раз не относящиеся к делу подробности только мешают, и чем больше знаешь, тем труднее разобраться. Во-вторых, в первый же день нашего прибытия в Крым произошло одно событие, из-за которого я на время выпустил Маринку из поля зрения. Поэтому не буду врать и путать сам себя. Буду довольствоваться тем, что помню, видел или знаю от непосредственных участников события.

Встреча моей жизни произошла как-то негаданно-нежданно. А вышло так: мы сидели на обочине дороги и загорали в ожидании автобуса. Вдруг из-за поворота выходит девушка – вся такая эффектная, одета с иголочки и с малюсеньким рюкзачком. По неписаным альпинистским законам в горах здороваться полагается со всеми, а здесь какие никакие, а всё ж таки горы. Ну, а эта идёт, задрав хорошенький носик и ни гу-гу. Лёня Красовский приподнялся и, галантно изогнув свой стан, спрашивает:

– Девушка, скажите, где дорога на Париж?

Незнакомка взглянула на него недоуменно. Глаза зелёные! И что-то пробормотав не по-нашему, прошествовала мимо. Какой конфуз!

– Братцы, это по-каковски же она меня? Максимка, ты у нас пылеглот, переведи!

– Да вроде по-французски, – отозвался Рудюков, – только что-то я не понял, что она сказада, слишком уж неожиданно всё вышло.

Пока мы это обсуждали. Появилось ещё четверо: двое парней – один маленький, другой долговязый, и две девушки. Увидели нас, заулыбались вежливо, сразу видно – иностранцы, и одежда на них сплошь фирменная, и рюкзаки какие-то – не чета нашим, обтрёпанным. Я, во всяком случае, ещё таких не видел. Мы давай Максима теребить – надо же налаживать контакты. Сами встали все, подровнялись. Его вперёд вытолкнули. Ну, он и сказал им – здравствуйте, мол, товарищи дорогие – на их родном французском языке. Они от удивления даже улыбаться перестали – видно, не знали, как и начать. А тут – такая встреча! А Максим приободрился, и как пошёл чесать. Как пошёл! Те опять заулыбались, но как-то кисло, а мы от гордости за нашего Максимку даже покраснели, пошли им руки жать, а они только молчат да кивают, а потом одна из них – губошлёпенькая, с хвостиком – и говорит с хохлятским акцентом:

– А мы не понимаем, вы уж извините…

Долго мы хохотали все вместе, а уже успокоившись, перезнакомились. Оказалось, они из Харькова, в Крыму – первый раз, только два дня назад приехали. Парнишки у них тоже альпинисты, а девчонки так – туристочки, приехали на Крым посмотреть. Сразу видно, хорошие ребята, свои в доску, а рюкзаки сами шили, и одежду. Спрашиваем, а что же та, первая, не с вами? Она с нами по-французски заговорила.

– Это она всем так говорит, чтобы не приставали, только не по-французски, а так, болтает. У неё и прозвище подходящее – Парижанка. Вообще-то она Сорока, но Парижанка, конечно, лучше звучит.

Всего их было шестеро: маленького звали Женя Холмогоров, он у них был вместо командира, его долговязый друг и помощник – Витя Хоричевский, третий – Стёпа Бузыкин – остался в их лагере. И девчонки – уже известная нам Ира-Парижанка и две подружки – Таня и Лена, но о них я ещё много буду говорить. Наше столь комическим образом завязавшееся знакомство показалось нам таким приятным, что мы, забыв про автобус, пошли с нашими новыми знакомыми на место их стоянки, где и расположились сами.

Глава вторая. Лена

Темнота нахлынула сразу, как будто кто-то набросил сверху ватное одеяло. Вокруг было тихо, веяло морской прохладой, а на берегу яркой точкой выделялся костёр.

Сергей, Паша и Максим возвращались к костру после купания. Берег в этом месте был довольно крут, поэтому картина чёрной крымской ночи с крохотным глазком огня и приглушёнными голосами возникла несколько неожиданно. Все трое остановились, завороженные мерцающим блеском.

– Братцы, красотища! Вот, вроде, и привычная картина, а каждый раз как в первый раз! – поделился своими наблюдениями Максим, который не любил многозначительного молчания, как и молчания вообще. А Ослик вздохнул:

– Маринку бы сюда – пусть бы потом запечатлела. Фотоаппаратом этого не заснимешь.

– Кстати, где она? У костра ведь её не было.

– Наверное, спит! Она ж всегда засыпает с курами. А я, когда проходил мимо вашей палатки, там в темноте очень соблазнительно торчали чьи-то миленькие пятки. Хотел пощекотать, но потом подумал – а вдруг как незнакомые? Она ведь поселилась с этими харьковчанками.

– Почему она? Вдвоём с Аллочкой.

– Знаете, у меня предложение. Давайте её вытащим на свет Божий!

Сказав это, Паша заулыбался так, словно ожидал специальной премии за изобретательность. Максим и Сергей снисходительно усмехнулись, но Паша попал в самую точку: после купания по телу разливалась приятная бодрость, настроение поднялось, и всем хотелось немного пошалить. Они недолго пошептались и, стараясь не шуметь, направились к лагерю.

В темноте палаточный городок, выстроенный незамкнутым прямоугольником, показался каким-то незнакомым, к тому же ребята подошли к нему с другой стороны. Максиму сначала показалось, что в одной из палаток бледно тлеет огонёк – то ли свечи, то ли карманного фонарика, но пока они спорили и решали, в какой стороне находится палатка харьковчанок, огонёк исчез. В конце концов, так и не определившись, решили разделиться и каждый пойти в свою сторону, проверить собственную версию и сойтись здесь же для обсуждения результатов.

Та самая палатка, где по наблюдениям Максима что-то мерцало, досталась Сергею. Он бесшумно, как ему казалось, подобрался к самому входу и присел, прислушиваясь. Из-за плотно сомкнутых створок не доносилось ни звука, но в палатке явно кто-то был. Подождав минуту-другую, Сергей тихонечко потянул полог на себя – надо же было заглянуть вовнутрь – и тут цап! – кто-то схватил его за руку.

– Марина? – растерянно окликнул он. Откуда-то из угла палатки послышался знакомый заливистый Золотиловский смех, а из темноты совсем близко выплыло чьё-то лицо с глазами, тёмными, как ночь, и негромкий мелодичный голос произнёс:

– Нет, Лена. А теперь ты, ночной воришка, назови своё имя.

Вот так в моей жизни появилась Лена. Говорят, здорово было заметно, что она появилась, хотя я сам ещё какое-то время продолжал считать, что со мной всё в порядке.

Она была неуместна здесь – спокойная, медлительная, величавая. Фигура у неё была создана явно не для спорта, а для материнства – с широкими бёдрами и при этом тонкой талией. Спортивная одежда сидела на ней как-то неловко, но оно и к лучшему, так как эта неловкость хотя бы отчасти скрывала её красоту, которую иначе трудно было бы вынести. Ещё у неё были черные, тяжелые, невероятно густые волосы, с которыми ей было не так-то легко справляться в походных условиях нашей жизни.

Я помню, что впервые осознанно подумал о Володе, впервые заметил его, как нечто отдельное и стоящее внимания именно тогда, когда по случаю чьего-то вопроса он отозвался о ней: «А, эта мадонна!» Наверное, он сказал это с долей иронии, но я в тот момент этого не уловил. Я был счастлив и благодарен ему: слово найдено! А я-то мучился – кого же она мне напоминает?! Да, мадонна – вот она кто.

На следующее утро я везде отыскивал её глазами и постоянно следил: где она? Что она? В лагере была обычная для первых дней утренняя неразбериха, какое-то хаотическое броуновское движение, и только неукротимый нрав Миши Каратаева и его мощный голос вносили в этот хаос видимость порядка.

А в это время по дороге нашим вчерашним маршрутом к лагерю двигалась группа из пяти путешественников. Одна мысль с тех самых пор не даёт мне покоя – она сидит во мне точно гвоздь, забитый по самую шляпку. Наверно, ещё с тех времён, когда я читал Майн Рида и Фенимора Купера и мечтал о ковбоях, мустангах, драках и подвигах, у меня вошло в привычку размышлять: а что было бы, если бы… Вот и здесь я сколько раз пытался себе вообразить, а что было бы, если бы эти пятеро прошли мимо? Если бы они не нашли нашего лагеря? Да, позже я узнал, что Володя знал о нас, о том, что мы со вчерашнего вечера в Крыму. Но ведь мы должны были быть совсем в другом месте! Кто-то потом говорил мне, что у Коли был бинокль… а вот не было бы у Коли бинокля – и что тогда? Да ничего, скажу я вам. Дело в том, что не случай выбирает нас, а мы выбираем случай. У Маринки была теория, отпускающая все грехи. Она говорила, что судьба (надеюсь, среди нас нет таких, которые отрицали бы очевидное, пускай и невероятное?) – диктатор, и что как бы человек не трепыхался, пытаясь увильнуть и устроить всё по-своему, судьба управляет им. Но это ещё не всё. По-золотиловски, судьба – это не какая-то потусторонняя мистическая сила, а сила наших же, подчас неосознанных, желаний. Человек сам тянет себя за волосы и, если ему захочется, будет продолжать тянуть, даже если увидит перед собой пропасть. Но вот когда он провалится в эту пропасть, что вполне естественно, то начинает винить судьбу. Всё очень просто. Закон сохранения энергии в действии. Иначе, говорила она, куда же исчезает гигантская сила наших не исполнившихся желаний? Ведь это же реально существующий, хотя и тонкий, вид энергии, который в одном случае приводит к поступку, а если поступка не произошло? Я часто спорил с ней по молодости лет, воспринимал многие вещи, как забавные, хотя сама она всегда относилась к ним серьёзно. Теперь, оглядываясь назад, на наполовину прожитую жизнь, я вынужден с ней согласиться.

Глава третья. Новые старые знакомые

Первый день в Крыму – это рай для всех желающих. Кроме москвичей, здесь уже были ребята из Харькова. Новые группы всё прибывали.

Все веселились так, словно были под хмельком. Миша Каратаев предложил «прогуляться» по горам – просто так, в честь приезда.